Пустая бухта
Один умный человек написал – не со зла, а, скорее, с иронией: «Наша память избирательна, как урна». В том смысле, что где-то в дальних «чердаках» откладывается абсолютно всё и мы помним то, что, наверное, уже можно было бы и забыть. Вот и здесь так. Помню
Один умный человек написал – не со зла, а, скорее, с иронией: «Наша память избирательна, как урна». В том смысле, что где-то в дальних «чердаках» откладывается абсолютно всё и мы помним то, что, наверное, уже можно было бы и забыть. Вот и здесь так.
Помню как вчера, хотя прошло ровно тридцать лет. Причём ровно до дня, если не до часа. Это было то ли в аккурат 23 Февраля (потому что речь шла в первую очередь о долге мужчин защищать свою страну), то ли буквально назавтра-послезавтра. Но в любом случае это были двадцатые числа февраля 1979 года. Нас, третьекурсников, да и, по-моему, всех остальных тоже, тогда собрали в самой большой аудитории (если не ошибаюсь, в 51-й, в том здании, где ныне находится юринститут ДВГУ, а тогда учились и филологи), пришёл декан и сказал примерно такие слова: «Вы все знаете, что Китай напал на Вьетнам. Началась война. Пока маленькая. Завтра может стать большой. В ста километрах от этой аудитории – до границы по прямой отсюда не больше. Каждому из вас завтра могут принести повестку. А может быть, уже принесли, и она вас ждёт в почтовом ящике. Вы все взрослые люди, прошу и к происходящему относиться по-взрослому».
Мы – вчерашние школьники – взрослыми, конечно, не были. Но ровно половина моих однокурсников была после армии и рабфака. Те всё поняли сразу. Это было видно по каким-то неуловимым признакам – выражению лица, взгляду, позе. Да и мы, собственно, кое-что понимали – для этого было достаточно простой наблюдательности. Даже из ползущего по Ленинской трамвая было видно, что привычная, как трава или снег, панорама бухты Золотой Рог изменилась до неузнаваемости. В том смысле, что бухта опустела как минимум вдвое. Потому что «весь» Тихоокеанский флот – вместе с плавгоспиталями и плавмастерскими – снялся и ушёл. И мы понимали, куда он ушёл. А ещё есть такое понятие, как общая атмосфера. Которая особо ощутима в закрытом городе, считающемся к тому же городом-крепостью и главной базой советских ВМС на Тихом океане.
Не будучи историком, я не могу оперировать фактами. Да я их и не знаю. Но эмоциональный ряд, ощущения помню отлично – это примерно как первый ожог от утюга, который запоминаешь на всю жизнь. Тем более что и прошло-то всего тридцать лет; с высоты возраста теперь кажется, что это так немного…
Жаль только, что память не передаётся по наследству. Это было бы лучше и надёжнее всего. Потому что учебники наши по определению лукавы и конъюнктурны. И – в этом плане – говорят в лучшем случае только о Даманском, случившемся ровно на десять лет раньше. Как будто больше ничего и не было. Было, к сожалению. И помнят об этом не только те, кто в 79-м командовал крейсерами, которые в стылые февральские дни стремительно выбирали якоря и покидали бухту. Жаль, что память эта никак не материализована.
Вот и получается, что как в конце пятидесятых, когда рождалось моё поколение, так и сегодня у нас с «соседом» всё гламурно и кучеряво. Но память не переборешь. И пустую бухту я помню до сих пор.
Автор: Андрей Островский Вадимович