Силуэты ушедшей эпохи

Странно ведь как получается. О тех, кто правил Приморьем в досоветские времена, знаем. Может, не всё, но вполне в курсе. Наслышаны о Гондатти, Гродекове, Унтербергере, Духовском, Анучине, не говоря уже о Муравьёве-Амурском. О них – книги, экспозиции в муз

17 окт. 2008 Электронная версия газеты "Владивосток" №2423 от 17 окт. 2008
93bd873854aaa256b28a49ff23d6f6e1.jpg

Странно ведь как получается. О тех, кто правил Приморьем в досоветские времена, знаем. Может, не всё, но вполне в курсе. Наслышаны о Гондатти, Гродекове, Унтербергере, Духовском, Анучине, не говоря уже о Муравьёве-Амурском. О них – книги, экспозиции в музеях, в энциклопедических изданиях – обстоятельные статьи…

А что знает современное поколение о первых руководителях советской эпохи, точнее, о тех, кто руководил субъектом, получившим статус края, – то есть с 1938 года? Демократическая общественность продолжает костерить эпоху почём зря: культ личности, узурпаторы, зажимщики свободы слова, за границу не пускали. В общем, гнобители – и всё тут…

Но ведь жили, развивались, строились, население не убывало, как сегодня, а наоборот, прирастало.

Необходимая ремарка. Сегодня мы живём при государственном устройстве, которое совершенно не похоже на то, что было в стране до августа 1991 года. Краем, впрочем, как и любым другим субъектом страны, правит губернатор, в городах соответственно главные лица – мэры. В советское же время всем руководила одна структура – КПСС. Точнее, её организационные подразделения на местах – крайкомы, обкомы, горкомы и т. д.

Конечно, были у нас советы народных депутатов, но их органы – крайисполкомы, горисполкомы, по большому счёту, были не более чем исполнители решений и указаний, следовавших из партийных кабинетов. А посему в годы советской власти, правильнее будет сказать: партийного верховенства, сложилось так, что всю полноту власти сосредоточивал в своих руках партийный комитет, его первый секретарь отвечал за всё про всё…

Не дано было устоять в кремлёвских коридорах…

Первым руководителем субъекта, получившего статус края, стал молодой партийный функционер Николай Пегов. Пришёл он практически на пепелище – после репрессивной вакханалии 1936-38 гг., унёсшей почти всё прежнее руководство региона. Накладывала свой отпечаток и напряжённая приграничная обстановка – только что отгремели бои на Хасане.

Проработал на этом посту Пегов девять лет. Сложнейшие, неслыханной трудности годы. Молодому руководителю пришлось командовать краем в военные годы, когда Приморье приобрело исключительно важный стратегический вес.

Сегодня уже хорошо известно, а тогда было под величайшим секретом, что львиная доля (более 50 процентов) поставок по ленд-лизу проходила через порты Приморья, что основная нагрузка по обеспечению углём судов Дальневосточного пароходства и кораблей Тихоокеанского флота легла на шахты края, что перед рыбной отраслью была поставлена задача в разы увеличить поставки морепродуктов для фронта. Это при том, что в крае трудовые ресурсы непрерывно истощались – формировались воинские соединения, бросавшиеся в самые горячие точки – под Москву, Сталинград, Курск…

Пегову невероятно повезло с руководителями в доминирующих структурах региона.

Командующие ТОФ, сначала – Кузнецов, потом – Юмашев, начальник Дальневосточного пароходства в ранге заместителя наркома СССР морского флота Афанасьев, командующий Дальневосточным фронтом Апанасенко – это были руководители подлинно государственно масштаба.

Наконец, ему повезло с местной, если можно так выразиться, советской властью. Приморский крайисполком в те годы возглавлял энергичный, деятельный работник Антон Блощаненко, ставший поистине правой рукой первого секретаря.

– В годы войны, – рассказывал мне в начале 90-х бывший главный инженер комбината «Приморскуголь» Николай Александрович Буткин, – хозяйственный механизм работал как часы. За пять лет в крае не случилось ни одного сколько-нибудь серьёзного сбоя при выполнении предписаний Государственного комитета обороны – что может быть лучшей аттестацией краевым властям?

