Бухта Фёдорова тоже была клубом

Сейчас мне кажется, что детвора, выросшая неподалёку от бухты Фёдорова, плавать начинала раньше, чем ходить. От нашего дома на улице Бестужева дворами можно было пройти к морю меньше чем за пять минут. Поэтому все летние дни мы проводили на берегу. Родители не боялись отпускать на берег даже самых маленьких – с нами ничего не могло случиться, ведь пляж с самого утра бывал буквально усыпан загорающими, причём взрослые внимательно следили за всеми детьми – своими и чужими. Какого-нибудь докупавшегося до синевы мальчишку могли за руку вытащить из воды и заставить греться на солнышке. Ни один пацан не возражал – настолько силён был авторитет взрослого человека.

У каждого двора был свой облюбованный кусочек пляжа, на который приходили не сговариваясь. Вообще понятие «двор» было знаковым – мальчишки и девчонки своего двора всегда стояли друг за друга горой. Интересно, что, только повзрослев, я поняла – росли мы в интернациональном коллективе. Тогда же было абсолютно безразлично, кто грузин, кто еврей, эстонец или русский. До чего же незаметно и очень умело сумел кто-то разжечь межнациональную рознь в таком многонациональном городе, как Владивосток. Теперь даже сосед соседу может в горячем споре сказать что-то неприятное по поводу его происхождения. Мы же несколько десятилетий назад узнавали о национальности приятелей только при получении паспорта - из-за пресловутой пятой графы.

Так вот, бухта Фёдорова и для детей, и для взрослых была своеобразным клубом. Наши старшие братья и сёстры назначали здесь свидания, женщины, которые казались нам тогда старыми, нередко сплетничали, даже не понижая голоса, - куда ж без этого? Впоследствии, побывав в Одессе, я провела параллель между нашими городами – наверное, все портовые поселения чем-то похожи. Некоторые из загорающих вязали, но больше всего читали, обменивались впечатлениями по поводу прочитанного, практически у каждого в сумке лежала книга. Ну а детвора прежде всего вытаскивала из сумок съестные припасы – на берегу, где под солнцем подсыхали выброшенные морем водоросли и распространялся их головокружительный запах, огурец, яйцо и душистый ломоть «круглого» казались невероятно вкусными. Особенно после того, как, слегка пижоня и небрежно выбрасывая руки из воды, доплывёшь до бота, с трудом заберёшься на его крутой борт, а потом, отдышавшись, вновь нырнёшь в чистейшую воду, сквозь которую хорошо просматриваются поднимающиеся со дна водоросли.

Удивительно, но, несмотря на то, что располагавшийся там завод «Металлист» активно работал, пляж был достаточно чистым. Может, от того, что не было ещё пластиковых пакетов, а стеклянные бутылки с водой мы забирали домой? Ведь их можно было сдать в ближайший магазин, который тоже назывался «Металлист». Вдоль берега были складированы громадные брёвна, которые нам особенно нравились. Они нагревались под солнцем, и загорать на их гладких боках было одно удовольствие. Этот завод запомнился ещё и своим гудком – именно по нему, не имея наручных часов, мы узнавали, что пора собираться в школу, ведь первая и вторая рабочие смены совпадали со школьными сменами.

Набережная тоже находилась в пределах пешей досягаемости. Вся ребятня нашего двора училась в знаменитой нынче школе № 13, куда теперь не так просто попасть. Наверное, именно в 50-60-е годы определилось будущее этого учебного заведения – учителя английского там были такие, что, помню, уже в университете преподаватель ахнула: «Где вы язык изучали?». Естественно, тогда мы не испытывали большой любви к строгим педагогам, заставлявшим нас зубрить английский, который, как мы понимали, нам никогда не пригодится. В школе мы прекрасно осознавали, что побывать за границей удастся лишь счастливчикам, а читать адаптированную литературу особого желания не было. «Железный занавес» отбрасывал на нас свою неизбежную тень. Но больше всего мы боялись директора школы Руфину Павловну, которая нередко по утрам стояла у входа и разворачивала домой девчонок, посмевших пришить на форменное платье кружевной воротничок. Как жаль, что уже нет возможности поговорить с ней и узнать, чем так могли повредить учебному процессу скромные кружева.

Конечно, Набережная нас манила, изредка мы срывали урок и весело бежали на крутую лестницу, спускавшуюся к морю в районе станции ТОФ. Эта лестница запомнилась ещё и тем, что многие из нас занимались на станции водными видами спорта и тренеры любили во время разминки несколько раз прогнать нас вверх и вниз по крутым ступенькам. Тренировка получалась мощная. Сколько уж лет прошло, а в прошлом году, сев в байдарку, я поняла, что ничего не забыла – руки так уверенно легли на весло, будто только вчера слышала: «Кильнуть хочешь? Ровнее держи!».

Набережная долгие годы тоже была своеобразным вечерним клубом. По будням мы всем двором и, соответственно, целыми семьями ходили в ближайший кинотеатр, где стремились купить билеты именно на 9-й ряд, перед проходом, несмотря на то, что стоило это дороже «непрестижных» мест. А вот по выходным, нарядившись, народ отправлялся фланировать по Набережной. Красивейший закат, медленно опускающаяся ночь и семейные пары обязательно под руку. Эта картина накрепко засела в моей памяти. Дойдя от 13-й школы до конца улицы, все останавливались в сквере, где возвышалась цветочная композиция – не чета нынешним слоникам. Однажды там воздвигли маяк, на следующий год – громадную цветочную вазу. До сих пор не знаю названия маленьких белых цветов, но их медовый запах помню. И помню то невероятное благоухание, которое по вечерам было особенно сильным из-за умело подобранных растений. За этими композициями тщательно следили, выглядели они всё лето свежими и всё лето цвели.

Мой личный Владивосток – это прежде всего Бестужева, Набережная, бухта Фёдорова. Полвека назад они не были такими пафосными, как сейчас. Наверное, их можно было назвать провинциальными, даже патриархальными. Но мы ведь тогда этого не осознавали и потому воспринимали родной уголок как самый красивый и спокойный. Мы были там в полной безопасности. Я точно знаю, что у наших родителей не болело сердце, если мы убегали летом из дома ранним утром и возвращались уже в темноте. Мы были детьми того времени, то есть идеологизированными – во дворе по утрам поднимали флаг, гудели в горн и старательно подражали «тимуровцам». Тогда не было не то что мобильных, а самых обычных домашних телефонов, но в закрытом городе, а уж тем более в своём и соседнем дворах все друг друга знали. И доверяли друг другу.

Автор: Вера ПАВЛЕНКО