Даёшь стране угля!

В советские времена в Приморье действовало несколько шахт и угольных разрезов. Шахтёрскими городами считались Партизанск и Артём. В 90-е выяснилось, что весь добываемый уголь непомерно дорог, а работа шахт – нерентабельна. В большинстве разрезов и забоев жизнь остановилась. Сейчас в крае работает только одна крупная шахта – недалеко от посёлка Липовцы. Ежедневно в действующей «лаве № 63» добывается от трёх до пяти тонн угля.

Всё, что добывается под Липовцами – и в самой лаве, или забое (так привычнее нашему уху), и на угольном разрезе открытым способом, отправляется на Артёмовскую электростанцию. Там твёрдое топливо превращается в свет и тепло. Липовецкий уголь покрывает от 30 процентов потребностей Приморья.

Возможно, из-за имеющегося стабильного рынка сбыта руководство шахтоуправления «Восточное» может утверждать: экономический кризис угольщикам не страшен.

– Было время, – говорит директор ШУ «Восточное» Юрий Примачёв, – когда от угля открещивались как от неперспективного вида топлива, говорили о необходимости перехода на другие источники энергии. Но прошлогодние скачки цен на нефть доказали, что угольная промышленность должна работать в качестве основного поставщика топлива для электростанций. Тем более что запасы достаточно велики.

– Только на нашей шахте при нынешних темпах добычи угля хватит ещё на 10 лет, – уверен он. – А ведь есть другие месторождения, которые надо разведывать и осваивать.

В прошлом году с лавы было взято 950 тысяч тонн угля, в этом году шахтёры планируют выйти на 1 миллион 200 тысяч тонн.

– Столько эта шахта не добывала даже в лучшие свои годы, – комментирует Примачёв.
В планах предприятия – выйти на мировой уровень. За счёт инвестиций СУЭКа на реализацию инвестиционного проекта выделено более 135 миллионов рублей – был модернизирован обогатительный комбинат, где используется передовая технология обогащения угля за счёт улучшения его качественных характеристик.

– Повышаются зольность и калорийность угля, – объясняет директор «Восточного». – Соответственно, его энергоёмкость и теплотворная способность. Сейчас мы отгружаем энергетикам уголь зольностью около 40 процентов. Производительность дробильно-сортировочного комплекса составляет 760 тысяч тонн угля в год.

– Потом привыкаешь, – отмахивается от вопросов Сергей Шестак, и.о. главного механика ШУ «Восточное». – В погреб ходили? – сравнивает он. – Примерно то же самое.

Он работает в угольной промышленности около 20 лет. Коллеги-журналисты давно и прочно окрестили таких, как он, «представителями династии», в данном случае – шахтёрской. 39 лет в шахту спускался отец, два брата – горноспасатели. Сергей Шестак смеётся: «Слава богу, спасать им никого не приходилось, серьёзных аварий в шахте не было».

На мой вопрос о том, не думал ли он сменить работу, пожимает плечами: «Жить в горняцком посёлке и работать в другом месте? Где же здесь работать нормальным мужикам, как не в шахте?».

Примерно также ответил на мой вопрос и директор ШУ «Восточное», добавив, правда, свои, «руководящие», аргументы.

– Есть стабильная зарплата, социальные гарантии. Нашим людям мы приобретаем путёвки в дома отдыха, санатории. Детей отправляем в оздоровительный лагерь.

И всё-таки, несмотря на вышесказанное, Юрий Примачёв озвучил проблему: «Престиж шахтёрской профессии упал». Чувствуется нехватка молодых специалистов. Молодёжь под землю не стремится. Сейчас средний возраст работающих на шахте – 45 лет.

Уже позже, в лаве, один из шахтёров поделился: «Мой отец говорил мне: учись хорошо, будешь работать шахтёром. Сейчас я своему сыну говорю с точностью до наоборот: учись хорошо, иначе в шахту пойдёшь».

