Русский язык: мы его теряем!

Важно заниматься сохранением русского языка, прежде всего в России. Такое мнение выразила президент Санкт-Петербургского госуниверситета, председатель попечительского совета фонда «Русский мир», президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, профессор, а ныне и почётный доктор ДВГУ Людмила Вербицкая.

Кому как не ей, известному филологу, консультанту многих политиков, в том числе и бывшего президента Владимира Путина, констатировать, что, к сожалению, именно русские «теряют» свой исконный язык. Об этом и о многом другом Людмила Алексеевна беседовала со студентами Института русского языка и литературы ДВГУ.

– Какая опасность стоит перед русским языком сегодня? Почему возникла необходимость его сохранять?

– Знаете, для русского языка страшны не иностранные заимствования, которые входят в язык, а в первую очередь те просторечные пласты лексики, которые заполняют литературный язык.

– Это огрехи современного образования?

– Судите сами. В СССР было 930 высших учебных заведений, сейчас – 3200. Из них только 640 государственных. Все остальные или коммерческие вузы, или коммерческие филиалы государственных вузов. Разное образование дают в этих учреждениях. Ещё три года назад в совете по образованию, науке и технологиям, который возглавляет президент России, мы поднимали системные проблемы российского образования. Говорили о том, что настоящие знания дают очень немногие вузы. Их не больше 50-70 по России.

– А что в школах?

– Если говорить о русском языке, то сейчас есть огромное количество учебников по этому предмету для средней школы, но нет ни одного, который бы действительно можно было назвать настоящим, который бы представлял очень сложную, но вместе с тем разумную организацию русского языка. Когда несколько лет назад мы проанализировали все школьные учебники русского языка, по которым учатся дети в разных регионах России, то убедились, что лучшим остаётся учебник 1934 года, написанный академиком Щербой.

Сейчас Петербургский госуниверситет заканчивает работу над учебником по русскому языку для средней школы. Над ним работают около 100 сотрудников СПбГУ. Надеюсь, к концу 2009 года он будет закончен и школы получат настоящий учебник, по которому будет интересно познавать родной язык.

– Но ведь проблема и в педагогах. Сегодня педсостав школ совсем не обновляется…

– Да. Даже из нашего Герценовского педагогического университета не более 10 процентов выпускников идут работать в школу. И если преподаватели иностранных языков ещё удерживаются, то учителя русского языка и литературы через год работы в школе уходят. Тому очень много разных причин – социальных, политических… И не всё упирается в уровень зарплат. Вот в Петербурге Валентина Ивановна Матвиенко из средств города доплачивает учителям. И было такое, что преподаватель в школе получал больше, чем профессор Петербургского университета. Несмотря на это, ни один профессор работать в школу не пошёл.

Думаю, причиной тому морально-нравственные изменения, произошедшие в обществе. Ведь представить себе в те годы, когда я училась, что ученик может сказать грубое слово учителю, не говоря о том, чтобы ударить его, было невозможно. А сейчас ведь это факты реальной жизни…

– Сейчас введена система единого государственного экзамена. Есть положительные и отрицательные мнения на этот счёт. Каково ваше?

– Когда обсуждался сам факт необходимости введения ЕГЭ, я была за это. Я хорошо знаю практику работы вузов Петербурга, Москвы и других городов. И дети, которые оканчивают школы в крупных городах, находятся в особых условиях. С 9-го класса они ходят на подготовительные курсы в вузы, очень многие занимаются с частными преподавателями. Когда приезжают ребята из регионов, они, конечно, хуже подготовлены, чем местные дети. Я считаю, что главное преимущество ЕГЭ – это искоренение коррупции в вузах, а главное – равный доступ детей к образованию.

Минусы, конечно, очевидны. Потому что устная форма общения даёт большие возможности. Что касается содержания самих тестов, то могу судить только о тестах по русскому языку и литературе. Они уже претерпели колоссальные изменения и сейчас, в общем, стали получше. Например, один из вопросов первого теста по литературе: какой породы была собака Герасима Муму?.. Сейчас таких вопросов нет, тем более появилась важная обязательная часть – эссе.

– Непонятные языковые процессы сегодня происходят в сети Интернет со всеми этими «Превед, медвед» и так далее… Как вы думаете, может это изменить язык?

– Этот язык называют «албанским», хотя на самом деле он не имеет никакого отношения к настоящему албанскому языку. Я к этому отношусь негативно. И вот почему. Всегда люди стремились к соблюдению одного из законов, который управляет произношением, это закон экономии произносительных усилий. По существу то, что возникает в Интернете, это стремление упростить достаточно сложные правила орфографии. Правилами орфографии и так овладеть нелегко, а нарочито неправильное написание только дезориентирует. Структуру и систему русского языка этот «албанский» не изменит, но вот сложности с овладением языком у пользователей Интернета могут возникнуть.

– Расскажите о своей работе с политическим истеблишментом. Работа оказывается результативной?

– Я полагаю, что депутаты Государственной думы, члены Совета Федерации и другие высокие чиновники должны говорить абсолютно правильно, на нормативном русском языке. Но, насколько мы знаем, ситуация иная, много кто был избран в депутаты… Так вот в Петербургском университете мы стали выпускать словари карманного формата под общим названием «Давайте говорить правильно». Правда, я была на заседаниях думы и видела, что далеко не всегда депутаты достают из кармана словарик и смотрят, как правильно произносить и употреблять то или иное слово…

Но проблема возникла не сегодня. Помню, когда премьер-министром России был Виктор Степанович Черномырдин, его речь изучали на факультетах русского языка. Он человек удивительно глубокого ума, разносторонне образованный, но вот с речью не повезло… Когда мы встретились, он спросил: «Ты же всех критикуешь, все у тебя неправильно говорят, а у меня как с речью?». Я говорю: «Виктор Степанович, я же больше фонетикой занимаюсь, а у вас другие ошибки. У вас нарушение тема-ремных отношений»… Конечно, пришлось ему объяснить, что это такое. Потом я поняла, откуда вся сложность его речи. Как человек простой, он без неформальной лексики не может построить фразу. В комфортной ему среде, где он может выражаться открыто, получается хорошая речь.

Когда нашим лидером стал Михаил Сергеевич Горбачёв, понимая, что южное влияние в его речи достаточно сильное, он попросил, чтобы я слушала его выступления, записывала ошибки и раз в неделю присылала свои замечания. Работа была сложная. Тогда ведь нельзя было где угодно включить компьютер и послушать выступление. Нужно было во время заседания оказаться непременно у телевизора, всё записать. Но я это делала. Так прошло три месяца. И я поняла, что как было нАчать, так и остаётся, как было углУбить, так и есть… Я сказала, что я прекращаю эту работу, потому что это бессмысленно. А вот когда Михаил Сергеевич перестал руководить страной, он нашёл эти записки, как он потом мне рассказывал, и стал изучать, как правильно говорить. Сейчас его речь стала правильной, только от щелевого «гэ» не может избавиться…

– Известно, что, будучи другом семьи Путиных, вы консультируете и Владимира Владимировича…

– Да, он следит за изменениями в языке. Он, как выпускник СПбГУ, прекрасно говорит на русском, за исключением тех выражений, которые специально употребляет. Типа «мочить в сортире»… Кстати, он очень переживал, когда это произнёс. И даже сказал мне: «Я думал, что вы будете ругать меня за это». Но я понимаю, что это было сделано намеренно. Тогда народ оценил степень раздражения Владимира Владимировича в этот момент. Многим нашим политикам и людям вообще стоило бы у него поучиться подготовке публичных речей.

Автор: Татьяна Куликова Анатольевна