На берегу зеркальной Второй речки
В далёком 1949 году моего отца, работавшего председателем колхоза в Башкирии, призвали на военную службу и отправили, как тогда казалось, на край земли – во Владивосток. Периодически от него приходили письма, из которых мне больше всего запомнились описан
В далёком 1949 году моего отца, работавшего председателем колхоза в Башкирии, призвали на военную службу и отправили, как тогда казалось, на край земли – во Владивосток.
Периодически от него приходили письма, из которых мне больше всего запомнились описания крабов, каких-то чилимов и медуз, обитающих вместе с рыбами в море, окружавшем город. А через год мы и сами оказались во Владивостоке – на станции Океанской, точнее, в стоящем поодаль небольшом гарнизоне, состоявшем из нескольких двухэтажных домов, окружённых лесом.
Сразу за домом начинался огромный, как тогда мне казалось, овраг, с которого я и начал знакомство с местностью. И конечно, сразу заблудился. Помню, как шёл по какой-то бесконечной дороге и ревел во весь голос. Не помню, кто подошёл ко мне, спросил фамилию… Помню, что этот добрый человек отвёл меня домой.
В гарнизоне были школа, магазин военторга, на другой стороне леса находились дом отдыха «Сокол» и пионерлагерь. А футбольное поле гарнизона по выходным дням привлекало немало болельщиков – ведь здесь разворачивались настоящие баталии между, например, командами лётчиков и техников или обслуживающим персоналом аэродрома. Да, в то время на Океанской было целых два аэродрома! Один находился за речкой Богатой у мыса Кликова. Прямо под сопкой на берегу моря расположилась бетонированная площадка, на которой стояли американские «Каталины» - «летающие лодки». Они, правда, уже не летали, их потихоньку разбирали на металлолом. Не передать, какой притягательностью обладало это место в глазах мальчишек. И вот однажды, тихонько забравшись на территорию аэродрома, мы обнаружили гору белоснежной ваты, пушистой и мягкой. Обрадовавшись, мы набили под рубашки и майки этой ваты столько, сколько могли. И побежали домой. Что было потом – страшно вспоминать. От микроскопических стеклянных иголочек (да, это оказалась стекловата!), которые впились буквально повсюду, было невозможно избавиться. Мы покрылись нарывами, которые долго заживали…
Второй аэродром был действующим и находился примерно там, где улица Гражданская упирается в море. Бетонировнная площадка уходила прямо в воду. Здесь стояли гидросамолёты «Бе-6» - новейшие по тем временам амфибии. Процесс подготовки к полёту такого самолёта обязательно включал осмотр акватории со специального катера и постановку буйков, обозначающих взлётную полосу. Однажды произошла трагедия. В воде на полосе оказался «топлёк» - большое бревно. И в момент окончания разгона самолёт ударился об этот топляк, получив пробоину, в которую тут же хлынула вода. На глазах персонала и находившихся на берегу людей он моментально погрузился в воду. Погиб весь экипаж. Там был и наш сосед по подъезду, штурман, чемпион гарнизона по плаванию – он легко переплывал залив от Океанской до Де-Фриза и обратно. Но в самолёте, как потом выяснилось, заклинило двери…
В гарнизоне мы прожили три года. Помню, как по вечерам было обязательным затемнение – шла война в Корее, все жители обязаны были, прежде чем зажечь свет в комнате, плотно зашторить окна.
Потом мы переехали в посёлок Рыбак на улицу Иртышскую. Слово «посёлок» было отнюдь не случайным. Добраться к нам и от нас в город было совсем не просто. Раз в час ходил автобус, поездка на одну остановку стоила 15 дореформенных копеек – то есть до Ленинской набегало полтора рубля, немалые по тем временам деньги. Дорога шла мимо ТОВВМУ через Военное шоссе, потому что путепровода тогда ещё не было и в проекте. Центр посёлка – остановка «Постышева» - состоял из одноэтажного деревянного магазина, окрашенного зелёной краской, и расходящихся в стороны рядов частных домов. С другой стороны, как бы поодаль, был шлакоблочный завод, а ещё дальше, ближе к морю, стояли на помостах торпедные катера. Ближе к станции Вторая Речка, прямо у насыпи, тянулись ряды колючей проволоки. Это был Дальлаг – он занимал огромную территорию, на которой сегодня расположены и автовокзал, и музыкальное училище. По утрам из его ворот серыми колоннами выходили заключённые – под надзором автоматчиков и собак. Заключённых распределяли на работы – как правило, тяжёлые и неквалифицированные.
