Две судьбы, одна сторона. Французская

В московском издательстве «Русский путь» вышла в свет книга известной в прошлом веке поэтессы и танцовщицы восточной ветви русской эмиграции Лариссы Андерсен «Одна на мосту». Газета «Владивосток» в рамках проекта «Русские без России» впервые рассказала о ней почти десять лет назад. И потом не раз возвращалась к ее судьбе. На французском чердаке (Л. Андерсен почти сорок лет живет в небольшом городке Иссанжо в Верхней Луаре) были найдены письма Александра Вертинского, Ирины Одоевцевой, Вячеслава Иванова - ее современников, с которыми она была дружна. И которые искренне восхищались ее талантом.

Корреспондент «В», составитель книги, побывал в Париже, где Никита Струве, видный деятель русского зарубежья, философ, директор парижского издательства YMCA-PRESS, устроил презентацию этого издания в одноименном русском книжном доме. К сожалению, Ларисса Андерсен приехать не смогла, хотя для этих целей в Иссанжо (это более 600 километров от Парижа) за ней отправились на автомобиле. Возраст… Хотя в Иссанжо книгу все же почествовали. По-русски - под водку и селедку.

Надо было видеть выражение лица медбрата (он посещает Лариссу Андерсен дважды в день - утром и вечером), когда он застал нас в разгар празднества. На столе, как и заказывала виновница торжества, были русская водка, селедка, красная икра. Бородинский хлеб тоже привезли из России. Мы уже выпили по третьей рюмочке, и Ларисса только что закурила любимую сигаретку Camel Lights. Медбрат озабоченно взглянул на свою подопечную, достал тонометр. Компания притихла, я с ужасом вжалась в деревянную спинку стула. И тут анфермьер расплылся в улыбке. Давление оказалось, как у космонавта, 120 на 80. Все выдохнули и предложили французскому медицинскому работнику присоединяться. Он не отказался - повод стоил того. А когда уходил, разрешил продолжать праздник. Только положенную ежевечернюю микстуру в тот вечер Лариссе не предложил...

Мы разожгли камин - на улице резко похолодало. Раскрыли книгу. И стали читать. Одно стихотворение сменяло другое…

Зазимую я поздно иль рано,
На приморском твоем берегу.
Ты увидишь в закате багряном
Ожерелье следов на снегу.
Будут волны шуршать, как страницы,
А весной в потеплевших ночах
Пролетят одинокие птицы,
О знакомом о чем-то крича…

* * *

В синих конвертах с помеченным
адресом
Солнечной, яркой, далекой земли -
Грусть о потерянном, память
о радостном -
Письма твои…

* * *

Только море и море. Где наше сегодня
Оторвалось от завтра,
потерялось вчера…
В тот момент, когда сняли
и бросили сходни
И спокойно поплыли домой катера.

Невольно вспомнилось письмо Александра Вертинского, которое он написал Лариссе Андерсен в конце 30-х годов прошлого века: «Я хочу поблагодарить Вас за Ваши прекрасные стихи… Я пью их медленными глотками, как драгоценное вино. В них бродит Ваша нежная и терпкая печаль...». Что тут можно добавить… Они действительно оказались очень близки по духу: легкий, чарующий стих Лариссы Андерсен и магия слова, колдовство жеста Александра Вертинского. Немудрено, что вскоре в эмигрантских кругах родилась легенда - об истории их любви…

Перед тем как отправиться спать, Ларисса попросила: «Поставьте книгу под иконку». И тихо добавила: «Не думала, что доживу до такой радости…».

Невероятно, но факт. Судьба распорядилась так, что сегодня во Франции живут два человека, которые 85 лет назад - 25 октября 1922 года - уходили из Владивостока на одном корабле, с эскадрой Старка в свое пожизненное эмигрантское плавание. Ларисса Андерсен, еще совсем девочка, с семьей: ее отец Николай Михайлович Андерсен преподавал английский язык в Хабаровском графа Муравьева-Амурского кадетском корпусе. И 16-летний кадет того же корпуса - Иван Мирзоев. Судьба их поберегла. Чего не скажешь о канонерской лодке «Лейтенант Дыдымов», где находилась вторая группа кадет - 36 человек. Она не выдержала сильнейшего шторма и затонула, не дотянув до Шанхая сто миль.

