Письма Элеоноры Прей

17.7.1894 «Мы отправились на бал по случаю дня Св. Петра и Павла… в экипаже – от самого дома до Адмиральской пристани, где ждал паровой катер, который доставил нас на борт флагманского корабля «Адмирал Нахимов». Нас приняли капитан Лавров и адмирал Тыртов. Даже и не подумаешь, что корабль построен для кровавых войн, ибо он отделан так, что больше похож на дворец, чем на что-либо иное. Кормовая палуба была прикрыта тремя навесами, так что никакой дождь не мог на неё попасть. Это пространство было отведено для танцев. … Оно было сделано в виде шатра, а в самой верхней точке шатра находилась большая масса зелёных веток, в которых было около пятидесяти лампочек накаливания. Сам шатёр был из чередовавшихся полос – голубых с белыми. От этих лампочек в ветках к краям шатра шли во всех направлениях тяжёлые гирлянды из листьев, а на них были лампочки накаливания на расстоянии около трёх футов друг от друга, прикрытые бумагою различных цветов. Они смотрелись как многочисленные цветы среди зелени. На больших пушках была сооружена площадка, а сложенные гамаки матросов были превращены в очень удобные шезлонги, расставленные на ней. Всё было покрыто коврами и задрапировано так, что забывалось, на чём сидишь. Эта площадка находилась на высоте восьми футов над палубой, так что с неё было очень удобно смотреть на танцевавших. …Ниже по сходам корабль был украшен замечательно. Там был разбит сад площадью примерно 40 х 40 футов со скалами, кустарниками, папоротником и двумя прекрасными фонтанами. Как удалось сотворить на корабле такой уголок девственной природы, создающий видимость естественной прохлады, не могу сказать. Салон тоже был застелен коврами и драпирован. Возвращаясь к площадке, о которой я уже говорила, скажу, что на ней был российский двуглавый орёл, сложенный из матросских ножей и револьверов. Он был сложен так искусно, что нужно было долго вглядываться в него, чтобы догадаться, из чего его сделали».

* * *

24.6.1894 «В бухте стоят три русских военных корабля, и прошлой ночью на закате мы вышли на балкон, чтобы послушать, как военный оркестр исполняет русскую национальную молитву во время спуска флага. Это было прекрасно, и я надеюсь когда-нибудь достать ноты этой молитвы и послать их домой. Жизнь здесь лёгкая и очень весёлая – так мне кажется, но так как я из «восточной глубинки», я не бывала много в обществе. Владивосток – это крепость империи, как Мальта или Кронштадт, поэтому здесь, конечно же, огромное число офицеров – как войсковых, так и флотских. Князья, бароны, вице-адмиралы, золотые галуны, шевроны и медные пуговицы столь обильны и повседневны, как мухи дома. Всё это повергало меня в трепет, когда офицеры начали наносить нам визиты, но теперь я могу проглотить всё это, даже не моргнув. …Мне приходилось принимать двух вице-адмиралов, капитана высокого ранга, барона и Бог знает кого ещё, но я жива и рассказываю об этом».

* * *

19.8.1894 «Корабль французского адмирала [«Баярд»] пришёл сегодня утром на рассвете. Я услышала утренний орудийный залп со сторожевого корабля, а Фред сказал: «Ну вот, пришёл француз». Тот как раз проходил мимо сторожевого корабля, и было десять минут шестого. Он медленно шёл вперёд, пока не стал на якорь около «Корнилова» прямо напротив нас. …В восемь часов [французский корабль] поприветствовал батарею двадцатью одним пушечным выстрелом, причём каждый отдавался эхом, летевшим от сопки к сопке, производя неимоверный грохот. Батарея ответила на приветствие, тоже дав двадцать один залп. Затем пятнадцатью залпами француз поприветствовал адмирала на борту «Нахимова», и конечно же «Нахимов» ответил ещё пятнадцатью. Затем одновременно французы подняли свой флаг, и их оркестр играл «Марсельезу», а русские – свой, и их оркестр играл «Боже, Царя храни». Затем французы подняли русский флаг, и их оркестр играл «Боже, Царя храни», а русские корабли в то же самое время поднимали французский флаг и играли «Марсельезу». Затем на какое-то время обмен любезностями приостановился, и я смогла позавтракать».

