Был ли Ленин японским шпионом?

В МОСКВЕ к изданию готовится книга Юрия ЛУЖКОВА и Игоря ТИТОВА «Курильский синдром», посвящённая истории территориального спора между Россией и Японией. Книга написана в популярном стиле и изобилует большим количеством интересных иллюстраций и редких карт. Как известно, столичный мэр с 1998 года является председателем общественной организации «Российский комитет XXI века», а с 2003 года по предложению Владимира ПУТИНА он возглавил российскую часть российско-японского Совета мудрецов. Обе эти организации занимаются как развитием двусторонних связей, так и обсуждением спорных вопросов, существующих между нашими странами, поиском вариантов решения территориальной проблемы. «Со временем пришло понимание, что главное в нашей деятельности - создание условий для заключения мирного договора между Россией и Японией», - как-то признался, подводя некий итог этой работы, Юрий Лужков. Привыкший доходить до сути в любом вопросе, он и тут попытался сам понять, как территориальный вопрос оказался камнем преткновения между двумя государствами, которые в большинстве проблем давно уже чаще выступают союзниками, нежели оппонентами. И первое, с чем столкнулся, - это то, что большая часть статей и книг, написанных на эту тему, адресована лишь специалистам и дипломатам. По мнению же Юрия Лужкова, механизм решения таких важных внешнеполитических вопросов должен понимать каждый россиянин. Это и навело его на мысль изложить свою точку зрения на территориальную проблему между Россией и Японией. Он предложил помочь подготовить основные главы новой книги своему советнику Игорю Титову, помогавшему ему в организации работы «Российского комитета XXI века» и российско-японского Совета мудрецов, а затем сам кроме трёх последних глав написал вступительную статью и заключение. «Насколько интересна наша работа - судить читателю», - говорит во вступительном слове Юрий Лужков. Выдержки из этой книги, посвящённые некоторым аспектам Русско-японской войны 1904-1905 годов, и японской интервенции на Дальнем Востоке, были опубликованы на минувшей неделе в «Российской газете». Сегодня мы их перепечатываем с незначительными сокращениями.

…Японская разведка сыграла колоссальную роль в подготовке страны к войне. Она была организована настолько масштабно и грамотно, что о ней написаны целые книги...

Фактов разведывательной деятельности японцев было настолько много, что некоторые из них даже нашли отражение в русской литературе. Так, А. И. КУПРИН описал историю одного из японских шпионов в своём рассказе «Штабс-капитан Рыбников».
Между прочим, японец, скрывавшийся под видом русского офицера, имел, по мнению современных исследователей, реального прототипа - руководителя японской резидентуры Мотодзиро АКАСИ. Его роль в событиях 1904-1905 годов слабо освещена в нашей литературе. Однако в глазах японцев он - герой! Видимо, недаром в 2004 году, отмечая необходимость усиления роли разведки в Японии, Синдзо АБЭ, тогдашний генеральный секретарь либерально-демократической партии Японии, возглавлявший позже правительство страны, посетовал, что «сейчас в Японии, увы, нет второго полковника Акаси».

Будучи до начала войны японским военным атташе в Петербурге, Акаси впоследствии выехал в Стокгольм, откуда и координировал работу по организации в России беспорядков, саботажа, актов неповиновения в армии и покушений на чиновников. Акаси, как свидетельствуют японские источники, несколько раз встречался даже с попом Гапоном, в том числе накануне Кровавого воскресенья.

По инициативе Акаси и на его деньги за рубежом организовывались конференции революционных организаций. Размах подрывной работы Акаси был, по мнению самих японцев, настолько велик, что именно он оказался той искрой, из которой возгорелось пламя первой русской революции, целью которой были ослабление России как противника и порождение в ней смуты, приближающей победу Японии в войне.

Получив на подрывную работу 1 миллион иен - астрономическую по тем временам сумму, - Акаси снабжал русских революционеров деньгами и даже поставлял им из-за границы оружие. Русские марксисты

Г. В. ПЛЕХАНОВ и Ю. О. МАРТОВ категорически отказались сотрудничать с японской разведкой. А вот В. И. ЛЕНИН, как считают некоторые российские и японские историки, встречался с Акаси и получал от него деньги на подрывную работу.

