От Хасана – к Халхин-Голу

Отрезвление в монгольских степях

11 авг. 2010 Электронная версия газеты "Владивосток" №2778 от 11 авг. 2010
1da088a2feb6097abf4c187d9caf42e5.jpg Отрезвление в монгольских степях Прежде чем остановиться на втором крупном советско-японском конфликте – у реки Халхин-Гол, случившемся в мае – сентябре 1939 года, хотелось бы вернуться к предыдущей публикации «В воздухе пахло грозой…». События на Хасане стали предметом тщательного, скрупулезного изучения в высших политических и военных кругах как СССР, так и Японии.Советское руководство было весьма обескуражено большим числом потерь личного состава, слабостью и неповорот-ливостью наших войск, просчетами высшего командного состава Дальневосточного фронта, прежде всего командующего маршала Блюхера. Образ «малой» войны в песне и словеВ то же время, чтобы затушевать негативный резонанс (как же – Красная армия всех сильней!..), были предприняты беспрецедентные меры, чтобы представить «малую» войну у черта на куличках как образцовый успех советского оружия. Сотни рядовых участников хасанских событий удостоились – они-то как раз заслуженно! – высоких государственных наград, лучшие из лучших стали Героями Советского Союза. Бойцов и командиров чествовали как национальных героев. Для придания соответствующего окраса хасанским событиям на ноги был поднят не только пропагандистский аппа-рат, но и задействованы лучшие творческие силы, в первую очередь Союз писателей и кинематограф. В спешном поряд-ке снимается фильм «Трактористы», песня из которого («Три танкиста») стала, выражаясь сегодняшним языком, самым популярным предвоенным советским хитом. Попутно заметим, что не менее звонким хитом стала еще одна песня из это-го фильма – «Броня крепка и танки наши быстры», но там были слова про Сталина, а это в хрущевское и особенно по-следующее время воспринималось нехорошо, и песня канула в небытие…Настольной книгой советской молодежи в те годы становится роман Петра Павленко «На Дальнем Востоке», герои которого с беспримерным мужеством отстаивают восточные рубежи. Они настолько сильны и отважны, что, скажем, ки-ношные ниндзя в сравнении с ними не более чем пай-мальчики. В общем, в сознание советского человека внедрялся культ исключительной важности дальневосточных рубежей, их незыблемости и неуязвимости. Хотя, повторяем, реальное положение дел было куда серьезнее. Это прекрасно сознавали в Москве, но еще лучше понимали в Японии. Оказывается, «красный сосед» далеко не так неуязвим, как об этом трубит советская пропаганда. А коли так, то надо поддерживать напряжение на границе, благо неурегулированных пограничных проблем хоть отбавляй. Особенно между Монгольской Народной Республикой и са-теллитом Японии, марионеточным государством Маньчжоу-го. Тут-то и был востребован пресловутый план «Оцу», разработанный еще в конце 20-х годов и получивший новый импульс в свете начавшейся в июле 1937 года войны Японии с Китаем. Советский Союз, движимый добрососедскими отношениями, но прежде всего инстинктом самосохранения, заключил с Китаем договор и стал оказывать соседям максимально возможную помощь – военными специалистами, техникой, вооружением. Очень скоро японским военным стало ясно, что это содействие, не предусмотренное в их первоначаль-ных расчетах, грозит надолго затянуть решение китайской проблемы. Забегая вперед, отметим, что так оно в дальней-шем и получилось. А посему следует нейтрализовать северные каналы. Экс-мэр Владивостока и император ЯпонииНевероятно, но, как говорится, факт. Одним из первых инициаторов подталкивания Японии к войне с Советским Сою-зом выступил бывший мэр… Владивостока.Да-да, не удивляйтесь, именно экс-руководитель града нашенского, по тогдашнему – городской голова, Александр Иванович Андогский в конце 20-х годов направил на имя генерала Савада, главы японской военной миссии в Харбине, специальную докладную записку, в которой обосновал перспективность идеи. Проживал Андогский в Харбине, великолепно знал настроения эмиграции, в значительной своей массе мечтавшей о восстановлении статус-кво в России, получал с Родины сигналы о трудностях становления советского режима. В прошлом это был крупный военный, генерал-лейтенант, начальник Императорской Академии генштаба, в годы Граж-данской войны занесло во Владивосток, где в 1922 году был избран – последним! – городским головой при последнем бе-лом правителе Дитерихсе… Андогский покинул Приморье вместе с японцами, очень почитался в Стране восходящего солнца, одно время даже просвещал в военных науках наследного принца и будущего императора Хирохито.Вернувшись в Харбин, вошел в сношения с белогвардейским офицерством, а посему решил ковать железо, пока горячо.В своей записке, найденной в архивах советской разведки видным российским исследователем Дальнего Востока Е. Гор-буновым, Андогский настойчиво рекомендовал, не откладывая дело в долгий ящик, приступить к вторжению в Забайка-лье и на Дальний Восток, используя, конечно, при этом силы белой эмиграции. Переход границы, по его мнению, навер-няка послужил бы сигналом к всеобщему восстанию. Он также советовал оккупировать территорию Монголии – с тем, чтобы превратить степное государство в удобный плацдарм для последующих операций против Забайкалья, конкретно – взять под прицел Транссибирскую магистраль. Исходным районом для этого похода генерал предлагал избрать район Халхин-Гола… Вот, оказывается, кто стоял у истоков «Номонханского инцидента» (так в японской историографии именуется кон-фликт на Халхин-Голе. – Прим. авт.)