Я Быков!
Один из лучших писателей современной России – эксклюзивно для «В»
Один из лучших писателей современной России – эксклюзивно для «В»За несколько дней во Владивостоке Дмитрий Быков (приехавший в наш город вместе с Захаром Прилепиным, Дмитрием Муратовым по приглашению «Новой газеты») успел не только полюбоваться на красоты города с моря, но и развернул, можно сказать, мощную просветительскую программу: прочел лекцию студентам-словесникам, затем отправился в одну из владивостокских школ, где попытался объяснить старшеклассникам, в чем величие романа «Война и мир», побывал в книжном магазине и на встрече с читателями…
Сцену общения со школьниками посчастливилось наблюдать корреспонденту «В». В том, что едва ли пять человек из двух десятков держали в руках роман, а читали в лучшем случае двое, сомневаться не приходилось. И тем не менее к концу урока с некоторыми из явно ленивых, не желающих утруждать мозги старшеклассников Быкову удалось наладить контакт. Во всяком случае, может быть, именно они после этого импровизированного урока по-настоящему поймут, что такое великий роман и в чем его величие… Впрочем, сам Дмитрий Львович в этом абсолютно уверен. Не навязывайте черную икру– Это же наша задача: сделать чтение не столько увлекательным сюжетно – роман «Война и мир» для этого мало пригоден, сколько показать, в чем конкретная польза прочтения. К примеру, человек, прочитавший «Войну и мир», поймет, как в России правильно жить: так, чтобы тебя не сразу убили, чтобы ты добился любви и что-то понял. Это такой четырехтомный путеводитель по главным правилам русской жизни. Побеждает не разум, а сила, не расчет, а самоотречение, не ум или красота, а радикальность и крайность всех жизненных проявлений. Это русские правила, и чтобы понять их, хоть кто-то да прочтет роман. Хорошо написанный роман «Анна Каренина» – там все концы сведены с концами, а «Война и мир» – огромный уродливый глубоководный краб, передвигающийся боком, и тем не менее это гигантское, великое произведение. Вот надо показать, что великое не тождественно хорошему… Если бы с этими детьми я часа три повозился да еще пару раз наорал, чтобы они не отвлекались и не трындели, они бы сначала испугались, а потом бы им стало интересно…Собственно, я был готов к тому, что дети очень смутно знают содержание «Войны и мира». И поведение их на уроке не смутило. 
Когда я пришел преподавать в школу «Золотое сечение», меня кинули сразу на самый трудный класс, там были абсолютно – по меркам этой школы – отпетые люди, класс, состоявший из тех ребят, которые даже сами уверились в своей репутации мрачно безнадежных. В таких случаях срабатывает простой педагогической принцип: ребенок любит уважать себя, ему нужно за что-то себя уважать. Уважать себя за то, что ты знаешь литературу, намного проще, так как не требует знаний математических, нужно лишь читать и думать. А трудным детям литература особенно нужна, для них это аптечка, она позволяет многое понять. И когда я стал преподавать в этом классе, моя задача-минимум была научить их нескольким словам, употребляя которые, они могли бы себя уважать: «когнитивный диссонанс», «социальная проблематика», «деменция» и так далее. Есть закон языкового погружения: если ты два часа с ребенком говоришь на некоем языке, на третьем часу он начинает поддерживать разговор, оперировать теми словами, которые произносишь