Лесной кинозал, или Душ для мальчишек
Я родилась во Владивостоке в 1939 году, а в 1946-м мы всей семьёй уехали на Хасан к маминой сестре, но долго там не прожили, вернулись через год в родные места. Когда уезжали, про жильё не думали, а вернулись – где жить? Сняли квартиру на улице 40 лет ВЛК
Я родилась во Владивостоке в 1939 году, а в 1946-м мы всей семьёй уехали на Хасан к маминой сестре, но долго там не прожили, вернулись через год в родные места. Когда уезжали, про жильё не думали, а вернулись – где жить? Сняли квартиру на улице 40 лет ВЛКСМ, я пошла в школу № 14, это была моя третья школа за год.
В первый же день по дороге из школы домой я заблудилась, да не одна, а с девочкой, с которой познакомилась в школе и пригласила в гости. Зима шла к концу, мы катались по льду – глупые первоклашки - и слегка провалились, вымокли… Наш скорбный вид не мог не привлечь внимания взрослых, хотя дело было к вечеру (мы учились во вторую смену). Нас заметили военнослужащие части, которая стояла на улице Беговой (кстати, там же находилась гауптвахта, где в своё время сидел даже Сергей Лазо). Так как я своего адреса не помнила, а моя подружка могла только показать, где её дом, нас посадили в два грузовика и повезли: девочку – домой, а меня – в детскую комнату милиции. Она находилась в районе Мальцевского базара – низенький домик. С меня сняли обувь и поставили её сушиться, посадили греться… В комнате помимо меня было ещё несколько мальчиков, про которых сказали, что они жулики, но я тогда не знала значения этого слова. Мне дали хлеб с маслом – видно, кто-то из сотрудников поделился, но я даже куснуть не успела – один из мальчишек вырвал у меня еду… А ночью за мной пришёл отец, который, наверное, весь мыс Чуркина обегал в поисках…
В 1948 году мы перебрались на Сахалинскую, там отцу на работе выделили место под дом. Была у меня подружка Надя Торопова, с которой мы вместе ходили в школу № 25. Зимой, в снег, это выглядело так: на двоих – одни рукавички, кто в рукавичках – та шла впереди и была ведущей, с открытыми глазами, а кто без рукавичек, та – ведомая, держалась за руку подруги и глаз не открывала, чтобы снег не бил. Потом мы менялись и шли дальше. Частенько оказывались в сугробах, потому что дороги как таковой не было…
Зато летом была другая жизнь – отцу как передовику выделили корову, все соседи вместе с нами вышли встречать это счастье – ведь голодное было время. Впрочем, скоро выяснилось, что корову нам дали по принципу «На тебе, боже, что нам негоже». Год мы ждали молока от этой коровы, а пасти её приходилось мне – вот уж набегалась босиком по колючей траве! И только когда корова уставала и ложилась, я пристраивалась к ней, подстилала рядом рогожный мешок (в дождь он использовался как плащ), поджимала красные как у гуся ноги, прижималась к тёплому коровьему боку и читала… Книга была всегда у меня с собой, и в эти минуты ни гнус и ни комары, которых на Сахалинской всегда было полно, не могли омрачить моего счастья. За такую счастливую жизнь я в 17 лет поплатилась: не прошли даром пробежки босиком и голод – заболела я туберкулёзом. Спасли меня врачи, сделали сложнейшую операцию, спасибо им, земной поклон!
На Сахалинской тогда стояли сплошь воинские части, была и пограничная комендатура. Вечером по радио передавали, какие фильмы и во сколько будут идти в «лесном» кинотеатре. Так мы называли площадку в лесу, где стояли деревянные скамейки и была натянута простыня. Там и показывали кино. Мест не хватало, самые отчаянные зрители – мальчишки, которых военные почему-то не любили и не пускали на сеансы, - залезали на деревья. Сеанс шёл медленно – пока киномеханик поменяет катушку с плёнкой, время идёт. Не все выдерживали, кто-то засыпал, и, бывало, сидишь – слышишь: бух! Ага, очередной зритель задремал и свалился с дерева. Нас, маленьких, кто засыпал на руках, родители будили. А некоторых так и несли домой, мирно спящих.
Стоял на Сахалинской и строительный батальон, в расположении которого была танцплощадка и с 12 часов играл духовой оркестр, а как стемнеет, тоже иногда показывали кино. Девочек пропускали вместе с родителями, а вот мальчишкам и здесь не везло – они находили в заборе дырки и лезли туда. Об этом все знали, и часовые тоже, и шутили над незваными зрителями: лезет пацан в дыру, а на другой стороне его ждёт полное ведро воды… После такого душа как-то пропадала тяга приобщиться к культуре. Решили как-то мы, девчонки, провести одного мальчишку, Виктора, в кино. Он был худенький, немного похож на девочку, вот мы и натянули на него платье, плюшевую тужурку и красивый платок. Идём к проходной, но тут у Вити сработала привычка, и он полез в дыру в заборе… Там, разумеется, его окатили, а нам потом пришлось отстирывать и платок, и платье, и тужурку…
Жили мы без часов, время определяли по гудкам, а мама будила меня в школу и отца на работу по своим внутренним часам, которые её периодически подводили. И не раз бывало так, что в школу № 36, это на Клубной, я довольно часто приходила то в шесть утра, то в четыре… Зимой приходила окоченевшая от холода, и добрая школьная сторожиха с ворчанием открывала дверь и укладывала меня у печки досыпать.
Летом каждый день мы бегали на море купаться. Но не раньше, чем окучишь грядку, которую указала мама. Или не прополешь… Дорога на пляж лежала через стрельбище, от него к морю шёл водопад, мимо которого мы и спускались вниз – головокружительная высота! Была у нас самодельная лодка, стояла на берегу, привязанная к колышку, по шесть человек вечерами мы в неё набивались и выходили в море. Тут главное было – пройти рифы у берега, а дальше – красота!
Автор: Людмила КРАМАР