В 1947 году Пегов переводится в Москву.

Перед молодым, уже набравшимся солидного государственного опыта руководителем, перешагнувшим только 40-летний рубеж, открывались заманчивые перспективы. Скромен в быту, начисто лишён пресловутого комчванства, не замешан ни в каких оппозициях, сомнительных связях. Наконец, к нему благоволил сам Сталин…

По отзывам современников, Пегов мог достигнуть больших высот, может, даже стать лидером страны. Увы…

Всё перечеркнуло роковое стечение обстоятельств.

Николай Михайлович попал в Москву в самый разгар борьбы за власть, оказался (вопреки своей воле!) вовлечённым в кремлёвские интриги, на свою беду не смог избежать влияния Маленкова. После прихода к власти Хрущёва звезда Пегова начнёт медленно, но неуклонно угасать…

Он проживёт ещё почти 40 лет, станет свидетелем могущества Советской державы и стремительно приближающегося её развала, в полной мере ощутит на себе все прелести перестройки. Он скончается весной 91-го, но задолго до кончины о нём уже никто не вспоминал – ни в московских коридорах власти, ни в Приморье, которому отдал лучшие годы.

И не только по причине съедения столичными «акулами». Не хотелось бы в юбилейные дни ворошить прошлое, но из песни ведь слова не выкинешь.

В приснопамятном 1954 году Николай Михайлович, будучи тогда секретарём Президиума Верховного Совета СССР, приложил руку к передаче Украине Крыма, более того, стал, выражаясь советским сленгом, идеологом всей этой акции. Можно только догадываться, что испытывал на склоне лет ветеран, видя, к чему привёл этот подарок братскому украинскому народу…

Из Приморья вышел… президент России

Пегова на посту первого секретаря крайкома сменил Николай Николаевич Органов – личность сегодня совершенно забытая.

В 1943-м становится вторым секретарём Приморского крайкома ВКП (б). Пройдя пеговскую школу, сформируется в достойного руководителя – крепкого, самостоятельного в действиях и решениях. Когда ему предложит Москва возглавить край после отъезда Пегова, он, нисколько не тушуясь, выдвинет встречное условие: соглашусь в том случае, если Москва направит в Приморье не менее ста высококвалифицированных специалистов – партийных, хозяйственных, советских, комсомольских.

В условиях застёгнутого на все пуговицы послевоенного чинопочитания такая смелость могла дорого обойтись. Самое удивительное, однако, что смелость и настойчивость возымели действие. В Приморье прибыли специалисты, может быть, и не весь запрашиваемый комплект, но вполне достаточный, чтобы компенсировать потери, вызванные как годами репрессий, так и военными потерями.

Одним из таких органовских выдвиженцев стал молодой комсомольский вожак Иван Елизарьев, избранный после приезда в Приморье на пост первого секретаря Приморского крайкома ВЛКСМ.

– Может, потому и остался здесь, прикипел к Приморью, что жизненный и руководящий опыт получил под присмотром Органова, – вспоминает Иван Кузьмич Елизарьев, давно уже разменявший девятый десяток. – Требовательный и справедливый, он вызывал у нас, молодых руководителей, только уважение.

В 1952 году Москва бросит Органова на Красноярский край. Сибирскому региону была уготована роль одного из главных секторов военно-промышленного комплекса страны, а у Органова уже был соответствующий опыт, накопленный в Приморье.

Впоследствии Николай Николаевич переберётся в Москву, дослужится до поста председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, по-нынешнему – президента России.

Приморцы могут гордиться, что один из первых, по-современному, правителей России политические университеты проходил в нашенском краю.

