Белое солнце Памира. Десять лет назад в Таджикистан вернулся мир

Генерал-полковник Павел Тарасенко в представлении не нуждается. В Приморье и других дальневосточных регионах его прекрасно знают как начальника Тихоокеанского регионального управления Федеральной пограничной службы (ныне Погрануправление ФСБ России по При

29 июнь 2007 Электронная версия газеты "Владивосток" №2166 от 29 июнь 2007
2b675ff33584b0ad6acb6880a54c200f.jpg

Генерал-полковник Павел Тарасенко в представлении не нуждается. В Приморье и других дальневосточных регионах его прекрасно знают как начальника Тихоокеанского регионального управления Федеральной пограничной службы (ныне Погрануправление ФСБ России по Приморскому краю) в 1998-2004 годах. Но еще до этого Павел Павлович успел изрядно послужить в горячих точках бывшего Советского Союза.

В эти дни, а именно 27 июня, исполнилось ровно десять лет со дня подписания в Москве «Общего соглашения об установлении мира и национального согласия в Таджикистане». В том, чтобы этот документ, символизирующий компромисс между правительством таджикского президента Эмомали Рахмонова и исламской оппозицией, появился, сыграл свою роль и Павел Тарасенко. Ведь именно он в течение трех лет, с мая 1995-го по май 1998 года, командовал группой пограничных войск России в Таджикистане.

В Среднюю Азию Тарасенко перевели в звании генерал-лейтенанта из Ставрополя, где он служил начальником штаба Северо-Кавказского особого погранокруга. Российские пограничники, по просьбе президента Рахмонова охранявшие таджикско-афганскую границу, находились в самом пекле. На территории Таджикистана с 1992 года бушевала гражданская война между светской властью в лице Эмомали Рахмонова и радикальными исламскими группировками. Из Афганистана для поддержки оппозиции в республику прорывались боевики-наемники, шел поток оружия, караваны с транзитным героином. Пограничная река Пяндж, петляющая в отрогах Памира, стала тем рубежом, который нужно было держать - без вариантов. Иначе неизвестно, во что могла бы вылиться эта периферийная, казалось бы, война. Недаром за службу в Таджикистане Павел Тарасенко (ныне - советник губернатора Приморского края Сергея Дарькина) был награжден не только российским орденом «За военные заслуги», но и таджикским орденом Дусти, то есть Дружбы. Сегодня о том, как в Таджикистане шла война за мир, Павел Тарасенко рассказывает читателям «В».

На тропе ваххабитов и наркокурьеров

- Когда в Таджикистане началась гражданская война, часть оппозиции ушла в Афганистан. Местная молодежь, пользуясь полуоткрытостью границы, проходила обучение военному делу в Афганистане, Пакистане и других арабских государствах. Затем эти бойцы собирались на территории Афганистана в вооруженные группы (или, как мы их называли, незаконные бандформирования) и всячески пытались прорваться в Тавильдаринский район Таджикистана. Именно населенный пункт Тавильдара стал в те годы центром ваххабитской оппозиции: здесь не стихали боевые действия, именно с этого рубежа оппозиционеры пытались пробиться к Душанбе. Были периоды, когда они довольно близко подходили к столице республики. В тавильдаринской зоне, примыкающей к области Горный Бадахшан, оппозиционеров было несколько десятков тысяч человек. Они должны были постоянно подпитываться личным составом, вооружением и деньгами из Афганистана и Пакистана. Надо сказать, что формирования, которые тогда проходили подготовку в этих государствах, параллельно воевали в Чечне на стороне сепаратистов. Это был очень разношерстный контингент, много арабов, в основном действительно профессионально подготовленные люди, которые добывали свой хлеб исключительно войной.

Нашей задачей было, во-первых, не допускать проникновения вооруженных формирований на территорию Республики Таджикистан, во-вторых, пресекать попытки провоза наркотиков в Таджикистан и дальше в Россию (кстати, из-за того, что сейчас граница опять стала полуоткрытой, наркотрафик на этом направлении, к сожалению, возобновился). Партию тяжелых наркотиков в 200-300 килограммов обычно сопровождало до 50 вооруженных боевиков, а встречать их выходило еще порядка 20 человек. Нам приходилось оперативно решать вопросы по уничтожению каравана и захвату партии наркотиков.

Наша группа формировалась из разных пограничных округов России. С 1996 года, когда из России стали прибывать в основном контрактники, мы начали набирать рядовой состав из таджикского населения (и могу сказать, что воевали таджики отменно, я не встретил ни одного случая предательства с их стороны). На лето я обычно получал практически от всех округов, в том числе с Дальнего Востока, по 1-2 мотоманевренной группе и имел, таким образом, 10-15 дополнительных мотомангрупп. Техники было вполне достаточно: реактивная артиллерия, обычная артиллерия, усиление со стороны наших армейских частей, дислоцированных в Душанбе, а также из Киргизии и из Казахстана. Мы несли охрану всей таджикско-афганской границы, которая проходит по Пянджа. На этой линии стояли Пянджу, Московский, Калай-Хумбский, Хорогский и Ишкашимский пограничные отряды. На границе с Китаем и Киргизией стоял Мургабский отряд.