Однако руководство шахтоуправления старается «переломить ситуацию».
– В этом году к нам пришли двое выпускников университета, на предприятии работает учебный пункт, где готовят проходчиков и специалистов других шахтёрских специальностей. Новая современная техника, установленная в лаве, требует знаний, – сказал директор.

– Что это за оборудование? Как оно помогает в работе? – закидываю вопросами директора.
– Скоро сами всё увидите, – отвечает он.
Итак, нам предстоит спуск в шахту.

Для начала – снаряжение. Одевает нас Лидия Васильевна Зайцева. Окидывает опытным взглядом и тут же выдаёт «костюмчик» и резиновые сапоги по размеру, помогает подогнать каску.

Лидия Васильевна только одна из Зайцевых «Восточного». Здесь же, на шахте, работают её муж и сыновья.

– Мой супруг Геннадий – кавалер трёх орденов шахтёрской славы, он 40 лет работает в угольной промышленности, – рассказывает она с немалой гордостью. – Начинал горным мастером, был механиком, начальником участка. Старший сын – Олег отработал больше 10 лет на участке «Ильичёвка». Второй – Андрей работает до сих пор на участке «Угольный», он комбайнер, проходчик. Слесарем на «Южном-3» работает Саша, четыре года на шахте проработал самый младший – Алёша.

– Так что, – добавляет она, – не понаслышке знаю, что такое провожать, ждать, встречать.
Вспоминает, как однажды у мужа была травма.

– Позвонили по телефону, сказали забрать Гену из автобуса, помочь переодеть. Диспетчер не сказала, что случилось. Оказалось, повредил ногу, к счастью, не сильно. Но испугалась я так, что словами не передать.

Лидия Васильевна признаётся, что страшно было за сыновей, не хотела, чтобы они выбирали эту работу, «отговаривала». Не помогло. Впрочем, выбору детей не удивляется: как иначе?
…Шахтёрский фонарь и «спасатель» (устройство, которое в случае чего поможет дышать), завершают снаряжение. Железная банка с запасом кислорода оттягивает плечо, аккумулятор светильника бьёт по бедру, мешая нормально ходить, а провод, тянущийся от него к самой шахтёрской лампочке, закреплённой на каске над лбом, постоянно падает на лицо.

– Неправильно закреплены, – выносит свой вердикт наш провожатый Юрий Ященко и почти не глядя, цепляет шнур за какой-то крючок на каске, ловко подтягивает и закручивает особым узлом («теперь не развяжется!») ремень на моей талии.

Здесь нет знакомого нам по фильмам и книгам лифта–клети, который увозит рабочих вниз на десятки метров. Лава проходит под горой, вернее, в горе, почти горизонтально, с уклоном всего 3-4 градуса – с севера на юг. Гигантская нора гигантского крота: метра три-четыре от стены до стены, ещё три – в высоту, и 160 метров породы сверху.

Обволакивающая темнота, прорезаемая только узкими лучами наших фонарей, кое-где лужи, перекрытые деревянными настилами, прохладный воздух, совсем не затхлый, а, скорее, свежий…

С провожатым нам повезло. Юрий Иванович (50 лет шахтёрского стажа, из них только «последние пару лет на бумажной работе»)знает здесь всё. Он объясняет, что свежим воздухом лава обязана огромному вентилятору, установленному наверху, который также поддерживает здесь определённую температуру. Рассказывает, в чём отличие одного вида крепи (приспособлений, которые держат потолок и стены)от другого и для чего нужны тазы с водой, стоящие на досках, укреплённых под потолком. Это водная защита, в случае взрыва ударная волна опрокинет их и погасит огонь.

Рассказ бывалого шахтёра вызывает не самые приятные ассоциации.
– А как же в случае чего связаться с теми, кто наверху?
– Да вот же телефон, – будничным голосом, словно объясняя что-то неразумным детям, говорит он и подходит к устройству, похожему на обычный таксофон, снимает трубку и сообщает диспетчеру: «У нас всё нормально».