ты. И когда после месяца моего преподавания один мальчик сказал историку, что он с ним концептуально не согласен, историк остолбенел, но само слово ему понравилось. Метод работает: надо дать ребенку поводы, опоры для самооценки… Когда ребенок считает себя умным, это очень хорошо. А мне повезло – это оказался очень умный класс. Я работал с ними три года, выпустил – и мне было с ними очень интересно. Да, отличники все понимают и все читали, а эти пусть и не читали, но могли выдумать. – Этот рецепт применим к тому, чтобы вернуть детей к чтению?..– Слушайте, ну что за проблема-то? Мы все сидим и думаем, как вернуть человека к черной икре. Вот есть ведро черной икры, а он ее не жрет, у него нет привычки! И мы с ведром и ложкой бегаем за ним, швыряем в него этой черной икрой, говорим: жри, сволочь. Это не метод, навязать икру невозможно. Надо дать понять, что она вкусна и питательна. Надо как-то объяснить, почему это важно ему, почему это престижно – потребление черной икры… То же с литературой. Покажите детям, что весь мир потребляет русскую литературу и считает это икрой. Более того, у России две статьи экспорта (баб отметаем, поскольку это не экспорт, а самовывоз): сырье и литература.Един во многих лицахВот так – вопреки всякой логике – наш разговор с одним из самых титулованных современных писателей России пошел не на высокие, а на весьма практические темы… Впрочем, чему удивляться, Дмитрий Быков живет в самой гуще, он и фельетоны стихотворные злобные пишет, и острые статьи…– Какая из ваших ипостасей: журналистика, писательство, преподавание – вам важнее?– Когда я ем или когда занимаюсь любовью, это две очень разные вещи. Но отказаться от одной ради другой я не готов. Преподаю я по двум причинам: во-первых, я всю жизнь об этом мечтал, это моя наследственная профессия, во-вторых, преподавание – это значит, что ты с молодежью, ты в тонусе всегда, они тебя любят ни за что, подпитывают энергетически. А кроме того, когда ты с ними говоришь, проговариваешь какие-то вещи, получается в голове конспект будущей статьи. Честно? Я всю неделю жду четверга и пятницы, когда у меня уроки… А чему удивляться? Вот прихожу я в редакцию родного «Собеседника». Большинство коллег младше меня, говорить мне с ними не о чем, сижу один в кабинете, бухать мы уже давно не бухаем, я чувствую себя мастодонтом… А вот в учительской мне интересно, я веду интересные разговоры с историком, с математиком, с коллегами-словесниками… Мы собираемся на методобъединения, пишем сценарии капустников… Конечно, это еще и потому, что у нас школа замечательная.Журналистская среда – малообразованная, скажем правду, корыстная и сильно пьющая. А учителя – среда интеллектуалов. Поэтому и понять не могу, как можно, с одной стороны, поднимать престиж профессии учителя, а с другой – как Фурсенко, цедить: у нас 200 тыщ учителей лишних, давайте их сокращать…. Между нами говоря, у нас тут 110 миллионов – лишние, нужны ИМ только миллионов 10: обслуживать трубу и их развлекать. А все остальные – на фиг. Но зачем же так прямо-то?!У нас нет престижа профессии учителя. Это катастрофа. Есть очень небольшой процент серьезно мотивированных людей, как я и моя мать, которые понимают, что эта профессия позволяет дольше сохранять молодость, быть всегда в курсе всего, потому что общаешься с молодежью. Что же до писательства, то я пишу потому, что мне это нравится.