Говоря так, я вовсе не собираюсь переоценивать сей факт. Одно дело – президент России сегодня, и совсем другое в советское время – в условиях безраздельного господства КПСС. К тому же не надо забывать, что РСФСР тогда входила в состав СССР на правах одной из республик, так что известная декоративность налицо. И всё же…

«Я не для того здесь, чтобы что-то решать…»

После отъезда Органова край принял Дмитрий Николаевич Мельник. Назначая его, Москва руководствовалась благими намерениями. Длительное время работал на Дальнем Востоке – вторым секретарём Хабаровского крайкома ВКП(б), первым – Сахалинского обкома – кто же ещё мог лучше знать местные условия?

Вышла, однако, промашка – не по Сеньке шапка. До сих пор старожилы с горечью вспоминают главное хозяйственное начинание, успешно проведённое товарищем Мельником в жизнь – ликвидацию… свекловодства.

Сменивший его Николай Николаевич Шаталин продержался в Приморье рекордно короткий срок – немногим более 10 месяцев.

Рассказывают, что каждого входящего к нему в кабинет, причём не только в Приморье, но и в Москве, он встречал словами: «Я здесь не для того, чтобы что-то решать». Об этом казусе даже в мемуарах Судоплатова говорится.

Но не анекдот ли?

– Нисколько, – поведал мне работавший в начале 50-х в крайкоме ныне здравствующий Георгий Фомич Матюшенко. – Как-то мне и ещё одному ответственному работнику потребовалось решить один неотложный вопрос. Решили зайти к первому ближе к вечеру – чтобы в спокойной обстановке изложить суть дела. Каково же было наше удивление, когда Шаталин, едва мы переступили порог, показал на часы:

– Пятнадцать минут седьмого, рабочий день закончился…

Между тем прибыл Шаталин в Приморье. Снятый с поста – ни мало ни много – секретаря ЦК КПСС, то есть входил в первую обойму руководства страны.

«Загремел» высший партфункционер к «чёрту на кулички» в результате опять же кремлёвских разборок – оказался в «оппозиционном» к Хрущёву лагере.

В Москве, однако, быстро сообразили, что хватили через край. Своей абсолютной несостоятельностью Шаталин не столько компрометировал Приморье (Хрущёва и его окружение это мало волновало), сколько выставлялся в неприглядном виде сам институт секретарей ЦК КПСС. Шаталин был спешно отозван, перемещён на второстепенные должности и умер в начале 80-х годов в полном забвении.

«Кончились шатания, взяли нас в штыки…»

В ЦК всё же возобладал здравый подход – к поиску нового руководителя на этот раз подошли куда более взвешенно.

Шаталина сменил генерал-полковник Штыков. Был он по-военному строг, требователен, терпеть не мог верхоглядства и очковтирательства. Вскоре пошла гулять по Приморью шутка: «Кончились шатания, взяли нас в штыки…».

За внешней военной напускностью «укрывался» добрый, душевный человек. Терентий Фомич прошёл отличную партийную школу в Ленинграде, в годы войны был членом военных советов ряда фронтов, в том числе и 1-го Дальневосточного. По заданию Сталина оказывал большую помощь китайскому и корейскому народу в установлении новой государственности. Поговаривают, что именно Штыков стал «крёстным отцом» Ким Ир Сена.

Слыл он независимым, без лакейского чинопочитания руководителем. Одним из первых выступил, причём в резкой форме, против развенчания культа личности в трактовке Хрущёва – мол-де во всём повинен Сталин, хотя у самого, впрочем, как и у других «оттепельщиков», руки по локоть в крови.

Штыкова и сослали на «исправление» в Приморье. Пробыл он здесь сравнительно немного – меньше трёх лет, но о его деятельности на благо края помнят до сих пор.

О многом можно рассказывать. Приведу лишь один пример.

Основательно поварившись в местных условиях ещё во время войны с Японией и впоследствии – в годы работы в Корее и Китае, Терентий Фомич убедился, что более всего нужна здесь забота о здоровье населения. Распределяемыми молодыми специалистами из западных вузов не напасёшься, а посему Терентий Фомич решил обзавестись собственным медицинским институтом. Всячески пробивал идею в Минвузе, лично сам курировал строительство и даже подбирал ректора.