* * *

16.1.1895 «Здесь проводятся и такие забавы, как маскарад. Группы людей в масках ходят по городу и заходят в то место, где собирается на праздник общество, независимо от того, знакомы они с хозяевами или нет. Ряженым полагается показывать худшее из того, на что они способны, и как-то раз на маскараде г-жа Линдгольм взобралась на спинку стула пастора и перепрыгнула через его голову, с громким стуком опустившись на пол перед ним, и все думали, что это мужчина, переодетый женщиною, пока она не сняла маски. Из зимних забав здесь есть так-же каток, и он очень хорош; он находится напротив Морского клуба и занимает около половины акра, а чистят и убирают его кули. Он обнесён вокруг забором, и с каждой стороны имеется по домику, куда можно зайти, чтобы погреться и выпить горячего чаю. Около входа находится помост, на котором дважды в неделю играет духовой оркестр. Билеты на весь период стоят пять рублей, а разовый билет – двадцать копеек».

* * *

6.3.1895 «Накануне вечером на катке был карнавал. Каток был великолепен – с улицы, проходящей выше, он смотрелся, как волшебная страна: он был освещён развешанными на верёвках цветными фонариками и - здесь и там - лигроиновыми лампами. Играл духовой оркестр, и было множество народу. Несмотря на тёплую погоду, лёд был вычищен так, что сделался ровным и твёрдым, как стекло. Катание на коньках не составило для меня труда, так что удовольствие от вечера было полным!.. Танцевали на коньках русскую кадриль, и это было очень мило; в танце участвовали, конечно, только те, кто хорошо катался, и они сделали это превосходно. Нынче Великий пост; мы постоянно видим батальоны солдат, идущих через бухту [Золотой Рог] в церковь. Каждый отряд, прежде чем получить причастие, должен посетить церковь три дня подряд утром и вечером. Солдаты с отдалённых батарей должны поторопиться, ибо, если они дождутся, что лёд треснет, им придётся шагать каждый раз по пять миль, а по льду – не более мили. На Великий пост все они ходят причащаться, и у священнослужителей, должно быть, дела идут веселее, когда им приходится отпускать грехи за год сразу тысячам солдат».

* * *

6.5.1895 «В некоторых газетах я видела инсинуации по поводу того, что у русских солдат скудный рацион, и они питаются одним чёрным хлебом и супом; но если попробовать обычного русского супу, им можно просто позавидовать, ибо это самый вкусный суп, какой только можно себе вообразить. В нём всевозможнейшие овощи и огромный кусок мяса, и он хорош даже для короля. После супа съедают мясо с небольшим количеством горчицы. Чёрный хлеб тоже очень питателен. … В дни, когда приходит прачка, у нас готовится обычный русский суп, и когда его подают на стол, всегда раздаются возгласы восторга».

* * *

9.6.1895 «Генерал-губернатор только что потряс город, и с самого обеда мы смотрели парад из окон. Непрерывный строй солдат тянулся от дома [военного] губернатора Унтербергера до вокзала, а это более мили. Сначала проехали верхом казак и полицмейстер Петров, оба в великолепной униформе; они очистили путь ото всего и вся, кроме солдат. Затем проехал блестящий экипаж, запряжённый тройкой прекрасных серых лошадей с упряжью, блестевшей серебром по синему фону. На кучере был чёрный бархатный кафтан с синими рукавами. В экипаже были губернатор Унтербергер в полной униформе серого цвета с красной перевязью и генерал-губернатор в синей униформе. Затем последовали экипажи, в которых находились городские сановники и пр. в полной форме. Когда проезжал ген.-губ., каждая рота салютовала, а когда он подъехал к губернаторскому дому, они начали петь. Мне так нравится слушать, как поют солдаты, а делают они это почти всегда, когда идут маршем».

