Как семью Огудаловых опрокинули. В наше время
Великое наследие оставил нам, русским людям, Александр ОСТРОВСКИЙ. Тратить его можно бесконечно. И кажется, чем больше тратишь, тем больше остаётся. Уж сколько раз театр и кинематограф обращались к его творчеству (пожалуй, чаще всего к «Бесприданнице»
Великое наследие оставил нам, русским людям, Александр ОСТРОВСКИЙ. Тратить его можно бесконечно. И кажется, чем больше тратишь, тем больше остаётся.
Уж сколько раз театр и кинематограф обращались к его творчеству (пожалуй, чаще всего к «Бесприданнице»), ан каждый художник каждый раз открывает в известной всем истории что-то новое и неизвестное. Последние 50 лет во Владивостоке «Бесприданницу» не жаловали, разве что за исключением дипломного спектакля в тогдашнем институте искусств.
И вот академический театр имени Горького представил свою версию великой драмы. Версию, безусловно, спорную и, безусловно, интересную. Впрочем, вечный диалог с классикой гладким быть не может по определению. В этом диалоге зрителя прежде всего интересует соотнесённость времён: Островского и нашего. И в новом спектакле Ефима ЗВЕНЯЦКОГО эта соотнесённость впечатляет больше всего. Не случайно одним из главных персонажей стал… Робинзон, то бишь провинциальный актёр Шмага, которого вместе с труппой неприкаянных коллег подобрал с необитаемого острова скучающий Паратов. Откровенный шут, гаер, каким с отчаянной и в то же время грустной весёлостью играет его Владимир СЕРГИЯКОВ, разыгрывает с друзьями-артистами «Бесприданницу». Нет, он эту историю называет «Сумасшедшей любовью». И поскольку всем известная со школьной скамьи история Ларисы интерпретируется на своеобразной сцене (известный приём театра в театре) лицедеями, то драма неожиданно приобретает сверхироничный и где-то даже шутовской характер. При этом странная труппа Робинзона имеет вполне современный вид. Сегодняшние мальчики и девочки (труппа - студенты академии искусств) как бы из нашего достаточно циничного времени приглядываются с понятной ухмылкой к деяниям такого далёкого и неожиданно такого близкого XIX века. И оказывается, что стремление тоскующей Ларисы стать богатой «вещью» для состоятельного, мягко говоря, немолодого господина (на сегодняшнем языке «папика») вполне узнаваемо, понятно, и особо трагичного здесь и нет ничего.
Отсюда и белый брючный элегантный костюм Ларисы, и её коротенькое чёрное открытое платье, отсюда современные девочки-администраторы, устраивающие комфортный отдых для Паратова, отсюда хорошенькие маникюрши, массажисты мадам Огудаловой, зажигалка в её руках… Всё это в общей стилистике спектакля смотрится вполне органично и естественно. И очевидно, современные узнаваемость и мишура больше всего волновали режиссёра, а никак не темы собственности, корысти, денег - вечные темы Островского, не такая же вечная тема женской души, сложной, незаурядной, вступившей в трагическое противоречие с жизнью.
Мне показалось интересным, что режиссёр общается со зрительным залом, рассчитывая на публику, прекрасно знающую историю «Бесприданницы». Отсюда и бесчисленные реминисценции и цитаты. На программке спектакля - фотография первой русской киношной Ларисы Нины АЛИСОВОЙ; в антракте звучит горячо всеми любимый «Мохнатый шмель» Никиты МИХАЛКОВА; к концу спектакля вспыхивают на киноэкране финальные кадры «Жестокого романса». Цитирует и художник Владимир КОЛТУНОВ: на импровизированной сцене широко известный МХАТовский занавес со знаменитой чайкой. Цитирует режиссёр и собственные приёмы. Когда-то в «Борисе Годунове» у него неоднократно звучал текст об убиенном царевиче. Так и здесь: при довольно серьёзном купировании текста Островского важные для театра сцены повторяются.
При всех суперсовременных прочтениях никуда не уйдёшь от великих характеров, прорисованных драматургом, от его чудодейственного текста. Молодая актриса Ксения КРАВЕЦ хороша внешне - стройная, высокая, с гривой прекрасных волос, действительно «бриллиант», созданный для «блеску», такую престижно везти на выставку в Париж. Хороша и по темпераменту, по глубине чувств. И при этом почудилась мне в ней какая-то доля цинизма, трезвого расчёта.
Неожиданна мамаша Ларисы Харита Игнатьевна Светланы САЛАХУТДИНОВОЙ. В ней не только врождённый артистизм, понимание людей, незаурядная гибкость души, силы, направленные на добывание денег, на чудовищную жажду выбиться из унижающей нищеты, но и женщина - молодая, интересная, сама способная любить, потому искренне, по-женски понимающая и оправдывающая губительную страсть Ларисы. А в финале раздавленная горем мать, потерявшая своё дитя.
Неординарен Кнуров - Александр СЛАВСКИЙ, много повидавший в жизни, ничему не удивляющийся, внешне холодно-спокойный, но поистине страдающий человек, отлично осознающий, что любовь к Ларисе - последняя радость, оставшаяся ему в жёстко-равнодушном мире. Мельче натура юного купца Васи Вожеватова, способного разгуляться, раззадориться, - отличная работа Валентина ЗАПОРОЖЦА.
Весьма харизматичен внешне и какой-то погасший, маленький внутри Карандышев Николая ТИМОШЕНКО. Ему полностью отказано в зрительских симпатиях.
Такие трактовки образов мне понятны. Но при всей современности прочтения «Бесприданницы» совершенно не поняла Паратова. Отличный острохарактерный актёр Евгений ВЕЙГЕЛЬ поставлен режиссёром в сложнейшие обстоятельства. Этому толстому, мало обаятельному и привлекательному человеку всю себя отдаёт красавица Лариса. О женской великой любви в пьесах Островского можно писать диссертации. Дважды повторяют в спектакле рассказ о знаменитом выстреле Паратова в часы, которые держала в руках Лариса, а он при этом даже не побледнел. Поступок гусара, знающего всё про женщин и умеющего покорять их сердца. В такого влюбишься без оглядки. Спокойно-вальяжный Паратов Вейгеля не способен на подобный поступок. За что же полюбила его Лариса? Ведь и денег-то у него особых не было, гусарство и харизматичность - это вообще не про него. Посему опять же «Сумасшедшая любовь» - это явная ирония.
Непонятная и странная девица Натали, очевидно, подруга Ларисы в исполнении красивой, с прекрасным голосом Натальи ОВЧИННИКОВОЙ. Как известно, пьесы Островского написаны для актёров в расчёте на воплощение. Воплощения Вейгеля и Овчинниковой недостаточно внятны.
Может быть, зрителям, прекрасно знающим бессмертный текст «Бесприданницы», не хватит каких-то с юности знакомых реплик, обязательных цыган. Подробных бытовых реалий. Полноте. Давайте судить художника по его законам, ведь классик у каждого свой. И «Последняя жертва», и «Бесприданница» Островского у Звеняцкого - это прежде всего спектакли, абсолютно опрокинутые в наше время.
Автор: Искренне ваша Галина ОСТРОВСКАЯ