Выстрелы с того берега

- Охрана границы на тот момент, когда я принял командование группой, была очаговой, особенно на горном участке. Другими словами, стоят на участке три-четыре заставы и обороняют только себя. Мы первым делом начали устраивать посты, обеспеченные с этими крупными подразделениями огневой связью, затем от огневого стали переходить и к тактическому взаимодействию, то есть выносили посты все дальше, перекрыв практически все направления. Создавали мобильные резервы, обеспеченные бронетехникой и вертолетами. Ведь вести боевые действия можно только тогда, когда войска надежно обеспечены разведкой, прикрытием и связью.

Пяндж - неширокая река, особенно в горной местности. С того берега можно было свободно обстреливать наши позиции с расстояния 30 - 100 метров. В апреле 1995 года, как раз перед моим прибытием в Таджикистан, так был расстрелян казахский батальон. Имелась некая договоренность с афганской стороной, и батальон шел без должного прикрытия и разведки. Когда он вошел в узкое ущелье - на таджикской стороне была только вертикальная скала, с афганского берега, с расстояния в 50-60 метров, их начали расстреливать. Реактивными снарядами уничтожалась боевая техника, а огнем стрелкового оружия - личный состав. Потери были страшные: погибло более 100 человек, и около 150 было ранено. Часть батальона удалось спасти только за счет героизма летчиков и групп спецразведки, которые высаживались прямо на горные хребты и спускались в ущелье, чтобы принять огонь на себя.

Поэтому, приняв командование группой погранвойск, я сразу же приказал любые передвижения производить только с моего личного разрешения. Надо было проанализировать весь имеющийся опыт, заняться и чисто бытовыми вопросами - вплоть до того, что мы начали выдалбливать в скальном грунте подземные казармы и даже подземные бани, которые не могли быть поражены артиллерийским или гранатометным огнем. Чтобы люди могли воевать, им нужно было создать нормальные бытовые условия в той обстановке, иначе грош тебе цена как командиру!

Вдоль линии госграницы, особенно на горном участке, где с нашей стороны громоздились отвесные скалы, мы начали строить стенки толщиной около полутора метров из камней и стволов деревьев. При боестолкновениях люди и техника могли там укрыться и оказать достойное сопротивление. Ведь и у меня уже был на первых порах печальный опыт, когда погибли восемь человек. Они вышли без разведки на один из постов и попали под обстрел. Кто успел спрятаться за камни, тот уцелел. Поэтому на самых опасных участках мы выстроили своими силами несколько километров таких каменных стен.

«Война - совсем не фейерверк, а просто трудная работа…»

- Уже на третьи сутки моей службы в Таджикистане мне пришлось проводить первую операцию. Тавильдаринская зона была занята оппозиционерами. Они знали, что мы начинаем усиливать границу, и не давали нам подвозить продукты и боеприпасы. Но Калай-Хумбский погранотряд был у меня тогда в тяжелейшем состоянии, и мы повели туда первую колонну - 170 машин с углем, продуктами, горючим. Проводя этот караван, встречали прямо на таджикской территории вооруженные заслоны. Приходилось или договариваться, чтобы они ушли и не было ненужных жертв, или сбивать эти посты, применяя все виды оружия.

Вообще боестолкновения были частым делом практически на всем протяжении моей службы в Таджикистане. Бывало, что на том берегу Пянджа на одном участке сосредотачивались вооруженные формирования численностью несколько сот человек, порой до тысячи, и начинали прорыв. Как правило, мы уже имели разведданные и организованно вступали в боевые действия. Но иногда крупные боестолкновения случались внезапно. И тогда мы несли боевые потери. Например, ждали прорыва боевиков на одном участке, а они появлялись на другом. Приходилось перебрасывать резервы, блокировать вооруженные группы противника и решать вопросы по их пленению и уничтожению.

Случалось проводить масштабные операции. На хорогском направлении мы готовили такую операцию в течение полутора месяцев. Подвозили на заставы боекомплект, продовольствие, запасы воды (Пяндж рядом, но вся местность простреливается, к реке не подойдешь). Когда все было готово, мы провели эту операцию с привлечением более 10 тысяч личного состава, с участием большого количества артиллерии, бронетехники и авиации. Использовали и афганцев, которые были заинтересованы в наведении порядка на своей стороне. 200-300 хорошо вооруженных афганцев были переброшены на нужные направления и в назначенный момент ударили в тыл бандформирований. Завязались боевые действия, мы хорошо поддержали с нашей стороны и практически решили вопрос по освобождению от бандформирований всей зоны напротив Хорогского погранотряда. С нашей стороны был ранен один солдат, осколком снесло ухо. Результат был достигнут в том числе потому, что мы исходили из принципа «земля - лучший бронежилет». Если солдат находится в окопе, спрятан за скалу, взять его очень тяжело. Он смел, защищен, и командиры знают об этом. Даже если наши позиции и накрывали из восьмиствольной реактивной установки - у оппозиции была такая установка, похожая на маленький «Град».

