Как эксперт эксперту

Несмотря на то, что по ТВ нам всё чаще стали показывать красивых женщин, занимающихся расследованием страшных преступлений, ломающих голову над разгадкой технических, медицинских и прочих проблем, профессию Ольги Дмитриевой трудно назвать типичной для представительниц слабого пола. Ольга Анатольевна заведует отделом сложных экспертиз Приморского бюро СМЭ, она доктор медицинских наук, профессор, награждена серебряной медалью Вернадского, а с недавних пор вошла в руководящий состав организации, созданной по принципу «единого окна» для предоставления одновременно юридической помощи и судебно-медицинского консультирования. Председателем её стал юрист Анатолий Волошко.

Теперь высококвалифицированные специалисты под её началом проводят судебно-медицинские исследования и консультации, определяют, насколько правильно оказывалась помощь больным, устанавливают, верно ли оценили тяжесть вреда здоровью того или иного человека, разбирают множество других проблем. Поэтому первый вопрос был естествен: «А нужна ли новая организация, ведь и раньше эксперты работали?».

- Дело в том, что в судебно-следственных органах трудятся люди, не имеющие медицинского, а тем более судебно-медицинского образования, им трудно оценить выводы, сделанные экспертом. Но ведь существует так называемый человеческий фактор, любой специалист может ошибаться, особенно при большом объёме работы. А это значит, что в результате приговор суда может быть ошибочным. К сожалению, недочёты случаются, однако по закону на эксперта никто не имеет права влиять. Можно лишь провести повторную экспертизу, но это не всегда делается. Или, что греха таить, адвокат иногда получает консультацию «подпольно». Теперь же всё может быть сделано официально, что обеспечит как в уголовном, так и в гражданском процессе принцип состязательности сторон: судебно-следственные органы будут иметь два заключения и решать, какое из них более обосновано.

- Можете привести какой-нибудь пример?

- Естественно. Хотя бы этот (Ольга Анатольевна раскрывает лежащую перед ней папку, такие фотографии лучше не видеть, ведь тело молодой симпатичной женщины буквально обезображено многочисленными рубцами – у неё с живота взяли большущий лоскут кожи, чтобы хоть как-то «реставрировать» руку): гражданка при ДТП получила оскольчатый перелом костей правой кисти, обширные рваные раны. Эксперт оценивает эту травму как причинившую вред здоровью средней степени тяжести. Естественно, уголовное дело не возбуждается, и девушка вынуждена отстаивать свои права в гражданском производстве. В суде возникает вопрос, необходимы ли были несколько проведённых ей операций. При осмотре мы увидели, что функция кисти полностью отсутствует, то есть вред здоровью был определён неверно, здесь он тяжкий, значит, должно быть возбуждено уголовное дело. Это очень серьёзно, ведь таким образом были нарушены её права.

- То есть человек, не согласный с выводами экспертизы, может самостоятельно обратиться к вам?

- Обычно экспертиза назначается по постановлению судебно-следственных органов. Однако гражданин, его адвокат или какое-либо учреждение могут и самостоятельно обратиться к нам за консультацией или рецензированием вызывающей сомнения экспертизы.

- Однако, Ольга Анатольевна, думаю, что у наших земляков всё же останутся сомнения – насколько независимой будет экспертиза, ведь всем хорошо известно о корпоративности, существующей в медицинских кругах. Город-то у нас маленький.

- Если сказать мягко, эта корпоративность несколько преувеличена, точнее, это миф. Во-первых, экспертиза в делах о ненадлежащем исполнении медицинскими работниками своих профессиональных обязанностей всегда проводится комиссионно, с привлечением лучших специалистов, обычно на уровне профессоров и заведующих кафедрами ВГМУ. Во-вторых, дефект оказания медицинской помощи и врачебная ошибка из-за несовершенства медицинской науки – вещи разные. И, наконец, не всегда дефект оказания медицинской помощи находится в прямой причинно-следственной связи с неблагоприятными последствиями. Могу привести цифры, видите диаграмму – в разбираемых нами случаях 30 процентов медицинской помощи было оказано правильно, а 70 процентов – с дефектами: организационными, диагностическими, лечебными. Таким образом, вы сами видите, что ни о какой корпоративности речи не идёт, ни разу в жизни ни один из моих начальников, никто из департамента здравоохранения не попросил за наших коллег. Я же, в свою очередь, всегда могу сказать человеку в глаза, что он не прав.

- А дружеские отношения?

- Предусмотрена подписка эксперта о даче заведомо ложного заключения. Если существуют какие-то личные или профессиональные взаимоотношения, эксперт должен отказаться от работы. Так происходит всегда. В этих случаях назначается экспертиза в другом регионе.

- Конечно же интересно, кто стал работать в новой организации?

- Самые высококвалифицированные специалисты, имеющие учёную степень и квалификационную категорию.

