Шолохова и ругали, и любили белые и красные. Внук писателя – о книгах, музее деда и перспективах

Как уже сообщал «В», в рамках V биеннале визуальных искусств прошел открытый музейный форум. Профессиональные хранители наследия истории и культуры – музейщики России, Японии, Китая – собрались, чтобы поговорить о том, какое место должен занять музей в меняющемся мире. Активными участниками форума были директор музея-заповедника «Ясная Поляна» Владимир Толстой и директор музея-заповедника Шолохова Александр Шолохов.

- Александр Михайлович, ощущаете ли вы возрождение интереса к творчеству своего деда?

- Я бы не сказал, что было падение такового – по динамике продаж его книг можно судить. Мы делали запрос в Книжную палату, и выяснилось, что после 1985 года тираж книг Михаила Александровича превысил послевоенные показатели. Так что его читали и читают, и будут читать.

Мы постепенно начинаем выходить из заболевания дурной литературой, низкопробной. Ну и хорошо – любой ребенок должен переболеть ветрянкой в детстве. Вот так и мы… Динамика продаж классической литературы растет, люди истосковались по слову.

- Много ли вы читаете?

- Стараюсь. Из последнего могу назвать роман Курбатова, в котором он совершенно неожиданно показывает нам Турцию как источник православия. Для меня это было открытие.

- Как вы относитесь к нецензурщине в литературе?

- Так же, как к распространенной сегодня привычке остановиться на обочине дороги, снять штаны и сделать вид, что ты один…

- Имя Шолохова часто связывали с советской идеологией, пришлось ли вам менять содержание экскурсий после перестройки?

- Михаил Александрович жил и творил в такое время, когда на службу идеологии ставилось все.

Но! После выхода «Тихого Дона» положительные и отрицательные отзывы о нем поступали как от белых, так и от красных. Шолохова упрекали в пародийности образа Штокмана и одновременно в слишком сильном сочувствии коммунистам. Впрочем, такова судьба любого реалистического произведения: если жизнь описана так, как она была на самом деле, роман всегда будет слишком неудобным, ни в какие идеологические рамки не влезет.

Поэтому, когда мне говорят, что «Поднятая целина» - конъюнктурное произведение, я привожу в пример отрывок: возница везет Давыдова и говорит: там у советской власти два крыла появилось, левое и правое, когда уж она ими взмахнет и снимется от нас, а?

Так что мы не меняли содержание экскурсий. Мы всегда показывали человека, писателя.

- Произведения которого не раз экранизировались. Какие экранизации вам нравятся, какие – нет?

- Больше всех – бондарчуковская «Судьба человека» - трогательная, мастерская. А вот «Тихий Дон» - не фильм Сергея Федоровича, это лента, снятая под диктовку западного заказчика, сделанная из части материалов, которые были сняты и сохранены. Мне фильм не понравился. На мой взгляд, было бы лучше, если бы новый «Тихий Дон» подождал бы, пока будут возвращены все снятые материалы, или – прости, господи, - совсем бы не выходил на экраны.

- Как сегодня живет музей-заповедник?

- Живет и развивается, причем довольно хорошими темпами. В прошлом году мы стали победителями в международном конкурсе «Лучшие в сохранении наследия», в этом году - номинантом конкурса «Лучшие музеи Европы».

Есть ли сложности? Конечно. Как у любого учреждения культуры в нашей стране. И дело не в финансах. Чиновники даже не понимают, что такое музей-заповедник, усадьба. Бытует бухгалтерский подход: свел дебет с кредитом – и выдавай рекомендации, как должен жить музей и какие формы деятельности осуществлять. Мы сегодня активно пытаемся защититься от таких советчиков и просим не мешать работать.

Мы много общаемся с Владимиром Толстым, причем не только потому, что дружим домами. Вешенская и Ясная Поляна очень близки структурно, у нас предмет деятельности один и тот же. И сходимся с ним во мнении, что современный директор такого объекта должен разбираться и в менеджменте, и в маркетинге, и в деятельности служб безопасности, и в проблемах общепита.

В мемориальном музее есть вещи, которые никогда не изменятся: обстановка дома, например. И это очень серьезно: как содержать дом, не дать ему разрушиться… Знаете, какой самый больной вопрос? Визуальное загрязнение окружающей среды! Проще говоря, застройка вокруг музея. Совершенно дикая и парадоксальная. Попробуйте сохранить окружающий пейзаж таким, каким он был и 10, и 100 лет назад... Наши коллеги из музея Куликова поля вынуждены восстанавливать ковыльные степи, практически исчезнувшие, сажать дубраву, в которой стоял засадный полк.

Музей выставочный, как, например, имени Арсеньева, может вести эксперименты с экспозицией, ее содержанием, но за пределы своего здания все равно не выйдет. Мы же расположены на территории 40 тысяч гектаров. Мы многое возрождаем – конюшни, например, донскую породу лошадей.

Работаем и как туристическое агентство, предоставляем жилье, обеспечиваем питание туристов. За годы это сформировалось в эффективную, работоспособную структуру, которую сейчас решили отнять (мол, не музейное это дело – гостиницы и общепит). Нам еще 15 лет назад было сказано: ребята, зарабатывайте кто как может. Мы зарабатываем. Причем не устраиваем сомнительных шоу, не принижаем уровень музея, мы предоставляем сервисные услуги высшего качества. И после того, как мы все это построили, сделали, нам сказали: ребята, идем назад, вертайте все государству, а там решим… Тарханы, Михайловское, Ясная Поляна – да все музеи-заповедники разом поставили перед фактом: структура, которая позволяла нам эффективно работать, теперь у нас отнимается.

Распределяя средства, мы и на развитие музея отправляли, и на издание, например, научных монографий, и на содержание лошадей (бюджетные средства на это не выделяются, спонсоры тоже неохотно на такое идут). Что теперь будем делать – вопрос пока открытый…

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