* * *

2.11.1895 «Сегодня большой праздник, все флаги подняты, а корабли разукрашены от носа до кормы, и был салют, который принёс удовлетворение даже мне. Был царский салют в сто один залп из пушек с каждого из кораблей – «Николая», «Корнилова», «Нахимова», «Мономаха», «Крейсера» и из крепости, всего 707 залпов, и некоторые из них были очень сильными. Сегодня год, как император Николай взошёл на трон, и вчера все офицеры сняли траурные повязки, которые они носили целый год на рукаве по Александру III».

* * *

25.3.1899 «Нынешним утром я ходила к Линдгольмам и обратно сразу же после завтрака, и я получила большое удовольствие, потому что дул холодный восточный ветер и шёл мокрый снег. Ледокол без всякого труда вальсировал на льду возле доков, и до полудня он изрисовал всю бухту, и теперь лёд плавает по ней огромными глыбами. Этот конец бухты совершенно чист, ибо лёд, который был у берега, отошёл минувшей ночью, унеся с собою множество вмёрзших в него сампанов, владельцы которых – китайцы – попрыгали в них и отошли тоже, а теперь, сумев освободить свои лодки ото льда, они медленно гребут назад от острова Русского».

* * *

18.7.1899 «Вчера днём мы впервые в этом году играли на нашем собственном корте [при «Датском доме»], и как было замечательно, что с нами снова были Кнорринги. Теперь, когда погода нам это позволит, мы будем играть каждый день. Я наняла двух маленьких китайчат, чтобы они поднимали для меня мячики, и они должны быть на месте ежедневно с четырёх до восьми, за что каждый будет получать по три рубля в месяц. Я купила каждому из них набор чистой одежды, который будет храниться здесь, а Ду Ки должен следить за тем, чтобы они мылись перед тем, как надеть её. Каждый набор стоит один рубль двадцать копеек, и я решила, что это довольно-таки дешёво. Сара собирается купить им башмаки и носки, так что они будут настоящими маленькими франтами».

* * *

22.8.1899 «Благотворительный базар состоялся третьего дня [20 августа] и имел большой успех, особенно наш чайный павильон. Над нами был навес около шестидесяти футов в длину и двадцати в ширину, а стены изнутри были драпированы голубым и бледно-жёлтым – это личные цвета губернатора. У нас было восемь столов из бамбука и четыре бамбуковых стула при каждом, причём все столы были отделены друг от друга пальмами в кадках. По [обеим] сторонам входа стояли небольшие лотки, где продавались конфекты, пирожные и цветы. В глубине находился длинный прилавок, где принимались деньги и тоже подавались пирожные. Первым делом пополудни я поставила цветочную палатку, и почти первая моя продажа была самому губернатору. Я совершенно смешалась, запуталась в русском языке, так что Его Превосходительство стал говорить со мною по-французски. …Тут как раз подошла мадемуазель Чухнина, и он, услыхав, что она заговорила со мною по-английски, последовал её примеру. Я продала ему две несчастные маленькие бутоньерки за пятнадцать рублей и считаю, что сделала очень хорошо. Чуть позже я пошла в палатку, где была касса, и провела остаток дня в ней. …Деньги стали обесцениваться из-за щедрых подношений, и кто-то заплатил за чашку чая одной из наших собственных [американских] монет в десять долларов золотом! …Тулли продала один букет за тридцать рублей, а мадемуазель Чухнина продала чаю на сто сорок четыре [рубля]. В конце дня у нас было тысяча семьсот с небольшим рублей, что превзошло наши самые смелые ожидания. Мы легко могли бы выручить две тысячи, если бы у нас было больше цветов, сладостей и пр., но всё, кроме чая, закончилось до шести часов. В прошлом году один только чайный павильон дал пятьсот рублей, а ещё годом ранее – тысячу двести».

