Горжусь, что был китобоем
Это уже не первый текст, который публикуется под полюбившейся читателям «В» рубрикой «Мой личный Владивосток» за подписью Владимира Фёдоровича Верёвкина. Предыдущий материал – на целый газетный разворот, с массой интереснейших фотографий - был опубликован
Это уже не первый текст, который публикуется под полюбившейся читателям «В» рубрикой «Мой личный Владивосток» за подписью Владимира Фёдоровича Верёвкина. Предыдущий материал – на целый газетный разворот, с массой интереснейших фотографий - был опубликован в нашей газете в номере за 18 июля. Прямо скажем: нам повезло с Владимиром Фёдоровичем. Дело в том, что любая газетная публикация мертва без иллюстративного материала. Но, к сожалению, надо признать, что большинство текстов, публикующихся под этой рубрикой, сопровождаются любительскими снимками полувековой (а то и более) давности, и, как правило, не очень высокого качества. Верёвкин же, что называется, с младых ногтей на очень серьёзном уровне увлёкся фотоделом. Его сочные – пусть и чёрно-белые – жанровые или художественные снимки в равной степени передают колорит и атмосферу эпохи. Сегодня мы публикуем вторую часть его воспоминаний.
* * *
Мой личный Владивосток является не только географическим понятием. Лицо города создаётся горожанами, и лицо это многостороннее: это и постройки, скверы, предприятия, это и люди всех возрастов, профессий и уровня достатка. Я хочу в пределах газетных возможностей рассказать, а скорее даже показать мой «китобойный» Владивосток.
Владивосток называют городом военных моряков, торговых моряков и рыбаков. С пятидесятых по восьмидесятые годы двадцатого столетия Владивосток был также дальневосточной столицей китобоев. Сначала была только одна китобойная флотилия - «Алеут». В 1932 году был куплен английский пароход «Глен Ридж», на Адмиралтейском заводе в Ленинграде он был переделан в китобазу. Вначале было три китобойца - «Энтузиаст», «Авангард» и «Трудфронт», потом к ним добавились «амики» - китобойцы, переделанные из американских тральщиков. Но время шло, и потребовались новые мощности.
В 1961 году в городе Николаеве была построена самая крупная в нашей стране антарктическая китобойная база «Советская Россия» (44 тысячи тонн водоизмещения), а ещё позже в Германии были построены две китобазы - «Владивосток» и «Дальний Восток», которые были вполовину меньше «Советской России» и работали только на севере.
Как я уже писал в предыдущей статье о своём студенческом Владивостоке, я окончил ДВПИ весной 1961 года, получив диплом инженера-электрика по электрооборудованию судов. На распределении нам предлагались места для работы во Владивостоке, в Большом Камне, в Комсомольске-на-Амуре, Северодвинске, а также в экзотических местах: Сретенске, Зеленодольске и даже в Риге. В дополнение ко всему этому разнообразию в последний момент было выделено три места на строящуюся антарктическую флотилию «Советская Россия». Из электриков в китобои решил пойти только я один, да ещё пошло человек восемь инженеров-механиков.
На флотилию требовалось много новых работников – более тысячи человек. Кого-то взяли с «Алеута», было много демобилизованных с военно-морского флота и из армии, были выпускники техникумов, училищ, Дальрыбвтуза.
Во время первого прохождения медкомиссии меня «задробили», так как я носил очки. Тогда я выучил таблицу (ШБ, МНК ЫМБШ и т.д.), обманул окулиста и стал будущим китобоем. Все мои сокурсники пошли сразу на инженерные должности с относительно высокой зарплатой, а у меня в направлении на работу был написан оклад электрика – 82,5 руб. У меня, как и у других политехников, не хватало плавценза, поэтому в первый рейс я мог пойти только в должности электрика.
Во второй половине мая 1961 года я с большой группой таких же будущих китобоев поездом направился в Николаев – колоритный южный украинский город с цветущими акациями, солоноватой водой и постоянным запахов варёной картошки. Ещё на подъезде к городу ранним утром пришлось познакомиться с украинской мовою. Маленькая девочка в поезде спрашивает: «Мамо, коли мы приидемо, коли прокинимось?». Я тревожно подумал, с чего бы это нам опрокидываться? Позже я узнал, что «прокинуться» по-украински - это по-русски «проснуться». В городе почти все вывески были на украинском языке: «Панчехи та шкарпетки» (чулки и носки), «Идальня» (столовая), «Перукарня» (парикмахерская) и т.п. Когда сейчас на Украине говорят, что в советское время украинский язык был чуть ли не под запретом – это чушь. Почти у каждого дальневосточника в роду были украинцы: они ехали на Дальний Восток («Зеленый клин») искать лучшую долю, и нам, их внукам и правнукам, было интересно познакомиться с украинским языком, бытом, культурой.