700 страниц в окноПисатель Быков – это особая статья, его книги редко оставляют читателя равнодушными, вызывают бурные дискуссии. И Дмитрия Львовича это очень радует.– Хвалебная критика мне неинтересна, для меня в критике важно одно: интенсивность эмоций. Если моя книга вызывает эмоцию яркую, считаю, что писал не напрасно. Скажем, одна критикесса написала, что роман «ЖД» она выбросила в окно. Конечно, мне жаль того человека, который шел внизу, – в книге 700 страниц, но это лучшая рецензия. Другой автор пишет: мне книгу захотелось разорвать. Молодец! Рви, топчи, некоторые жечь пытались… Это – лучшая критика. А вот если человек брезгливо отложил книгу и сказал: ну, муть какая-то – было бы хуже. – Как возникла идея писать для серии «ЖЗЛ» и почему именно биографию Пастернака вы выбрали первой?– Писать для серии «ЖЗЛ» мне предложили в издательстве «Молодая гвардия». Я с восторгом согласился, потому что видеть на одной обложке свою фамилию и фамилию Пастернака довольно приятно. Книга имела некоторый успех, и меня спросили, о ком бы я еще хотел написать? Я выбрал Окуджаву, а вскоре, думаю, начну писать о Маяковском. Что было труднее писать? Конечно, Окуджаву. У Пастернака все творчество опубликовано, исследований масса, сын его, Евгений Борисович, дай бог ему здоровья, сделал все, что в его силах, чтобы отцовское наследие разобрать и напечатать. А с Окуджавой все очень трудно, ведь все события происходили совсем недавно, все еще очень горячее, одни женские битвы вокруг его имени чего стоят! – Имели ли вы в виду все эти сложности, когда работали над книгой об Окуджаве?– Думал, конечно. Работал с архивом Булата Шалвовича, в котором нашел немало нового. И приходилось быть весьма тактичным и аккуратным, многие вещи, которые мне говорили люди из окружения Окуджавы, я не то что не напечатал, я их постарался поскорее забыть… Но кто бы и что мне ни говорил, у меня была концепция книги в голове: три круга жизни, три периода творчества. Мне важно было только одно: чтобы в эту концепцию не вмешивались. В итоге я так и написал. А дальше пусть разбираются потомки. – Чувствуете ли вы некую популярность как ведущий колонки в «Новой газете»?– По-пу-ляр-ность?! Популярен Дима Билан. А я – нет.– Да ладно. Я знаю, что многие коллекционируют ваши колонки…– Это грустно… Потому что эти стихи заслоняют мою лирику… Но, наверное, время сейчас такое. Пока мне нравится писать сатиру. Это весело. Но если завтра эта рубрика прекратит свое существование, я не огорчусь. Что плохо? Некая популярность этой колонки может создать иллюзию: мол, есть в стране некая прослойка, которая думает, как ты. На самом деле те, кому это смешно, прикольно, случись что, сдадут при первой возможности. Я не льщу себе мыслью, что создаю общественное мнение. На самом деле общественному мнению нашему на все плевать.
– Расстраивает ли вас некая тягомотность российского общества?– Нет, не расстраивает, она предоставляет трамплин для выхода в другие некие измерения. Сразу становится понятно, что русская общественная жизнь – бессмысленна, что этим жить нельзя, что надо заниматься чем-то другим и совершенствоваться в преподавании, в литературе, в воспитании детей, в чем-то вечном. Нужно оттачивать себя… О писательском тщеславииДо литературы как таковой мы добрались только в самом конце беседы. Но и здесь разговор то и дело сворачивал в сторону. Впрочем, даже при таком раскладе беседовать с умным, ироничным Дмитрием Быковым – удовольствие…– Я давно не критик. Вел колонку на «Газете.ру», но бросил. Неинтересно. В современном русском литературном процессе меня сильно огорчает дикое тщеславие писателей. Смотришь – и человек вроде неплохой, и пишет прилично до какого-то момента, но сколько же в нем пены, сколько гонора на ровном месте! Стоит только появится первым гонорарам, первым поклонникам, как в нем появляется эдакая снисходительность по отношению к окружающим, эдакие пальцы веером…И не надо думать, что я завидую. Нет в России такой литературной премии, которую бы я не получил, обвешан ими, как елка, «на спине и то их шесть»… Поэтому я сужу объективно. Как только проявляются гонор, крутизна и спесь, куда-то пропадает главное – литературный талант. И книги становятся все хуже, хуже, хуже… А главное – пропадает самокритика… И хочется закричать: остановись, перестань гордыню тешить, еще ничего не сделано! Русский человек после первого успеха ведет себя так, словно он Бога за бороду ухватил. И это просто объясняется. В России нет систематической карьеры. Она делается либо дуриком, либо убийством, а так, как правильно – методичной работой, такого нет. Поэтому первый успех сносит крышу. Отсюда джипы, культ силы, дурные траты, даже «Челси» отсюда.