* * *

21.10.1899 «Я была с мисс Морфью на верхнем этаже у «Кунста и Альберса», когда ко мне подошёл г-н Штехман-младший и спросил, не будет ли мне угодно зайти в его отдел и посмотреть новые красивые вещи. Я давно охотилась у них за жакетом, но мне говорили, что всё, что ожидалось, уже пришло, так что в последнее время я туда не заходила. Представляешь мою радость, когда я обнаружила французский пиджачок из тюленьего меха как раз моего размера за пятьдесят рублей? Я не поверила г-ну Ш., когда он назвал мне стоимость, но потом я увидела, что это был тюлений мех французской выделки, и поскольку мне он понравился, цена меня больше не смущала, тем более что она была в пределах наших возможностей. Я распорядилась, чтобы покупку прислали мне на дом, затем надела её и пошла покрасоваться перед Тедом в контору. Он был вне себя от восторга почти так же, как и я, и после позднего ужина я, чтоб его порадовать, надевала её ещё три раза».

* * *

9.2.1901 «Прошлым вечером по приглашению м-ра Тейлора мы ходили в оперу слушать «Трубадура». В компании с нами был м-р Кларксон, и у нас была нижняя ложа напротив губернаторской. Опера началась с более чем получасовым запозданием, причиною чему было то, что ждали губернатора со свитою, которая включала генерала Линевича, главнокомандующего всеми русскими силами на Востоке, только что вернувшегося из Пекина. Шум в партере возвестил его прибытие, и все в театре поднялись, чтобы поприветствовать его, на что он в знак признательности ответил поклоном и отдав по-военному честь. Это стоило увидеть, хотя, конечно же, всё это заняло не более нескольких секунд».

* * *

19.3.1901 «Мы провели приятный вечер у Гансенов, но конечно же он был более или менее подпорчен, и неизбежно, обсуждением ужасной, ужасной вещи, которая произошла минувшей ночью, когда ген[ерал] Келлер, начальник железной дороги, сгорел заживо в своём личном вагоне между Владивостоком и Никольском. Он выехал отсюда в полночь, совсем один, а ранним утром, как раз на подъезде к Никольску, его вагон был обнаружен горящим, и мы пока не слышали никаких подробностей. Ему было не более сорока, и он получил звание генерал-майора всего несколько месяцев назад за службу, связанную с охраной и ремонтом железной дороги в Тяньдзине во время [боксёрского] восстания. …На серебряной свадьбе Линдгольмов менее месяца назад ген. Келлер, плк. Чернeкнижников и м-р Шулинген сидели за обедом напротив меня, и вот двое из троих уже умерли. На месте плк. Чернекнижникова я буквально тряслась бы от страха, что следом будет моя очередь. Я так хорошо помню, как тем вечером каждый из них пил моё здоровье и чокался со мною, когда предлагалось выпить здоровье дам».

Продолжение в номере за 31 октября

~~От редакции
Причудлива оказалась судьба рубрики «Мой личный Владивосток», которую мы стали вести на страницах нашей газеты в начале этого года. Десятки публикаций, основанных прежде всего на письмах и воспоминаниях читателей «В», переплетаются теперь с письмами американки, написанными век назад. И в них предстаёт такой же удивительный и сугубо личный Владивосток, как и в мемуарных текстах наших современников.

Мы продолжим публикацию писем Элеоноры Прей в нескольких пятничных номерах подряд. Но это вовсе не означает, что мы перестали ждать ваших писем и ваших воспоминаний о том, каким был Владивосток 30, 40 и 50 лет тому назад. Пишите. Тем более что, как мы уже сообщали, весной следующего года, собрав все ваши письма и воспоминания, мы полагаем приступить к выпуску книги с таким же названием - «Мой личный Владивосток». По нашим расчётам, она должна увидеть свет к 1 июля 2009 года – 20-летию газеты «Владивосток».~~

Автор: Сергей Абарок Александрович