Улица Иртышская была каменистой и длинной. На ней располагалась солдатская баня, в которой мыли всех новобранцев. Воинская часть находилась за школой, от которой её отделял овраг. Там стояли то зенитчики, то мотострелковые войска, потом появились самоходки и танкисты. Иногда по ночам дома наши вздрагивали от грохота – это, освещая дорогу фарами, колонна танков отправлялась в сторону леса.
Недалеко находился завод, который называли «рембаза», а почему – никто не знал. Рядом с ним стояли в два ряда шлакоблочные двухэтажные домики. Рядом – продуктовый магазин, все полки которого завалены банками с крабами – «АКО» и «СНАТКА» да стеклянными банками с красной икрой с засохшей сверху корочкой. Ещё продавалось очень вкусное шоколадное масло и невероятно дорогое – 11 дореформенных рублей! – какао «Золотой ярлык». За хлебом бегали на Ульяновскую, в единственный хлебный магазин на весь район.
Из окон второго этажа этих шлакоблочных домиков отлично просматривалась территория «рембазы», забитая «Студебеккерами», «Фордами» и нашими ЗИСами с деревянными кабинами. С противоположной стороны территория завода ограничивалась Второй речкой, чистой и довольно холодной даже летом. Речка и располагающийся за нею аэродром (он занимал территорию от проспекта 100-летия до разворотного кольца у завода «Варяг» и от улицы Русской до Бородинской) летом были любимыми местами отдыха. Абсолютно ровная, поросшая густой травой площадка аэродрома охранялась единственной казармой, это здание сохранилось и по сию пору. Заросшая кустарниками сопка над аэродромом изобиловала фазанами, на которых даже охотились. А над сопкой висела «колбаса» - конус для определения направления ветра. Вдоль аэродрома шла неширокая, заросшая с обеих сторон высокими тополями улица, которую теперь называют Русской. В середине лета, когда летел тополиный пух, она становилась похожей на заснеженную – пух лежал сугробами…
А аэродром жил своей жизнью. Взлетали и садились истребители, транспортники «Ли-2» привозили людей, иногда садились вертолёты. Вся эта техника стояла примерно там, где сегодня Русская соединяется с улицей Кутузова. И только с десяток самолётов «Як-18» постоянно находились в самом начале аэродрома – в ста метрах от сегодняшнего кольца у завода «Варяг». В те годы на вооружение ТОФ стали поступать бомбардировщики «Ту-16», которые базировались в Артёме, и летчики, жившие в нашем районе, использовали «Яки» как автобусы – на них добирались до работы и обратно.
В те годы июнь был дождливым месяцем, ливни шли постоянно, Вторая речка то и дело выходила из берегов, затопляя стоянку «Яков» и образуя в этой части аэродрома настоящее озеро. Тогда решено было обнести аэродром насыпью, что вскоре и сделал экскаватор, который черпал грунт как раз со дна Второй речки. Нам, пацанам, это неожиданное углубление речки стало настоящим подарком – там, где работал экскаватор, глубина теперь была выше двух метров. Вот уж мы накупались – прямо с насыпи ныряли в чистую холодную воду, пугая гольцов и пескарей! Дорога вокруг аэродрома никем не охранялась, мы дни напролёт гоняли по ней на велосипедах. В конце 50-х годов в углу аэродрома (там, где сейчас улица Бородинская) поставили стенд для стрельбы. Соревнования по стрельбе (особенно по тарелочкам) вызывали у пацанов живой интерес. Много лет прошло с тех пор, но забыть зелёные сопки, сверкающую речку, чистые времена моего детства я не в силах…
Автор: Юрий БОРИСЕНКО