- Ольга Анатольевна, ваши коллеги говорят, что вы кроме всего прочего много внимания уделяете вопросам насилия в семье…

- Это очень серьёзная проблема, ведь так называемое гендерное насилие имеет свои корни именно в семье. Почти половине всех особо жестоких убийств предшествует конфликтная ситуация дома. При этом статистика не учитывает тех случаев, когда жертвы не обращаются в правоохранительные органы и обрекают себя на дальнейшие страдания – их истязают, мучают, они молчат. Домашнее насилие скрыто глубоко в недрах семьи, как результат - дети, испытавшие на себе насилие или видевшие его в отношении близких, начинают и сами жестоко относиться к окружающим.

- Я сама много занимаюсь проблемами детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, поэтому меня поразили цифры, приведённые в одной из ваших монографий. Оказывается, побег многих подростков из семьи связан с сексуальным насилием.

- Безусловно, это одна из причин ухода детей от родителей. У меня обе диссертации были посвящены сексуальному насилию, в том числе и в семье, теперь же продолжаю исследования в несколько ином ракурсе, ведь видов домашнего насилия много. Думаю, общество будет узнавать об этом всё больше и больше. В связи с этим хотелось бы сказать о роли СМИ. Можно?

- Конечно.

- Уже давно и упорно психиатры говорят о том, что яркий, особенно благодаря телевидению, показ преступлений способствует росту этих преступлений. Если склонный к насилию человек каким-то образом себя сдерживает, то, увидев на экране труп ребёнка или нераскаявшегося изверга, он уже не может себя контролировать. С одной стороны, такие преступления нельзя замалчивать, люди должны об этом знать и принимать какие-то меры к своей безопасности, с другой – с их показом следует быть очень осторожными.

- Получается, что и семья, и общество способны «вырастить» маньяка. Что может его остановить?

- Думаю, только расстрел. Убеждена, что правы те, кто требует вернуть смертную казнь, по крайней мере, в отношении убийц детей, особенно на сексуальной почве. Так думает большинство моих коллег, которые видят в морге трупы детей.

- Алкоголь, наркотики… Под их влиянием совершается особенно много преступлений.

- При этом называть преступников людьми уже нельзя. Мне, например, особенно памятен случай, когда внук с друзьями-наркоманами изнасиловал свою парализованную 72-летнюю бабушку, которой пришлось потом делать операцию. Бывает и наоборот, жертву могут напоить, наколоть наркотиками, чтобы потом надругаться, воспользовавшись её беспомощным состоянием. Человек, к сожалению, на многое способен.

- Вы «копаетесь» в такой грязи, что можно стать мизантропом. Как приходят в столь жёсткую профессию?

- Естественно, в детстве о судебной медицине не мечтала, но врачом стать хотела. После окончания ВГМУ работала дерматовенерологом в детской городской больнице. Однажды пришёл к нам следователь, которому нужно было помочь разобраться с девочкой – повреждения у неё или заболевание. Это и стало отправной точкой – решила посвятить себя судебной медицине.

- Среди ваших коллег женщин много?

- Очень. Когда ко мне приходят студенты, я их поздравляю с началом самого интересного курса, говорю, что эти знания понадобятся абсолютно всем, где бы они впоследствии ни работали. Без знаний судебной медицины на сегодня ни один врач не обойдётся. Примерно одна треть студентов хочет заниматься этой работой, причём среди них много девушек.

- Может быть, это страх перед практической лечебной работой?

- Он, конечно, может присутствовать, учитывая, что чаще всего хотят прийти к нам студентки педиатрического факультета. С другой стороны, только этим нельзя объяснить. Если человек просится сюда, я всегда отправляю его в наш морг на Мельниковской: «Выдержите – вы наш человек». Молодые красивые девочки возвращаются. И я этому рада, потому что в районах у нас до сих пор не хватает медицинских экспертов. Кстати, все наши сотрудницы могут пройти фейс-контроль, любую в топ-модели возьмут. Вот такие у нас эксперты.

- Думаю, что работать тяжело не только в морге, но и с пострадавшими людьми. Вы ещё способны воспринимать их боль?

- Конечно. Хотя жалость мы не можем себе позволить. Иногда люди обижаются, им кажется, что мы сухо общаемся. Но мы не имеем права быть другими, потому что должны изложить истину, без эмоций.

- Говорят, вам немного проще, чем другим, ведь уже медицинская династия образовалась.

- Проще или нет – вопрос спорный, но династия действительно есть. Да, я, в конце концов, пошла по стопам своей любимой мамы, которая уже много лет заведует кафедрой судебной медицины ВГМУ, она профессор. Надеюсь, что никогда и ни в чём её не подвела, не опозорила. Муж – известный во Владивостоке хирург, сын пошёл по стопам отца, стал хирургом, защитил кандидатскую диссертацию. Только дочь с детства увлекалась историей, сейчас она студентка Института международных отношений ДВГУ.

- Эксперт, профессор, монографии, суды, медали… А на досуге-то что?

- Может быть, вас это удивит, но я развожу породистых британских котов, а ещё люблю путешествовать по красивейшим местам Приморья, любимое место – Октябрьский район.

Автор: Ирина Назарова