Семья Андерсен осела в Харбине, а Мирзоев, навсегда распрощавшись во Владивостоке с мамой, два года жил в Мукдене, потом кадет перевезли в Шанхай, посадили на французский пароход «Портос» и отправили в Югославию. Затем были Донской корпус, шахты, побег в Белград, жестокая голодуха и наконец контракт на работу во Франции, где Иван Мирзоев окончил курсы электриков.

Признаться, в этот раз я с тяжелым сердцем ехала в Русский дом в Сент-Женевьев де Буа. Мои письма после того, как мы встретились здесь с Мирзоевым в 2005-м («В» писал об этом), так и остались без ответа. Ивану Николаевичу уже тогда исполнилось 99. Два года прошло. Как же радостно было узнать, что он жив. И, как успела рассказать служащая Русского дома, пока вела в комнату № 9, где живет старый кадет, он в церкви во время службы еще подтягивает певчим.

Узнала Ивана Николаевича не сразу. Годы согнули спину, куда подевались симпатичные гуцульские усы в тон седой шевелюре... Он сидел на кровати, в «паутине» тонких пластиковых трубок, подключенных к дыхательному аппарату. Здесь все было по-прежнему - аскетично, вернее даже сказать - пусто. На тумбочке в запыленной рамке стояла фотография единственного дорогого существа - пса Дружка (видимо, действительно Ивану Николаевичу занеможилось). После его смерти новой собаки он не заводит.

И тут я увидела на стене большую фотографию, которую отправила ему два года назад, когда на Русском острове установили пятиметровый крест из кедрача в память о тех, кто любил Россию и покинул ее в октябре 1922-го.

Как потом рассказали сотрудники дома, этот снимок для него сейчас как иконка. Он перед ним молится.

Поздоровались, тихонечко обнялись. «Мне сегодня что-то воздуха не хватает, - сказал Иван Николаевич. - А так ничего, держусь. Хотя житье здесь не в радость. Я после смерти жены сюда перебрался. Детей Бог не дал… Была бы возможность попасть на Русский остров...». То же самое он говорил и в прошлый раз. «Я бы в тягость там не был, у меня пенсия… Но понимаю, что этому уже не бывать. Здесь придется умирать…».

Голова у Ивана Николаевича в полном здравии, только глаза подводят. Писать он уже не в состоянии, но еще больше огорчается, что не может читать своих любимых родных классиков.

Сколько бы мог рассказать этот русский человек, который, считай, все свои годы провел вдали от родины. Каждая жизнь - это уже история. А та, что выпала на долю нашей эмиграции, - роман-эпопея. Впрочем, это можно сказать о каждом, кто здесь живет или жил.

Этот приют организовала почти 80 лет назад княгиня Вера Кирилловна Мещерская в подаренном ей загородном поместье французской знати. В числе постояльцев здесь были семейство Бакуниных, жена адмирала Колчака - Софья Федоровна, супруга министра Столыпина, редактор газеты «Русская мысль» Зинаида Шаховская. В этих же стенах в довольно преклонном возрасте почила Татьяна Юрьевна Старк-Кипинева, жена контр-адмирала Старка, который в октябре 22-го уводил из Владивостока под Андреевским флагом свою разнокалиберную флотилию - свыше 30 кораблей и судов.

Говорят, пару десятков лет назад один из бывших руководителей Русского дома, избавляясь от хлама, сжег немало писем, бумаг, дневников, оставшихся от ушедших в мир иной постояльцев. Нынешний директор Николай де Буаю, молодой неравнодушный человек с русскими корнями, решил навести в этом деле порядок. И для начала собирается создать компьютерную базу данных всех тех бесценных свидетельств времени, что сумел сохранить Русский дом за свою долгую жизнь. Что ж, как говорится, Бог в помощь.

«Извините, что провожаю вас сидя», - забеспокоился Иван Николаевич, когда стали прощаться.

Расставаться было тяжелее прежнего. Утешало лишь то, что на этот раз мы обменялись телефонами. Номер Ивана Николаевича сейчас есть и у Лариссы Андерсен. Как-то она обмолвилась: «Хорошо бы нам встретиться! Не зря его величество случай поселил нас в одной стороне. Пусть французской».

Как знать. Все может быть, пока люди живы и молоды душой наперекор всем испытаниям судьбы.

Владивосток - Париж - Сент-Женевьев де Буа - Иссанжо

Автор: Тамара Калиберова Николаевна