У этой версии, конечно, есть оппоненты. Но, видимо, не случайно Владимир Ильич в своих работах называл войну между Россией и Японией войной между «прогрессивной, вырвавшейся вперёд Азией (читай - Японией) и отсталой, реакционной Европой» (т. е. Россией). Он называл её «революционной миссией», которую выполняет избавившаяся от абсолютизма японская буржуазия. Другими словами, Ленин хотел, чтобы Россия потерпела поражение в войне с Японией. Эти слова Ильича для нас сейчас звучат как чистой воды мракобесие.

В первые годы после Портсмута, казалось, ничто не предвещало новых конфликтов, в 1907 году между Россией и Японией было подписано соглашение о разграничении интересов двух стран на территории Маньчжурии и Внешней Монголии, а также о предоставлении российской стороне режима наибольшего благоприятствования в Корее. Это внушало надежду на окончательную нормализацию отношений...

Однако надеждам на дальнейшее российско-японское сближение не суждено было сбыться. После октябрьского переворота 1917 года некогда мощная Российская империя оказалась ввергнута в смуту Гражданской войны. Россию внешний мир воспринимал уже не в категориях «противник или союзник». У многих возникало желание воспользоваться возникшим хаосом, в который погрузилась бывшая империя, и погреть на этом руки. Не осталась в стороне и Япония...

18 марта 1918 года японское правительство направило правительству США ноту, извещавшую о том, что оно не собирается предпринимать никаких военных действий в отношении России без предварительного согласия на то Соединённых Штатов.

Конечно же это был вынужденный шаг. Понятно, что Япония без финансовой поддержки извне не выдержала бы бремени военных расходов и не смогла бы вести самостоятельные боевые действия на огромных российских территориях. У Токио был собственный план. Там рассчитывали добиться признания своих исключительных прав на экономические и природные ресурсы Сибири и Дальнего Востока, создав в этом регионе подконтрольное им буферное государство.

Принципиальное решение о начале военной интервенции союзников на российском Дальнем Востоке было принято Верховным советом Антанты в феврале 1918 года. Формальный повод для вторжения был найден без труда: содействие в переброске из России через Владивосток на европейский театр военных действий частей союзного чехословацкого корпуса. Японцы поддержали это решение, но постарались опередить своих союзников...

Японские войска вели себя на российской территории как хозяева. «Разделяй и властвуй» - таков был лозунг японских генералов. Они не хотели ни становления новой советской власти, ни восстановления старого порядка и сосредоточения власти в руках белого, законного в глазах Антанты правительства адмирала

А. В. КОЛЧАКА. Их целью было натравливать одних на других, обеспечивая господство только одной силы - своей собственной.

Действия японского корпуса в России приковывали пристальное внимание Вашингтона. В декабре 1918 года американское правительство через своего посла в Токио обратило внимание японского правительства на «недопустимость поддержки Японией атаманов СЕМЁНОВА и КАЛМЫКОВА», а также на несогласованные с союзниками действия японских войск на КВЖД. Американцы, опасаясь снижения своего влияния, стремились воспрепятствовать продвижению войск Японии в глубь России и выступали против увеличения японского контингента сверх оговоренной численности...

Разногласия в лагере интервентов были слишком велики. В то время как США и европейские державы поддерживали «признанного верховного правителя России» адмирала Колчака, Япония делала ставку на атаманов

Г. М. Семёнова и И. П. Калмыкова. Именно их Токио готовил в качестве ключевых фигур марионеточного государства на Дальнем Востоке. Между прочим, за сотрудничество с японскими войсками Колчак в ноябре 1918 года объявил Семёнова изменником. Но заступничество японского экспедиционного корпуса не позволило посланцам Колчака арестовать атамана. Японский генеральный штаб, защитив Семёнова, дал понять американцам, что атаман имеет такие же права на Забайкалье, как и адмирал Колчак на Сибирь.