Вот уже полвека (в этом году – 50-летний юбилей) Владивостокский медицинский университет исправно обеспечивает регион медицинскими кадрами. Какими, интересно, показателями можно измерить экономическую выгоду этого начинания секретаря крайкома?

Увы, повторюсь, пробыл он здесь недолго. Даже за тысячи километров от Москвы внушал кое-кому в Кремле беспокойство – имел ведь возможность регулярно бывать на различных высших государственных и партийных форумах, а стало быть, общаться, группироваться…

Отозвали, перевели на дипломатическую работу и бросили послом в недавно покорённую советскими танками Венгрию.

Демонстративное «задвигание» не могло не сказаться – здоровье пошло на убыль, и в далеко не преклонном возрасте – в 57 лет Штыков ушёл из жизни. Аккурат через десять дней после снятия Хрущёва…

«Вот где ваше мясо!…»

В первых числах декабря 1965 года автор этих строк вместе с группой призывников из Украины прибыл в воинскую часть, расположенную в приморском посёлке Унаши (ныне – Золотая Долина). До сих пор помню слова, которыми нас приветствовал начальник политотдела бригады подполковник Лунегов:

– Вы приехали служить в особый край – Приморье, здесь руководит наш брат военный, Герой Советского Союза…

Так я впервые услышал о Василии Ефимовиче Чернышёве…

Из всех первых руководителей Чернышёв, хотя уже миновало почти сорок лет после его ухода из жизни, пользуется наибольшей известностью, не побоюсь высокого штиля, всенародной любовью.

Василия Ефимовича, пришедшего на смену Штыкову, точнее, также сосланного, многое роднило с предшественником. Фронтовик, воевал, так же, как и Терентий Фомич, был не согласен с политикой безудержного волюнтаризма, далеко не всегда его мнение совпадало с официальной точкой зрения. Причём в самых различных сферах.

Когда с подачи Хрущёва в стране развернулась пресловутая кампания борьбы с авангардом в изобразительном искусстве (вплоть до сноса выставок бульдозерами) и в Приморье поступило соответствующее указание, Чернышёв собрал специалистов, отвечавших за культуру, чтобы на месте познакомиться с этим самым «зловредным» авангардом.

Более или менее разобравшись, Чернышёв заявил товарищам, уже предвкушавшим повторение московского бульдозерного сценария: «Это тоже искусство, а если мы чего-то не понимаем, то надо учиться…».

Между тем пришлось выдержать на культурном фронте куда более серьёзное сражение.

Москва однажды решила, что неплохо бы на Дальнем Востоке открыть свой институт искусств. Но так как в Приморье подходящего здания (с акустикой, концертными залами) не было, то объект решили отдать Хабаровску.

«Не бывать такому!», – возразил Чернышёв и велел предоставить под институт искусств только что выстроенное шикарное здание общежития школы партийно-советского просвещения.

Это была неслыханная дерзость. Можно только догадываться, что пришлось выдержать первому секретарю, отстаивая культурный фронт.

Рассказ о его хозяйственной деятельности заслуживает, пожалуй, отдельной главы. И начало реализации строительного проекта «Большой Владивосток», и подъём рыбных промыслов, и многое другое снискали поистине всенародное признание. Но в Москве не без ревности воспринимали высокий рейтинг секретаря-партизана, особенно не жаловал Хрущёв. По той же причине, что и Штыкова: за независимый характер, за слишком частые хождения по московским кабинетам – то это надо выбить, то это достать.

Хрущёв не упускал случая напомнить о дистанции.

Во время одного из его визитов во Владивостоке на стадионе «Авангард» был устроен грандиозный митинг. Хрущёв явился в сопровождении Чернышёва. Вдруг какая-то женщина выкрикнула: «Никита Сергеевич, вы обещали, что очень скоро у нас не будет проблем с мясом. Время идёт, а мяса нет, где же наше мясо?..».

В гробовой тишине Хрущёв смачно похлопал по животу тучного Василия Ефимовича и рявкнул в толпу: «Вот где ваше мясо!..».

Говорят, именно после этого случая Чернышёв впервые серьёзно заболел.

