Чемоданное настроение

Ровно 55 лет назад умер СТАЛИН. Патриарху приморской журналистики Георгию ПАНИНУ удалось в своё время пообщаться с вождём всех народов. Как «наследие мрачных времён» фотокорреспондент хранит лагерный чемодан.

* * *

...Новый год на носу. Достал с антресолей чемодан, в котором у меня хранятся ёлочные игрушки. И вдруг как током ударило. Бог ты мой, думаю, а ведь у чемодана-то юбилей!

Ровно 60 лет назад с этим чемоданом вернулся из лагеря мой отец Анатолий Алексеевич ПАКИН.

Его забрали в 37-м, мы тогда жили в Артёме. Он был простым забойщиком на Артёмовской шахте, а его осудили по «политической» 58-й статье. Получил пресловутые «10 лет без права переписки». За что - точно не знаю. Скорее всего, по доносу на неосторожно сказанное слово.

Сразу после ареста папы мы переехали жить к бабушке в Новосибирск.

Потом началась война. Отцы моих приятелей по двору ушли на фронт, мальчишки этим гордились. И только я в разговорах с дворовыми пацанами не мог похвастать, что мой отец служит артиллеристом, лётчиком или, скажем, танкистом. Я просто не знал, где он и что он. С 37 года мы не получили от папы ни одной весточки.

В 42 году я решился и написал письмо Сталину. Мне было восемь лет, я учился во втором классе. Вот что было в письме:

«Москва. Кремль. Дедушке Сталину. Я не знаю, где мой папа. Или он на фронте, или в лагере. Как мы можем узнать?».

И ведь дошло письмо! Может быть, потому, что детской рукой было написано? Через какое-то время на имя матери пришёл ответ, из которого мы узнали, что отец находится в Магаданской области, в районе таком-то, на приисках, и что ему разрешена переписка.

Тут же получили письмо от отца. Узнали хотя бы, что он жив и здоров.

И всё-таки было обидно. Я в глубине души надеялся, что отец воюет. Это потом выяснилось, что политических заключённых в штрафные батальоны не берут.

Отец вернулся в 47 году. Перед этим мы переписывались, но его появление в нашей квартире всё равно было «снегом на голову». Мать как стояла, так и села, увидев его на пороге.

В руке отца был чемодан - тот самый чемодан, который я сейчас протираю влажной тряпкой.

Хороший чемодан, очень прочный, хотя и тяжёлый. Он составлен из сосновых досок сантиметровой толщины и скреплён медными уголками. В качестве ручки - электрический шнур. Изделие произведено тогдашними лагерными умельцами.

В замечательном кинофильме «Холодное лето 53-го» незабываемый финальный эпизод. Встречаются на московской улице два незнакомых человека, бывшая «лагерная пыль». Останавливаются, ставят на асфальт тротуара свои деревянные чемоданчики - близнецы, один другому даёт прикурить. И после минутной паузы расходятся каждый своей дорогой. Расстаются, перекинувшись взглядом, но не словом. Это молчание лучше всяких слов рассказало о трагедии украденных у жизни лет. О чём говорить? Кто был там, знает. Кто не был, не поймёт.

Именно такой, настоящий лагерный, отнюдь не бутафорский чемодан держу я сейчас в своих руках. Вдыхаю в себя до сих пор не выветрившийся специфический лагерный запах и уношусь мыслями в моё военное-послевоенное детство.

Война была далеко, но она была рядом. В Новосибирск эшелонами везли раненых бойцов. Военный госпиталь находился неподалёку от школы, в которой я учился. Врачи и санитары сбивались с ног, засыпали на ходу, ухаживая за ранеными. Они даже ночевали в госпитале, чтобы не терять времени на дорогу. А мы, пацаны, им помогали.

Считалось делом чести подать раненому стакан воды, вынести за ним «утку» или спеть бойцу с перебинтованными глазами песню «Бьётся в тесной печурке огонь...». Своими подвигами мы хвастали друг перед другом утром, перед уроками. У нас был организован своеобразный «штаб» в подвале соседнего с госпиталем дома. Члены организации имели воинские звания, носили самодельные погоны. При встрече с военным мы отдавали ему честь. Какую гордость каждый из нас испытывал, когда получал ответное козыряние от боевого офицера!

Моя бабушка была командиром санитарного поезда. В конце войны она возила раненых бойцов в Новосибирск аж из Берлина. Впоследствии её наградили орденом «Знак Почёта».

Жили голодно. В год возвращения из лагеря моего отца отменили продуктовые карточки. Указ об их отмене вышел 14 декабря 47 года. Перед главными государственными праздниками (майскими, октябрьскими и новогодними) стали «выбрасывать» на продажу муку. В одни руки давали три килограмма. Очередь приходилось занимать глубокой ночью. Случалось пропускать школьные занятия, но учителя нас за эти пропуски не наказывали. Понимали.

Подбирали на железнодорожном полотне упавший с воинских эшелонов уголь. Крали из вагонов жмых, при этом часовые с винтовками-трёхлинейками отворачивались, делая вид, что нас не замечают. Этот корм для скота казался нам необыкновенной вкуснятиной. На полях копали оставшуюся после уборки урожая картошку.

Как-то раз мне крупно повезло. Выносил мусор на улицу и нашёл в подъезде документы. Показал матери. Выяснилось, что там были паспорт и партийный билет. Мама велела их отнести по указанному в паспорте адресу. Представляете себе радость хозяина документов?! Ведь тогда за потерю партбилета можно было поплатиться карьерой, а то и свободой. Кстати, человек тот впоследствии стал первым секретарём горкома партии Новосибирска. Фамилия его была ГОРЯЧЕВ. Так вот, на радостях этот человек усадил меня за стол, а на нём - целая гора шоколадных конфет и грецких орехов. Ешь - не хочу. Меня упрашивать, конечно, не надо было. Последний раз я ел грецкие орехи на новогоднем утреннике в детском саду.

Ещё случай был. У моего одноклассника мама работала официанткой в ресторане. Он меня как-то пригласил к себе в гости и говорит: «Давай поедим». Выдвигает нижний ящик комода, а он весь уложен плитками шоколада! Тогда плитки огромные были, граммов по 250. Съели по одной - больше не влезло.

В чемодане отца, когда он приехал к нам в Новосибирск, был гостинец - кулёк карамелек.

Первые два-три года мы с отцом привыкали друг к другу: и он меня забыл, и я его не помнил. Возможно, меня смущало то, что отец не с фронта вернулся, а из заключения. Он крепкий был мужик, но на воле прожил только четыре года. Наверное, на приисках здоровье подорвал. Умер сорока лет от роду.

Чемодан мы хранили как память о папе. Сначала мама его берегла, потом я к себе забрал. Чтобы чемодан часто не таскать, мы решили держать в нём ёлочные игрушки. Поэтому он до сих пор как новый.

Раз в году я снимаю чемодан с верхней полки, достаю из него переложенные ватой ёлочные украшения военной поры - стеклянные дирижабли, танки, аэропланы. Нарядишь ёлку, включишь гирлянду, и нахлынут воспоминания. Хоть на мгновение, но переживёшь состояние того чистого счастья, которое бывает только в детстве.

Автор: Георгии ПАКИН