!Сами японцы еще только прикидывали, где и как развернуться, а им уже услужливо, на блюдечке с голубой каемочкой…Свое послание генерал Андогский сопроводил разработанным им же конкретным планом боевых операций, присово-купил подробные карты местности – кому как не начальнику Академии геншаба знать самые уязвимые места в оборони-тельных рубежах родного Отечества!..Все можно понять: и вынужденное расставание с Родиной, и потерю высокого служебного положения, но чтобы так прислуживать самураям… И кто – боевой русский генерал, к тому же участник войны с Японией 1904-1905 годов! Это уже, извините, за гранью…Любопытно отметить, что совершенно идентичной позиции придерживался видный японский дипломат, в бу-дущем один из руководителей японской разведки генерал Касахара, который, будучи военным атташе Японии в Москве, а посему отлично владевший обстановкой, представил в Главный штаб донесение, в котором, как и Ан-догский, настойчиво призывал не затягивать с решением «северного вопроса». «Воевать с Советским Союзом, – указывал он, – нужно сейчас или не воевать никогда впоследствии…» Но у японских военных и командования Квантунской армии на сей счет были другие расчеты: сначала утвердиться в Маньчжурии, что и было сделано в ходе летней кампании 1931-1932 годов, а уж потом исходя из сложившейся обстанов-ки приступить к решению северной задачи. Номонханский инцидентВ конце 30-х годов на границе – формально советско-маньчжурской, фактически же советско-японской – не проходи-ло недели, чтобы то в одном, то в другом месте не вспыхивали пограничные конфликты. Российские исследователи подсчитали, что в течение военных 1936-1939 годов на Дальнем Востоке было зафиксировано более 500 пограничных «разборок», вызванных в подавляющем большинстве тем, что каждая из сторон считала тот или иной спорный участок своим.Критическая масса рано или поздно должна была дать выход. Началось с того, что в марте 1938 года исследовательская группа из штаба Квантунской армии получила предписание провести топографическую съемку местности в районе высоты Номонхан (Номон-Хан-Бурд-Обо) на границе между МНР и Маньчжоу-го. Делалось это для отвода глаз, на самом деле началась подготовка будущей крупномасштабной опера-ции, предусматривавшей захват Транссиба на участке восточнее Байкала со всеми вытекающими отсюда последствиями – как в целом для советского Дальнего Востока, так и в частности для Приморья. Справедливости ради следует сказать, что планы эти носили отнюдь не сиюминутный характер, но тут – а было это в марте 39-го – инициативу взял в свои руки один из самых оголтелых японских «ястребов» – командир 23-й дивизии гене-рал Комацубара, предложивший «указать красным на их место». Его поддержали в штабе Квантунской армии.Еще свежи были в памяти этих вояк осторожные примирительные действия советской стороны в ходе благовещен-ского инцидента (см. «В воздухе пахло грозой…» от 4 августа. – Прим. ред.), да и исход совсем недавних хасанских боев внушал уверенность, что твердая, а по существу – наглая позиция позволит и на этот раз рассчитывать на успех.К демаркации через горы труповОднако любители помахать кулаками жестоко просчитались. Теперь против них выступил совсем другой противник – хорошо обученный и хорошо вооруженный. Выяснилось, что самолеты у русских теперь лучше, артиллерия тоже, танки быстрее и маневреннее. А самое главное – войсками красных руководят молодые, предприимчивые командиры, воюю-щие не по шаблонам и устаревшим уставам, а исходя из последних достижений военной науки – смело и инициативно.Подробный рассказ о ходе боев не входит в задачу данной публикации, интересующихся отсылаем к мемуарам глав-ного творца победы на Халхин-Голе командующего советской армейской группой, в будущем прославленного маршала Георгия Константиновича Жукова «Воспоминания и размышления».Скажем лишь, что за четыре месяца боев японцы потеряли, по советским архивным данным, 18300 человек убитыми и 464 – пленными из 76 тыс. человек, принимавших участие в конфликте. По подсчетам же японских исследователей, общие японские потери гораздо больше и составили 73 процента личного состава, участвовавшего в боевых действиях, в целом более 50 тыс. человек.По решению вышестоящего руководства Страны восходящего солнца своих постов лишились многие заправилы но-монханской авантюры, в том числе особо воинственные – командующий Квантунской армией Уэда, начальник штаба Исо-гая, командующий 6-й армией Риппо, командир 23-й дивизии Комацубара, заместитель начальника Генерального штаба Накадзима, ряд других старших офицеров.Разгром боев на Халхин-Голе буквально потряс японскую военщину. Уже 9 сентября посол Японии в Москве С. Того от имени своего правительства запросил перемирия…В начале июня следующего года было подписано советско-японское соглашение об уточнении границы в районе кон-фликта, создании комиссии по урегулированию и предупреждению конфликтов, по демаркации границы, а также по на-рушению Японией Портсмутского договора 1905 года.Остается сказать, что спустя еще два года, в августе 42-го, демаркация границы на спорных участках была благопо-лучно завершена.

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