Дай бог другим столько построить

Виктор Павлович Ломакин. Пробыл в ранге первого секретаря крайкома дольше всех – более 15 лет. Едва успел принять край, как грянули события на острове Даманском. Тяжёлый приграничный конфликт в значительной, если не сказать больше, степени сказался на развитии края именно в ломакинские 70-е и 80-е годы.

Теперь в отличие от хрущёвской эпохи руководство страны оказывало краю большое внимание, прежде всего усилия направлялись на укрепление обороноспособности страны на её восточных рубежах. Этим целям была подчинена и экономика края.

Был Виктор Павлович сложным и неоднозначным руководителем, неукоснительно следовал решениям вышестоящих партийных инстанций. Вместе с тем это был человек, смотревший на жизнь гораздо шире, чем предписывалось партийными инструкциями и программами. Нередко приходилось слышать, что он достаточно жёстко подходил к решению кадровых вопросов, нередко резал по живому. Может быть, не буду спорить…

Но вот пример из скромного личного опыта. Однажды автору этих строк, тогда ещё совсем молодому журналисту, абсолютно не вхожему в партийные кабинеты, пришлось обратиться к первому секретарю за помощью. Повторяю, я был практически для него никто, мы не были даже знакомы, но он нашёл время вникнуть в суть вопроса и оказал действенную, конкретную помощь. Не вдаваясь в детали (это достаточно частный эпизод), могу лишь сказать, что не будь тогда участия Ломакина в моей скромной персоне, скорее всего, не было бы такого журналиста и не писались бы эти строки…

Я могу привести не один десяток примеров подобного отношения к людям.

Ну а если вспомнить куда более масштабные деяния, то вырисовывается достаточно впечатляющая картина. При Ломакине ежегодный прирост продукции промышленного производства в крае достигал 7-8, а то и больше процентов. Именно в эпоху его руководства была построена Приморская ГРЭС (мыслим ли сегодня край без «сердца» дальневосточной энергетики?). В те же годы был построен Восточный порт, развернулось масштабное сооружение инженерных рисовых систем, так бездумно впоследствии похеренных.

Как и Чернышёв, В. П. (так его все звали за глаза) внёс свой вклад и на культурном фронте – здание краевого драмтеатра имени Горького тоже появилось в годы правления Ломакина.

Рассказывают анекдот: один из представителей современной волны, встретившись с Ломакиным, отпустил весьма своеобразную шутку: «Ну и понастроили же вы, Виктор Павлович, до сих пор разворовать не можем…».

Возможно, не всё так однозначно в этом анекдоте, но куда денешься от очевидного: тогда действительно строились электростанции, порты, театры...

Остался в крае навсегда

Виктор Павлович понимал, что засиделся, пора и честь знать. Стал подыскивать замену. Выбор пал на молодого инженера-энергетика Дмитрия Гагарова.

Это уже был руководитель новой формации – не скованный партийными догмами, прекрасно отдававший себе отчёт в том, что рано или поздно, но придётся прекратить наращивание военно-промышленного комплекса, делать наш край привлекательным в плане развития международных контактов, открыть до того совершенно закрытый Владивосток, насыщать город спортивно-оздоровительными комплексами, создавать зоны отдыха…

Гагаров, важно отметить и на что практически не обращают внимания, был первым главным приморским руководителем, родившимся именно в нашем крае. Сказать, что он был патриотом Приморья, значит, ничего не сказать. Будучи уже в фаворе, не раз приглашался в Москву, но, к удивлению столичного политбомонда, каждый раз отказывался от весьма заманчивых предложений перейти на работу в ЦК КПСС.

Он жил большими планами, перспективами, торопился, но…

Ещё быстрее охватывал организм тяжёлый, неизлечимый недуг, унёсший этого крепкого, закалённого человека, спортсмена всего в пятьдесят с небольшим…

В оставшееся советское время были в Приморье ещё и другие первые секретари, но в стране уже набирали силу разрушительные процессы, а посему едва ли будет правильным оценивать их деятельность в рамках традиционных властных полномочий…

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