Днём мы работали на заводах на приёмке судов (и сама китобаза, и все китобойцы строились в Николаеве), вечером бродили по южному городу, кое-кто заводил скоротечные знакомства. По мере готовности китобойцы уходили на отстой в Туапсе, куда после ходовых испытаний и приёмки на одесском рейде прибыла и сама китобаза. Стоянка в Туапсе была интересной: тёплое море, обилие фруктов, дешёвого вина и отдыхающих. До Сочи на электричке можно добраться как от Владивостока до Уссурийска.
В первый антарктический рейс флотилия вышла из Туапсе в начале октября. Было много работы по подготовке технологического и промыслового оборудования к работе в неизвестных для нас условиях Антарктики. (Вообще-то четыре наших китобойца с дальневосточными экипажами уже провели годом раньше промысел в Антарктике в составе калининградской китобойной флотилии «Юрий Долгорукий».) Помимо работы было много нового, интересного: проливы Босфор и Дарданеллы, Стамбул, солнечное Средиземное море, неприступный Гибралтар, Атлантический океан.
27 октября флотилия пересекла экватор. Было организовано великолепное празднество. Большинство из нас впервые пересекали экватор, поэтому было массовое крещение в купели, в том числе через эту процедуру прошёл и я.
В тропиках было жарко, почти все постриглись наголо, и когда я собрался тоже постричься как все, то попросил сначала постричь меня по-хохляцки с оселедцем, чтобы посмотреть, как выглядел мой прадед по материнской линии, ведь он был реестровым казаком «с пид Полтавы».
Ревущие сороковые, неистовые пятидесятые, первые айсберги, южные альбатросы, буревестники, штормы, штили и наконец первые киты.
На базе работали почти шестьсот человек: палубная и машинная команды, раздельщики китов, работники жирзавода и морозильного отделения. Кормили нас очень хорошо (на 2,50 р. в день), постоянно в каюте были фрукты, в тропиках ежедневно давали по 200 граммов сухого вина. Условия проживания были на базе хорошие: в каютах было кондиционирование, были кинозал, библиотека, читальный зал, баня, магазин.
На промысле работали по 12 часов через 12 без выходных и праздников. Хотя уставали, но после работы шли в кино. Желающие занимались в вечерней школе, посещали мероприятия университета культуры. Я в вечерней школе на общественных началах вёл английский язык, а в университете культуры был ректором.
Функционировали партийная, комсомольская и профсоюзная организации, меня избрали сначала секретарём комсомольской организации машинной команды, затем всей объединённой команды (машины и палубы), а позже вполне добровольно и сознательно вступил в партию. В то время была «оттепель», партия в большинстве состояла из тружеников, которые хотели построить лучшее общество. Что из этого вышло, сейчас всем известно, а в нынешней правящей партии процент тружеников совсем не тот.
Месяц шёл за месяцем, мы «давали» план, подсчитывали наши заработки и считали дни до возвращения домой, в родной Владивосток. Очень ждали весточек из дома в виде радиограмм и писем. В обед по судовой трансляции объявлялись фамилии тех, кому пришли радиограммы, радостные и печальные. В последнем для меня рейсе я получил известие, что не стало отца. Особо ждали прихода танкеров, рефрижераторов, новых китобойцев, с которыми привозили мешки писем. Все с нетерпением ждали объявления по судовому радио, что в столовой можно получить письма и посылки. Счастливчики получали письма пачками, некоторые молча грызли ногти. Народ разбредался по углам, раскладывали письма по датам на почтовых штемпелях, внимательно читали и перечитывали, загадочно улыбаясь или хмурясь. Потом наступал обмен новостями.
На переходах, когда палубы были отмыты от китового жира и крови, на этих палубах текла своеобразная жизнь: одни прогуливались как по набережной, другие занимались каким-нибудь видом спорта (волейболом, штангой, боксом, фехтованием), третьи нежились в брезентовом бассейне, иногда играл духовой оркестр или инструментальный ансамбль.
В газетной статье не опишешь всех сторон жизни владивостокских китобоев. Был тяжёлый ежедневный труд, были радости, были и печали. Были и трагедии. За время работы на флотилии мне довелось быть свидетелем похорон по-морскому пятерых человек, которым по разным причинам не довелось вернуться домой. Мой прадед был похоронен по морскому обычаю в Индийском океане, когда перебирался с семьёй из Одессы во Владивосток на судне Доброфлота, поэтому я за морскими похоронами наблюдал, думая о нём.
Первый антарктический рейс получился кругосветным. По пути из Антарктики на север мы заходили обычно в Сингапур, а один раз - в Монтевидео. Валюты у нас за полгода набиралось достаточно, и каждый китобой «отоваривался» по полной программе. Ковры, кофточки, косынки, плавки, носки и множество других редких во Владивостоке вещей приобретались на сингапурском Малай-базаре и в основном на борту базы, палубы которой в Сингапуре превращались тоже в своеобразные базары.
Томительной была работа среди льдов, зато каким долгожданным было возвращение домой. Помытые и покрашенные у мыса Поворотного, мы (китобаза и 16-17 китобойцев) заходили в Золотой Рог. Впереди шли три китобойца – победители в соцсоревновании, за ними - база, затем двойной колонной шли остальные китобойцы. По мере продвижения флотилии нас приветствовали гудками все суда на рейде и у причалов Владивостока. Мощным басом отвечала «Советская Россия», ей вторили китобойцы и палили из гарпунных пушек.
Незабываемыми были минуты встречи китобоев с родными и с родным городом. Весь город в эти дни жил приходом «Советской России». Таксисты, рестораны перевыполняли свои планы, на базарах появлялось множество экзотического товара, шла непрерывная череда семейных застолий. Соседи судачили о «богатых» китобоях. В Сингапуре пустые чемоданы стоили очень дёшево, и покупали их по нескольку штук. Помимо действительно «колониальных» товаров некоторые догадливые китобои набивали в импортные чемоданы свою робу, телогрейки и т.п. Зато завистливые соседи говорили: «Вон Иван (Петр, Степан…) аж двенадцать чемоданов привёз!».
Если труд на базе был тяжёлым, то работа на китобойцах была тяжелее многократно. Китобазу (44 тысячи тонн) раскачать было трудно, а китобоец (1273 тонны) мотало как пушинку. На базе были все условия для труда и отдыха, а на китобойцах условия были почти спартанские, и работать в таких условиях приходилось не один месяц. Первый антарктический рейс длился девять месяцев двадцать дней. Последующие рейсы были только чуть-чуть короче.
Китобойный промысел ушёл в прошлое, но в истории Владивостока и многих его жителей этот период не забудется никогда. Очень многие владивостокцы были китобоями, у всех были семьи, друзья. На судах четырёх флотилий работали тысячи людей, десятки тысяч их ждали на берегу. Я пытаюсь на этих фотографиях показать лица только некоторых работников китобойной флотилии, показать фотографии некоторых судов в разных условиях, чтобы нагляднее представлять жизнь китобойную. Время идёт, нет уже многих китобоев, нет почти всех судов китобойных флотилий. Хочу напомнить Владивостоку их полный перечень, они заслужили это, ведь для китобоев эти суда в течение многих лет были и домом, и работой.
Китобазы: «Алеут», «Советская Россия», «Владивосток», «Дальний Восток». Китобойные суда: «Мирный», «Авангард», «Бойкий», «Быстрый», «Важный», «Ведущий», «Величавый», «Верный», «Великодушный», «Вдохновенный», «Взыскательный», «Видный», «Вкрадчивый», «Властный», «Влиятельный», «Внушительный», «Вразумительный», «Встречный», «Волевой», «Вольный», «Восторженный», «Восхитительный», «Выразительный», «Выносливый», «Гневный», «Гуманный», «Дружный», «Задорный», «Закалённый», «Заметный», «Звёздный», «Звонкий», «Зовущий», «Зоркий», «Свирепый», «Секущий», «Сильный», «Суровый», «Разящий», «Расторопный», «Резкий», «Рекордный», «Ретивый», «Решительный», «Рьяный», «Комсомолец», «Комсомолец Приморья», «Комсомолец Украины», «Павел Фролов», «Иван Носенко», «Трудфронт», «Энтузиаст».
Я горжусь тем, что все китобои антарктической флотилии «Советская Россия» носят значки, изготовленные по моим рисункам. Для меня работа на флотилии (начал свой трудовой путь электриком, завершил работу вторым электромехаником) стала замечательным трудовым и жизненным трамплином для всей моей последующей жизни. Я думаю, что многие владивостокцы, которым повезло быть китобоями, всегда с особым чувством вспоминают это время, когда Владивосток был китобойной столицей.
Мне и сейчас часто снятся сны, как будто я нахожусь на судне, в Антарктике.
Для меня, как и многих других китобоев, такие географические названия, как пролив Дрейка, Гибралтар, Зондский пролив, острова Кергелен, Баллени, Крозе, Эстадос и многие другие, являются вполне реальными.
Всё это было, было…
Автор: Владимир ВЕРЁВКИН