В апреле 1920 года, желая избежать прямого военного конфликта с Японией, большевики объявили о создании отдельного государственного образования - Дальневосточной республики (ДВР). Гражданская война в России постепенно подходила к концу. К 1920 году Красной Армии удалось отбить наступление на всех фронтах. В январе 1920 года была разгромлена и армия Колчака. В этих условиях западные державы вынуждены были вывести свои войска из Сибири и с Дальнего Востока. Япония же решила оставить свой контингент.

Конечно же в Токио понимали, что необходимы весомые основания для продолжения интервенции. И повод подвернулся. В апреле 1920 года отряд Я. И. ТРЯПИЦЫНА уничтожил в г. Николаевске-на-Амуре несколько сотен японских пленных и гражданских лиц. Тряпицын, будучи командующим Николаевским военным округом на Дальнем Востоке, отказался подчиняться ленинским указаниям о недопущении конфликтов с японскими войсками и, по существу, перешёл на партизанское положение. За свои злодеяния Тряпицын и ещё 15 его подельников были преданы военно-революционному суду и в июле того же года расстреляны. Но японцы воспользовались «николаевским инцидентом» в полной мере. Японское правительство заявило, что ситуация, сложившаяся на Дальнем Востоке, не позволяет начать вывод японских войск из России, а в наказание за действия Тряпицына Япония занимает северный Сахалин...

Однако значительное укрепление позиций Японии на Дальнем Востоке и её продолжавшееся единоличное военное присутствие на российских территориях беспокоили и Вашингтон, и Лондон, и Париж. На созванной в ноябре 1921 года в Вашингтоне международной конференции по ограничению морских вооружений представители этих держав потребовали от Японии вывести свои войска из ДВР. Токио вынужден был дать такое обещание, но сроки вывода войск оговорены не были. Японская сторона вступила в переговоры с представителями ДВР об условиях эвакуации войск с острова и дальнейших отношениях между двумя государствами. Одним из главных требований японских властей к правительству республики было «никогда не держать в водах Тихого океана военного флота и уничтожить существующий». Кроме того, они не оставляли надежд превратить Дальневосточную республику в свой сырьевой придаток и предлагали сдать им в аренду северный Сахалин на 80 лет или же продать его за 150 миллионов иен. Но эти предложения были отвергнуты: дальневосточники хорошо знали, какой нещадной эксплуатацией природных богатств обернулось пребывание японских войск на их территории.

За годы интервенции японцы вывезли около 680 тысяч кубометров леса, почти 240 тысяч тонн угля, было угнано свыше 2 тысяч железнодорожных вагонов и захвачено более 200 судов. Все лучшие рыболовные участки на тихоокеанском побережье оказались в руках японских компаний...

Из вывезенной в 1918 году из Казани в Омск части российского золотого запаса Япония присвоила более 43 тонн золота. Общие убытки от оккупации Дальнего Востока составили около 30 миллионов рублей.

Как ни странно, такое положение, похоже, не очень-то беспокоило большевиков. И самым «невозмутимым» среди них был сам Ленин. Его вовсе не огорчало присутствие на территории России японского корпуса. Именно он, «гениальный стратег и тактик революции», предложил создать на Дальнем Востоке буферное буржуазно-демократическое государство. Какое совпадение! Удивительно, а ведь японцы, начиная интервенцию, планировали то же самое. Вообще довольно занятны высказывания вождя мирового пролетариата и о границах Дальневосточной республики. Он писал - так, между прочим, - что эта граница не обязательно должна совпадать с границами Российской империи, имея в виду права других государств на российскую территорию.

Впрочем, жизнь Дальневосточной республики оказалась странно короткой. Созданная

6 апреля 1920 года, она просуществовала всего лишь до 15 ноября 1922 года. Согласитесь, для государства это совсем мало. А ленинская мысль вовсе не отводила ему такую уж короткую жизнь. О кратковременном характере ДВР и о том, что от этой идеи надо в скором времени отказаться, он не говорил - это точно.