Ближе к самому забою, тому месту, где непосредственно идёт добыча угля, находится энергопоезд – соединённые между собой тележки на колёсном ходу.
– Сердце лавы, – говорит Юрий Иванович, – он обеспечивает комплекс электроэнергией. На тележках размещаются станции управления, насосные станции, пульты управления и другое оборудование. Эта станция состоит из 14 единиц. Ну, может быть, ещё одна – фуфайки возить, – усмехается шахтёр.

Для Юрия Ивановича нет мелочей – он объясняет всё досконально, придирчиво, почти въедливо. Наверное, это привычка, въевшаяся в мозг, как угольная пыль в ладони.

Наконец мы подходим к самому забою – тому месту, где добывается уголь. Здесь работают две бригады. Первая устанавливает крепь, поддерживающую потолок. Гидравлические «ноги», поднимающие свод, превращают в щепки «кругляк», зажатый между ними и потолком, и исполняющий роль амортизационной подушки. От этого воздух в шахте наполняется хвойным ароматом.

Вторая бригада рубит уголь. Метод незабвенного Алексея Стаханова здесь не используется. Вместо отбойного молотка – комбайн. Его фреза, метров полутора в диаметре, двигающаяся вдоль стены, срезает сразу десятки сантиметры «бурого золота». Срезанный уголь попадает на движущуюся ленту конвейера. Перегружатель «Анжеры» (так по-домашнему, почти ласково называют его шахтёры)доставляет уголь в дробильный аппарат.

– Внутри его вращается барабан с бойками, который лупит по большим кускам так, что они рассыпаются в пух и прах, – образно объясняет принцип действия механизма звеньевой первой схемы Александр Брыков. И, наклонившись ко мне, по-заговорщицки добавляет: «В эту самую дробилку в другой шахте, в другом городе попал рабочий, потом фрагменты тела извлекали…».
Шутка? Шахтёрский фольклор? Правда? Не знаю.

В месяц комбайн проходит вглубь лавы на 100 метров. Когда он выгрызает несколько десятков сантиметров угля, чтобы лава не увеличивалась в ширину, шахтёры сдвигают механизированную крепь сопряжения. Каждая из этих железных букв «Г» выдерживает от 600 тонн нагрузки, а когда она делает «шаг вперёд», порода за ней обваливается.

Процесс добычи угля идёт круглые сутки. Шахтёрский «рабочий день» длится шесть часов, смена происходит прямо на рабочем месте. Заместитель директора по производству Станислав Рой объясняет, что если всё нормально, «комбайнер передаёт управление комбайнеру, горный мастер – горному мастеру, машинист – машинисту».
Как правило, в первую – утреннюю – смену ходят самые опытные – здесь закладывается залог добычи.

Лава, в которой мы находимся, была запущена в январе. В первый месяц шахтёры выдали на-гора 25 тысяч, следующие три месяца – по 30, а в последние два – больше 90.
По словам Станислава Роя, эта лава будет полностью отработана до конца года.
…Уходя, мы желаем шахтёрам удачи. Мужики в ответ морщатся. Мол, примета плохая – удачи как раз и не будет. Есть и ещё одна, связанная с женщинами. Перед сменой с ними лучше не встречаться, а под землёй о них вообще не вспоминать.

В шахтоуправлении «Восточное» сейчас действуют участок открытых горных работ «Восток-2» и подземный участок угледобычи «Южный».

Угольная промышленность Приморского края ведёт свою историю с 1868 года, когда в районе Тавричанки выходы пластов угля были обследованы военными моряками. Интенсивная разработка угольных месторождений края началась с 1896 года. До 60-х годов угледобыча осуществлялась только подземным способом. Максимальный уровень добычи угля в Приморье был достигнут в 1987 году. Начиная с 1988 года в крае происходит спад общей добычи угля с ежегодным снижением объёмов на полтора миллиона тонн. Рецессия отрасли в крае была приостановлена только в 2003 году, когда было добыто 11 миллионов тон угля.

Автор: Анна Бондаренко Валерьевна