Пограничник - еще и дипломат

- Помимо боевой службы пограничникам присуща и дипломатическая работа. В обеих областях нужно было чувствовать допустимые пределы и решать вопросы так, чтобы не нанести ущерб ни Республике Таджикистан, ни интересам России и при этом не понести напрасных жертв. У нас была установка на то, что местное население ни в коем случае не должно притесняться. Напротив, оно должно относиться с симпатией как к нашим войскам, так и к задачам, которые мы выполняем, ведь это прежде всего обеспечение мирной жизни. Мы часто встречались со старейшинами, школьниками, главами администраций, вели разъяснительную работу. Поверьте, многие вопросы можно решать и без применения оружия.

Вся информация, поступавшая от местного населения, рассматривалась самым внимательным образом. Был учтен трагический опыт, когда в январе 1995 года группа на трех БМП по такому сигналу вышла в ближайший населенный пункт, чтобы защитить мирных жителей от бандформирований, и попала в засаду. 16 человек погибли, и три БМП были сожжены. После этого было решено действовать так: поступает сигнал - делается немедленный доклад руководству, затем оценивается обстановка и принимается решение. Несколько раз подобные сигналы поступали и при мне: к нам пришли бандиты, выручайте! Мы первым делом посылали группы спецразведки, которые находили и уничтожали засады, а уже потом подтягивались резервы, в воздух поднимались вертолеты. Если в селении действительно были боевики, они уничтожались. Сразу же выявлялись и их пособники.

Вспоминаю очень интересный опыт, когда мы при помощи афганцев-исмаилитов организовали «зону безопасности». Я встретился с исмаилитами и поставил им условие: если не хотите подвергаться ударам со стороны российских войск, не допускайте бандформирования к линии границы с Таджикистаном ближе, чем на 20 километров. В результате, как только в эту зону входили боевики, мы тут же узнавали об этом от местного населения. Нередко сами исмаилиты вступали с ними в боевые действия, не пуская к своим селениям и соответственно к границе, а мы получали хорошую возможность наносить превентивные удары. Нам оказал большую помощь духовный лидер всех мусульман-исмаилитов - имам Ага-хан IV. При мне он дважды приезжал в Хорог из Парижа, где он живет, и вместе с президентом Рахмоновым выступал на берегу Пянджа, призывая к миру. Он даже сфотографировался со мной на память, и потом, когда я показывал афганцам эту фотографию, ко мне сразу относились с уважением, называя «ходжой».

Бери шинель, пошли домой!

- В мирном соглашении 1997 года сыграли важную роль как миротворческие силы России в Республике Таджикистан, так и пограничные войска. Миротворцы не давали распространиться боевым действиям из тавильдаринской зоны в сторону Душанбе и в других направлениях, где шла спокойная, мирная жизнь. Мы же не допускали проникновения в республику бандформирований из Афганистана. Поэтому у ваххабитов были серьезно ограничены возможности, и лидер оппозиции Саид Абдулло Нури был вынужден пойти на подписание соглашения с президентом Рахмоновым. Нури понимал, что Таджикистан, который уже тогда проявил себя как современное светское государство, будет жить и развиваться без них. И даже к родственникам, которые жили на всей территории республики, оппозиционеров никто не пустил бы. Ведь до 1995 года включительно ваххабиты полностью уничтожали население целых деревень, которые были лояльны правительству Рахмонова (сейчас его называют «Рахмон», но я привык называть Эмомали Шарифовича по-старому, я знаю его как прекрасного государственного деятеля, доброго и обаятельного человека). В этой братоубийственной войне надо было ставить точку. Слава богу, что все это поняли и точка была поставлена.

Уже после подписания соглашения, в 1998 году, мы разрабатывали варианты возвращения оппозиционеров из-за границы в Таджикистан. Определяли, как они будут переходить границу, где будут сдавать оружие. В зависимости от совершенных преступлений с боевиками поступали по-разному. Многих амнистировали. Вот, например, был такой полевой командир Джунайдулло, мы называли его бандитом, а ваххабиты - «мстителем ислама». Он принес много беды, гибель того казахского батальона в ущелье - его рук дело. Был очень хитер и разумен как военный, хорошо знал местность. Когда я поднимался в воздух, сразу выходил на его частоту и говорил: «Джунайдулло, я - Тарасенко! Лечу к тебе, сейчас будем работать!». Он отвечал: «Хорошо!». Мы начинали работать. Его отряды несли серьезные потери, но самому Джунайдулло всегда удавалось ускользнуть. Так вот, уже после примирения он стал одним из руководителей таджикских вооруженных сил, работал в министерстве обороны. Дальнейшую его судьбу я, правда, не знаю.

Автор: Василий Авченко Олегович