Командир санитарного взвода
Несколько лет назад известный учёный, заведующий кафедрой гистологии Владивостокского медицинского университета, профессор Павел Мотавкин опубликовал книгу «Командир санвзвода». Павел Александрович известен как автор многих литературных произведений, но и
Несколько лет назад известный учёный, заведующий кафедрой гистологии Владивостокского медицинского университета, профессор Павел Мотавкин опубликовал книгу «Командир санвзвода». Павел Александрович известен как автор многих литературных произведений, но именно этот сборник рассказов посвящён тем уже далёким дням, когда энергичные, полные надежд и планов мальчишки оказались в месиве страшной войны. В предисловии автор написал: «Сознаю, что автобиографии не хватает начала. Что же касается конца, то хотелось бы заменить его на продолжение». В качестве продолжения корреспондент «В» попросил этого удивительного человека, продолжающего активно трудиться, прокомментировать несколько выдержек из книги.
Штрафбат обеспечен
Павел Мотавкин:
- За хранение листовок действительно расплачивались жизнью. Помню санинструктора девятой роты, у которого нашли такую бумажку. Никакие оправдания тогда не принимались. Всего пять минут потребовалось трибуналу, чтобы приговорить его к расстрелу. Казнили парня прилюдно, каждая рота должна была выставить стрелковый взвод (из-за потерь личный состав их был небольшим). Помню, что привели его в нижнем белье, босого. Зачитали приговор. Залп. Старший врач полка засвидетельствовал смерть. И всё…
Был и другой случай. В августовскую ночь 1942 года, воспользовавшись листовками-пропусками, к немцам с переднего края ушла стрелковая рота во главе с командиром. Остались только парторг, комсорг и замполит. Их тогда за верность присяге поощрили жизнью, но за солдат, перебежавших к врагу, наказали штрафным батальоном.
Надо сказать, что собирала и уничтожала листовки специальная трофейная команда, в которой служили инженеры, литераторы, работники библиотек, возглавлял их доктор технических наук.
Известная фамилия «На операционном столе животом вниз лежит мужчина могучего телосложения. Под штанами или тем, что осталось от них, обнаруживаю нечто, напоминающее окровавленный окорок. Спрашиваю, как заработал такое необычное ранение. Отвечает: «Бросили мне под зад итальянскую игрушку – маленькую красную гранату, наполненную мелкой дробью». Заполняю карточку, спрашиваю фамилию. «Каганович». – «Знатная фамилия». – «А какая мне от неё польза? Третий раз уже ранен». – «Имя, отчество?». Раненый подаёт красноармейскую книжку, вижу две буквы: «М. Л.». Солдат смотрит на меня с лёгким прищуром и выговаривает чётко, с достоинством: «Моисей Лазаревич. Я внебрачный сын Лазаря Моисеевича Кагановича». Разорвись над крышей палатки бомба, взрыв не произвёл бы такого эффекта, как то, что сообщил мне раненый».Павел Мотавкин:
- Эту историю невозможно забыть, много шума она тогда наделала. Прежде всего я доложил о необычном раненом своему прямому начальнику Прохорову, тот схватил трубку полевого телефона, чтобы сообщить новость начальнику штаба. Майор расхохотался, посчитал, что его разыгрывают, но всё же пообещал вскоре прийти. Я к раненому – мол, сына соратника товарища Сталина ублажат всем, без хороших штанов в госпиталь не отправят. Однако он при таком известии почему-то не очень обрадовался. Тут майор подошёл, стал его расспрашивать: когда прибыл в часть, почему не доложил, что сын Лазаря Моисеевича? Раненый в ответ: «На самом деле меня зовут Мойша Львович, я однофамилец». Последующая сцена, как понимаете, напоминала «Ревизора». Говорю опешившему майору: «Если бы доложили в дивизию, а те в Москву, вас признали бы за городничего, а меня и Прохорова – за Добчинского с Бобчинским». В общем, схлопотал я тогда пять суток домашнего ареста, чисто символически, конечно. Ведь землянка на всех одна была. А Каганович тогда оправдывался: «Решил пошутить с молодым лейтенантом. Не подумал, что, пока я лежу на операционном столе, слух о раненом сыне мог уже достичь ушей Лазаря Моисеевича».
Павел Мотавкин:
- Того подполковника Зоя не любила, приняла случившееся как данность. Я же с ней дружил. Молодой был, глупый. Однажды выспорил у заместителя командира полка по тылу пол-литра спирта и закуску. Хорошо выпил тогда, свидетели потом рассказывали, что утащил я врача в угол, обнимал, целовал, она не отказывала в ласках. Командир полка заревновал, отправил меня в другой батальон, но судьба вновь нас с Зоей свела. Во время одной из военных операций подполковника не было, а мы оказались вместе в крестьянской избе. Санитары тогда легли поперёк печки, а мы – на кровать. Молодые были, потянулись друг к другу… Операция по захвату высоты не удалась, подполковник был убит. Зоя особенно не переживала. Только с тех пор она, как говорится, пошла по рукам. Может быть, она хотела забеременеть, чтобы проститься с фронтом. Но всё получилось по-другому. Заместителем командира пришёл в полк молодой майор, их дороги пересеклись, и возникла большая любовь. Надо сказать, что к этому союзу все отнеслись с большим уважением. Но в начале 43-го на Смоленщине, когда шли тяжёлые бои, майор был ранен, пуля повредила брюшную артерию. Он умер, не приходя в сознание. Тогда у нас было много работы, поэтому мы не заметили, как исчезла Зоя. Потом нашли её рядом с майором, тело которого положили рядом с кустом калины. Она решила расстаться с жизнью. Видимо, любила этого человека больше, чем свою жизнь.
У Павла Александровича Мотавкина множество учеников, немало и тех, кто под его руководством защитил кандидатские и докторские диссертации. За плечами – большая и очень непростая жизнь. И при этом в свои годы он сохраняет невероятный оптимизм, энергию, желание трудиться, учить, общаться. И писать книги. Наверное, он мог бы стать известным писателем, а стал учёным, хорошо известным в научном мире. Говорят, что талантливые люди талантливы во всём. Жаль только, что не все они когда-то вернулись с фронтовых полей.
Автор: Галина КУШНАРЁВА