Но вспомним, что к ноябрю 1922 года Ленина у руля государства уже не было. В марте 1922 года у него случился первый инсульт, и он практически безвыездно находился на лечении в Горках. И не смог, как это было в феврале 1920 года, «бешено изругать противников буферного государства» и «погрозить им партийным судом».

На ум приходит что-то уж совсем крамольное. А не был ли Ильич единственным лидером большевиков, кто считал, что «противники буферного государства обязаны прекратить свою оппозицию под угрозой строгого наказания»?

В ленинских работах, может быть, за исключением одной фразы в публичном выступлении перед рабочими, вы не найдёте ни призыва дать решительный отпор японским интервентам, ни справедливого негодования по поводу оккупации российских территорий японскими войсками. Вот какую телеграмму направил Ленин Владивостокскому совету через два дня после высадки японцев в Приморье в апреле 1918 года: «Не делайте себе иллюзий: японцы, наверное, будут наступать. Это неизбежно. Больше внимания уделяйте отходу, отступлению...». И даже через два года Ленин был категорически против продвижения Красной Армии на восток до столкновения с японскими войсками,

19 февраля 1920 года в телеграмме Л. Д. ТРОЦКОМУи Реввоенсовету 5-й армии, дислоцированной на Дальнем Востоке, он потребовал: «Ни шагу на восток далее, все силы напрячь для ускоренного движения войск и паровозов на запад в Россию». Заметьте, с Дальнего Востока - в Россию!

Ленин резко выступал против активизации партизанского движения на Дальнем Востоке, которое, объединяя в своих рядах более 20 тысяч бойцов, конечно же доставляло много хлопот японскому корпусу. «Как огня надо бояться партизанщины, своеволия отдельных отрядов, непослушания центральной власти», - писал Ленин. Когда же Тряпицын в письме Ильичу стал отстаивать необходимость отпора японскому экспедиционному корпусу, полагая, что Красная Армия могла бы ликвидировать японские войска, оставшиеся в Сибири, Ленин ехидно пригрозил: «Не махайте (орфография сохранена. - Прим. автора) картонным мечом». Одним словом, по указанию Ленина все местные органы власти должны были воздерживаться от конфликта с японскими войсками, а Красной Армии категорически запрещалось вступать с ними в боестолкновения.

Вы не найдёте в ленинских статьях и выступлениях и слова протеста против занятия японскими войсками северного Сахалина. Известно, однако, что заявление наркома иностранных дел Г. В. ЧИЧЕРИНА по этому поводу он всё-таки правил, правда, в сторону смягчения текста. Давая в июне 1920 года интервью корреспондентам газет «Осака Асахи» и «Осака Майнити», он и слова не проронил об этой проблеме. Ильич, странное дело, упустил случай воззвать к братской помощи японского пролетариата. Поругал за глаза американцев и задал несколько вопросов о воспитании детей в Японии. И всё! О Сахалине - ни слова.

Однако ни загадочная благосклонность вождя, ни сотрудничество с теми, кто готов был пожертвовать интересами России, не помогли японскому корпусу добиться решения поставленных задач.

К середине 1922 года международное положение советской России укрепилось. Продолжать интервенцию, особенно после решений Вашингтонской конференции, было уже значительно сложнее. Неспокойно было и в самой Японии. Летом 1922 года в стране было создано общество «Руки прочь от России», которое вывело на улицы городов тысячи прогрессивно настроенных японцев, протестовавших против интервенции. Недовольство выражали и многие влиятельные политики и предприниматели. Так, оппозиционная партия крупной японской торгово-промышленной буржуазии «Кэнсейкай», возмущённая ростом расходов на интервенцию, выступала за вывод японских войск из России. Требовало прекращения интервенции и мощное военно-морское лобби, выступавшее за перераспределение военных расходов в свою пользу. В октябре 1922 года Народно-революционная армия ДВР начала наступление на белогвардейцев, разбила силы Дитерихса и подошла к Владивостоку. В этих условиях японский корпус вынужден был уйти из Приморья.

Автор: «Российская газета»