– Вы находите в книжных магазинах что-то, что вас радует?– Конечно. В Москве очень много приличных книжных магазинов с хорошим вкусом, продающих хорошие книги. И есть издательства, которые издают хороших авторов. Меня, например. Но вот боже меня упаси быть популярным, как Коэльо. Коэльо… (тут идет слово, которое не может появиться на газетной полосе, но очень меткое). Этого я вам не говорил.– Вы признаете женскую литературу?– Она есть, но она другая. Это как женщина – борец-сумо, дорожный рабочий… Это неправильно. Женщина для другого. Но кое-что в литературе у женщин получается лучше. Например, все, что касается болезней, – Петрушевская нам это показала; метафизичности – как проза Улицкой… У женщин хорошо выходит то, что связано с переходным возрастом, например, как у Рубиной в «Когда же пойдет снег», с физиологией, детьми… Неожиданно и очень остро у женщин получается политическая проза – как у Латыниной, Устиновой в «Олигархе с Большой Медведицы», у Рубиной в «Синдикате». Мужчины лучше пишут о трагической любви, войне, богоискательстве… Есть разделение труда. И это хорошо.Я пишу прозу. Некоторые свои книги люблю больше – «ЖД», «Эвакуатор», некоторые меньше. В «Эвакуаторе» у меня женский образ дивно получился. Дивно (причмокивает). Это, кстати, единственный раз, когда я писал про жену. Когда мы поженились с Ириной (Ириной Лукьяновой, писательницей. – Прим. авт.), то поклялись друг другу, что не будем выводить друг друга в своих романах под видом персонажей… Это было 15 лет назад. Но я не удержался, вывел ее в «Эвакуаторе». А она написала меня в ужасно гадком, на мой взгляд, романе «Конь в пальто», где я выгляжу так, что лучше бы она не писала его совсем…– Вы конкуренты друг другу?– Разве что по скорости. Лукьянова работает гораздо медленнее. Мы подсказываем друг другу какие-то источники, читаем друг друга… Детей воспитываем. Мы так давно вместе, что можем догадаться, что скажем в следующую минуту. Хотя не так давно Ирина выпустила книгу рассказов «31 августа», я прочел – и поразился. Даже странно, что человек, столько лет живущий со мной бок о бок, пишет такие неожиданные, грустные и очень хорошие вещи. Радует то, что мои книги стали читать мои дети. Андрей, ему 12, недавно прочел «Эвакуатор». Вообще он пишет стихи, хорошие стихи, что приятно. – В вас заговорил типичный еврейский папа…– К сожалению, я не типичный еврейский папа, еврейский папа дико чадолюбив и тщеславен, одобряет все, что делают его дети. Мне есть чем гордиться, конечно, Женя вот, к примеру, дочь, делает огромные успехи как детский психолог и зарабатывает хорошо. Но я не еврейский папа – я мало вижу детей. Потому что работаю много. Ухожу рано утром, возвращаюсь затемно. Или пропадаю в поездках… КстатиПять книг, которые, по версии Дмитрия Быкова, должен прочесть каждый: «Легенда об Уленшпигеле», «Откровения блаженного Августина», «Повесть о Сонечке» Цветаевой, «Потерянный дом» Житинского, «Человек, который был четвергом» Честертона. А шестая – «Анна Каренина». Справка ВДмитрий Быков – прозаик, критик, поэт, журналист. Сотрудничает с изданиями «Собеседник», «Новая газета», «Труд». Кроме того, преподает литературу в частной московской школе «Золотое сечение». Обладатель множества литературных премий: международной литературной премии имени А. и Б. Стругацких за роман «Орфография», премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга» за роман «Борис Пастернак», премии «Портал» за рассказ «Отпуск».
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ
