Девчонка с Ленинской

Дорогой моему сердцу район Владивостока – Дальзавод. Мой дед Василий Павлович Павлов приехал в город нашенский из Питера – вместе с группой рабочих для ремонта кораблей. В январе 1907-го он уже был бригадиром слесарей в механических мастерских, с которых, собственно, и начался Дальзавод. В сохранившейся «паспортной книжке» деда вписаны адреса, где жила его семья: улица Японская (теперь Шефнера), улица Маньчжурская (ныне Махалина), улица Славянская.

Перед войной семья деда жила в большом красном кирпичном доме справа от завода, его ещё называли казармой. Здесь родилась моя мама…

Дом моего детства – Ленинская, 125. В доме № 123 жили заводские, в доме 127 – военные, а чуть выше небольшие дома на 3-4 квартиры, что стояли ближе к Пушкинской, называли «жактовскими» - один из них был № 125. Рядом был пустырь, огороженный забором, возле нашего дома – ряд сараев, у которых были кучей навалены брёвна. По вечерам на этих брёвнах собирались все соседи – на посиделки. В войну все до единого брёвна ушли на дрова, вместо них появились скамейки, но называли это место все по-прежнему «брёвнышками». Под каждым окном – палисадники, летом заборы были увиты вьюнками, цветной фасолью, во дворах густо росли георгины, астры, «золотые шары». С пригорка у дома – как на ладони мыс Чуркина, летом он был весь зелёный, Золотой Рог и корабли…

В 1949 году на месте наших домишек Дальзавод начал строить большой дом, три дома снесли, поставили подпорную стену, новостройке дали номер 125, а наши оставшиеся домишки просто… забыли. На 10 лет! Дом наш понемногу оседал, в тайфуны вода несла с Пушкинской землю, в итоге окна оказались почти вросшими в грунт… Крыша прохудилась, зимой, ложась спать, мы одевались потеплее, а на самого простуженного мама набрасывала старую отцовскую шинель…

Себя отчётливо я помню лет с четырёх. Лето, вечер, отец с соседями сидит на брёвнах, я подхожу, он делает вид, что сейчас поймает меня, и я со счастливым визгом убегаю…

Когда в 1943-м отец погиб на фронте, маме дали для нас троих места в детском саду. Каждое утро мы вставали и шли в сад: вверх мимо 3-й Портовой (ныне улица Шкипера Гека), по узкой каменной дорожке – к польскому костёлу, в котором тогда уже разместился архив. Дорожка шла выше, но туда мы не поднимались, там, привязанные к колышкам, паслись козы. А мы шли по Володарского к бараку, в котором и был детский сад.

Весна 1945 года. Плачут воспитатели, заведующая собрала всех детей, у кого отцы погибли на фронте, принесла тарелочку с самым потрясающим лакомством – конфетами-«подушечками» и разрешила брать, кто сколько хочет… Раньше обычного за нами пришла мама, воспитатели обняли её и снова стали плакать. Мы идём домой. С Ленинской доносится громкая музыка, все ликуют – Победа!

Но вот осень 1945-го – и воздух прорезает вой сирены воздушной тревоги, мама уходит на работу с противогазом в сумке, а по ночам небо перекрещено лучами прожекторов… К счастью, война с Японией длилась недолго…

Мы дома. С Ленинской раздаётся грохот – мы несёмся через проходной подъезд дома № 127, прыгаем на высокий тротуар (позже его убрали) и смотрим, как по булыжной мостовой идут танки. Кричим: «Ура!», машем руками, а солдаты на броне кидают нам маленькие мешочки с гостинцами – галетами и звёздочками с погон…

В 1945-м я пошла в школу. Когда-то там учились мои тётушки, и она называлась «коричневая гимназия». Потом здесь учились мои родители – в единой советской трудовой школе 2-й ступени. А для меня она – школа № 9. В то время в этом здании, собственно говоря, находились две школы - № 9 и № 28, поэтому учились в четыре смены. Но классов всё равно не хватало, и иногда начальную школу водили заниматься в Дом учителя на Ленинскую (потом на этом месте построили Приморрыбпром). Помню, как зимой в школе было холодно, сидели в пальто, зато сразу на переменке летели во двор играть в снежки. И тётя Лена – техничка – выходила во двор с колокольчиком, звонила на урок. Электрический звонок в школе появился позже. Актовый зал школы всегда мне казался местом суровым и торжественным – высокие потолки, огромные окна. Здесь нас принимали в пионеры, здесь проходили комсомольские собрания и школьные вечера с обязательной самодеятельностью.

По выходным мы всем двором ходили в кино – в «Комсомолец» или «Приморье». Обратно шли не спеша, через сад у кинотеатра «Летний» (сегодня вместо сада и кинотеатра – торговый комплекс), мимо памятника Невельскому. Часов ни у кого не было, время узнавали по большим часам на зданиях Дальрыбвтуза, Госбанка, гидроотдела ТОФ (Светланская, 80). Рядом с этим домом, кстати, пленные японцы строили дом № 117, мы приносили им еду и меняли на пачки разноцветных грифелей.

Нашей первой библиотекой была библиотека в Жариковском саду. Потом она переехала на остановку «Лазо», а на её месте построили детское кафе «Дюймовочка». На другой стороне улицы – Светланская, 82 – была библиотека Дальзавода, записаться в которую помогла справка, принесённая дедом, – что он работает на заводе. Получили паспорта – записались в Горьковку. Как я любила заниматься в читальном зале этого старинного здания, переданного под библиотеку купцом Жариковым, и как обидно смотреть на то, во что это здание сегодня превратилось!

Главным в нашем районе был Дальзавод! По утрам к нему со всех сторон шли люди пешком, висели на подножках набитых доверху старых трамваев… День начинался заводским гудком и делился им – обед, конец работы… На праздничные демонстрации заводчане выходили мощной колонной со своим оркестром.

Жили мы спокойно. Летом на входе в квартиру бабушка вешала марлевую занавеску – и дверь закрывали только на ночь. Все праздники и дни рождения наша многочисленная родня отмечала только у нас. Когда после войны отменили карточки, о праздниках в нашей семье соседи узнавали по аромату бабушкиных пирогов, который разносился на весь двор. «Ну, у Елизаветы Ивановны именинник!» - говорили, улыбаясь. Бабушкины пироги – это чудо! Когда не было сахара, она делала их с сахарной свёклой, а уж какие пироги с визигой пекла – это словами не передать!

Ближайший к нам Мальцевский базар был небольшим, но рыбным. Корюшку там продавали мисками. А летом всегда мы покупали камбалу-желтобрюшку. У ворот базара стоял продавец конфет-тянучек, с полуторки торговали крабами. Ниже базара на стадионе заливали каток зимой. Народу всегда было много, играла хорошая музыка – особенно часто «Голубка», и мы, благо до дома близко, катались до закрытия – даже мама приходила и вылавливала нас по одному.

При Географическом обществе был клуб туристов-арсеньевцев, руководил им Пётр Костромин. Летом мы ходили в походы аж до Тетюхе и Кемы – по тайге, с рюкзаками и палатками. Возвращались на поезде и, даже если он приходил ночью, никогда не ждали первого трамвая в 6 утра, а шли пешком по домам, и страшно не было.

Я поступила в ДВПИ, и снова путь мой на учёбу лежал по Пушкинской, только уже мимо любимой школы - в главный корпус. Помню, как нравилось нам заниматься в самой большой аудитории, окна которой выходили и на Пушкинскую, и на Ленинскую.

Весной, когда окна в этой аудитории были нараспашку, усидеть за столами было просто невозможно: с Ленинской – музыка с танцплощадки Матросского клуба, с Пушкинской – из клуба моряков! Ну какие тут мысли об учёбе!

В «окнах» между лекциями и семинарами мы ходили в кино – в «Хронику». В этом кинотеатре, стоявшем на углу Ленинской и Пограничной, сеансы были короткие. Очень удобно.

В 1959 году мы переехали наконец в новый дом. Все рады, но есть и горчинка – далеко переезжаем, на окраину. Улица Последняя, у Покровского парка. Здесь, на Ленинской, каждый уголок знаком, а там что-то будет…

Там, в Куперовой Пади, ходил трамвай № 2. Улица Последняя начиналась за Китайской (ещё в 80-х годах на здании детской больницы, что на Океанском проспекте, можно было увидеть старинную табличку с «ятями»: «Улица Последняя. Домовладение…», дальше неразборчиво). Район тихий. Строительство Большого Владивостока ещё не развернулось, кругом – частные дома, по утрам петухи голосят.

Здесь, на новом месте, мы встретили 100-летие Владивостока. Для нас 1960-й был особенным - мы окончили институт, однокурсники разъезжались кто куда.

Владивосток вырос, я побывала в разных городах, но район моего детства ничто не вытеснит из сердца. Как и привычный владивостокский туман. Возвращаясь из поездок, я выходила в туманный город и думала: «Всё в порядке. Я дома».

Автор: Галина МАЛИНОВСКАЯ