Что говорил нам Дед Всевед

Родился я в 1934 году в городе Гамарнике, которому вскоре было возвращено старое название – Сучан, а потом он стал Партизанском. В 1939 году отца по службе перевели во Владивосток, где наша семья поселилась на Первой Речке в двухэтажном деревянном доме, к

8 май 2009 Электронная версия газеты "Владивосток" №2526 от 8 май 2009

Родился я в 1934 году в городе Гамарнике, которому вскоре было возвращено старое название – Сучан, а потом он стал Партизанском.

В 1939 году отца по службе перевели во Владивосток, где наша семья поселилась на Первой Речке в двухэтажном деревянном доме, который стоял примерно там, где позже построили магазин «Электроника» (сегодня – салон А11).

На нашей улице (она шла параллельно нынешнему Океанскому проспекту) росли роскошные пирамидальные тополя. До сих помню эту красоту.

В 1940-м мы переехали на улицу 2-ю Морскую, 3, поселились в старом деревянном доме, на нём была прикреплена ржавая табличка с цифрами «1868». Рядом с домом находились типография «Боевая вахта», военная прокуратура и торговая база, во дворе которой был сквер с высокими деревьями. В те времена по улице Посьетской по чётной стороне лежали ещё деревянные тротуары.

В 1942 году я пошёл в первый класс в школу № 13, а в 1943-м всех мальчишек перевели в мужскую школу № 34, которая находилась как раз там, где теперь здание администрации Приморского края. Уже взрослым я много читал про раздельное обучение, из моего опыта могу сказать – ничего в этом хорошего нет.

Наша школа располагалась в двух зданиях – деревянном одноэтажном, выходящем на Ленинскую, и в двухэтажном. Директором школы был Антон Горлач, а завучем – Илья Токмаков. У меня даже сохранилась фотография 1945 года, где снят наш 4 «Е»…

[photo:11841:p:]

В 45-м году, кстати, нам ввели дисциплину «военное дело». Мы изучали боевую винтовку, разбирали затвор, по плакатам учились прицеливаться. А потом нас отвели на стадион «Динамо», где мы стреляли из мелкокалиберной винтовки по мишеням, которые крепились к торцевой стене бывшего дома ДОСААФ.

Начиная с 4-го класса ежегодно мы сдавали экзамены по билетам. А готовиться к экзаменам начинали в третьей четверти. Помню, как учительница русского языка Елизавета Галлер проводила с нами беседы, расширяющие кругозор, ведь в те годы информации мы получали очень мало. Кроме тарелки репродуктора и газет, ничего не было. По радио чаще всего слушали детские и взрослые передачи. Помню, как нравились мне передачи Деда Всеведа, вёл их артист театра имени Горького, который трагически погиб в 1946 году и которого хоронил почти весь Владивосток.

Театр имени Горького тогда занимал здание нынешней филармонии. По воскресеньям (в субботу мы учились) для школьников там шли спектакли, причём почти всегда те же, что вечером смотрели взрослые. Мест свободных в зале не было!

На зимних и весенних каникулах в клубе Ильича и Матросском клубе проводились смотры школьной самодеятельности. Попасть на такой смотр в качестве зрителя было почти невозможно! Зал набит под завязку!

Кинотеатров в городе было пять, все они располагались в центре: от Лазо, где были «Летний», «Приморье» и «Комсомолец», до Колхозной, где была «Родина». А на перекрёстке Ленинской и Китайской стоял цирк-шапито, в котором я видел выступление Карандаша (помню, на афише было написано «Каранд-Аш») и его ассистентов Никулина и Шуйдинина. Денег на частые посещения цирка и кино у нас не было, вот и приходилось подделывать старые билеты, добывать контрамарки или просто прорываться мимо контролёров. Нас иногда ловили, но ни разу и пальцем не тронули, просто ругали…

[photo:11840:p:]

Детство проходило очень бурно, мы играли в обычные тогда игры типа лапты или жмурок, часто ездили на поездах – точнее, на подножках поездов – за город, но чаще всего ходили купаться в бухту Фёдорова, где пропадали целыми днями. Тогда криминала почти не было, и родители, которым утром говорилось: «Мама, я пошёл гулять», были весь день спокойны.

Помню, на сопке Тигровой и на Эгершельде недалеко от Казанского моста стояли 3-ствольные корабельные орудия. Иногда по Амурскому заливу шёл корабль, который тянул за собой – на значительном расстоянии! – баржу-щит, по которой эти орудия и палили. И часто попадали прямой наводкой!

Золотой Рог зимой замерзал, так что спокойно ходили пешком на мыс Чуркина. А летом туда ходил буксир, к борту которого крепилась баржа. По сходням пассажиры спускались на дно баржи, где были сделаны лавки. Помню, на 36-м причале часто играл пожилой гармонист. За малую плату он играл на заказ, женщины чаще всего просили «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина», а мужчины – «Гоп со смыком».

[photo:11847:p:]

В 1945 году после Победы в город стали прибывать войска. На Посьетской прямо у типографии на улице расположилась воинская часть. На плащ-палатках солдат лежали скатки, автоматы ППШ и патроны россыпью. Мы, пацаны, ходили вокруг, рассматривали патроны, но и мысли не было хоть один унести с собой!

Потом в городе появились пленные японцы. Одну группу разместили в бараке на территории завода «Металлист». Японцы ходили по городу колоннами и пели наши русские песни, причём по-своему: сначала головная часть колонны пропевала первый куплет, потом его повторяла хвостовая, и так далее. На улице Бестужева во дворе дома № 28 японцы копали траншею. А у нас было много японской прессованной морской капусты, которую мы где-то раздобыли, но есть не стали. Мы носили капусту японцам, они ели с удовольствием. Они давали нам деньги, и мы бегали для них за сигаретами на «толчок» на перекрёстке Бестужева и 1-й Морской.

Военные и послевоенные годы были страшно голодными, особенно – из-за неурожая – 1946 и 1947 годы, так что все брали участки под картошку. Каждый год участки давали в разных местах. Мы ездили на Совхозную, в Давыдовку (под Тавричанкой), в Надеждинское (там, где нынче птицефабрика)…

Первый коммерческий хлеб появился в городе где-то в 1948 году, продавали его в магазине на Верхнепортовой, 40, там, где сейчас художественная школа. Затем открыли магазин «Особторг» на перекрёстке Ленинской и Китайской, где тоже стали появляться продукты не по карточкам…

Автор: Геннадий САКОВИЧ