Анархисты шествовали с зонтиками и в лаковых сапожках

Революцию, которая свергла монархию, готовили давно. И готовили не социалисты за рубежом, убежденные враги царизма, а ее верные слуги - российская бюрократия. Чиновники всех рангов просто не понимали, в какую трясину бюрократии все больше и больше они затягивают Россию. И вызванные этим экономические стачки все чаще стали перерастать в политические забастовки.

Великий князь Алексей Михайлович 25 декабря 1916 г. отправил Николаю II письмо, в котором предупреждал: «Как это ни странно, но мы являемся свидетелями того, как само правительство поощряет революцию. Никто другой революции не хочет. Все сознают, что переживаемый момент слишком серьезен для внутренних беспорядков. Это сознают все, кроме твоих министров. Их преступные действия, их равнодушие к страданиям народа и их беспрестанная ложь вызовут народное возмущение. Ты должен понять, что грядущая русская революция 1917 года будет прямым продуктом усилий твоего правительства. Впервые в современной истории революция будет произведена не народом против правительства, а правительством против народа».

Но предупреждению император не внял.

Это привело к закономерному финалу. 8 марта (по новому стилю) забастовали только с предъявлением экономических требований 128 000 человек, 9 марта - 200 000, а 10 марта началась всеобщая политическая забастовка петроградских рабочих с требованием ликвидации в России монархии. К Николаю прибыли представители Государственной думы с предложением отречься от престола. Царь обратился за поддержкой к командующим фронтами. Все семь фронтов императору в ней отказали. 15 марта Николай II подписал акт отречения.

На далекой окраине новость о смене власти пришла на следующий день. Вначале гудок мастерских порта собрал обитателей ближних слободок на площади перед управлением на митинг, потом его участники присоединились к общегородскому митингу у памятника Невельскому на Светланской. Позже пришло обращение Временного правительства. Его зачитали тоже на общегородском митинге у того же памятника. Состоялся парад частей гарнизона, прошли разного рода делегаты. Военный оркестр играл «Марсельезу», звонили колокола соборов, гремел артиллерийский салют. Все почему–то были необычайно вежливыми, обращались друг к другу только на «вы» и действительно чувствовали себя гражданами новой России.

Но главное торжество горожан состоялось, когда вся Россия впервые легально отмечала международный первомайский праздник. Первый митинг состоялся на ипподроме. Ораторы различных партий с разных трибун излагали собравшимся свое понимание этой революции. Выступил перед горожанами попавший прямо с парохода на митинг Моисей Володарский. Говорил страстно, но не совсем понятно. Выступление эсера Агарёва было интереснее и, самое главное, понято всеми. Потом колонны демонстрантов разных партий и организаций со своими знаменами и плакатами прошли по Светланской. Были представлены и мощная, состоявшая наполовину из солдат и матросов колонна партии эсеров под красным знаменем, и Общество владельцев коров Первой Речки, на штандарте которого была изображена симпатичная коровенка. На привокзальной площади прошел еще один митинг.

Вечером город был иллюминирован, многие ходили по улицам с красными фонариками. Потом начались послереволюционные будни. В Приморской области власть перешла к уполномоченному Временного правительства Русанову, а во Владивостоке - к Комитету общественной безопасности.

Разоруженную полицию заменила народная охрана. Но больших потрясений город не испытал. В нем, отдаленном от войны, жилось намного легче, чем в остальной России. В три смены работали вагоно- и паровозосборочные мастерские. В порту не хватало грузчиков даже при высоких заработках, и на причалах скопились тысячи тонн груза. Единственная забастовка прошла в мастерских военного порта - почти все корабли были давно переведены на Балтику или Средиземное море, и мастеровые сидели без работы. Город заполнили беженцы из западных губерний России - люди, как правило, состоятельные, такие, как семья варшавского ювелира Баневура, сразу купившая два дома в Офицерской слободке. Через много лет имя и слегка измененную фамилию сына из этой семьи писатель Нагишкин даст своему литературному герою.

Сразу оживилась в городе деятельность социалистов, многие из которых вернулись с каторги или служили в крепостных полках. Революция амнистировала всех. Уже 16 марта было создано Межсоциалистическое бюро, объединившее эсдеков (вне зависимости, что стояло у них в скобках - «б» или «м») и эсеров (правых и левых). Состоявшееся по его инициативе 30 марта общегородское собрание (по примеру Петрограда) избрало Городской совет рабочих и военных депутатов. Его возглавил бывший каторжанин социал-демократ Моисей Гольдбрейхт. Пять депутатов были направлены для работы в Комитет общественной безопасности. И в городе сразу же определились районы влияния. В частях гарнизона и на судах Сибирской флотилии большим авторитетом пользовались социалисты-революционеры (левые эсеры), в порту и мастерских - социал-демократы большевики. Эсдеки с меньшевистским уклоном задавали тон в слободках, у кустарей и владельцев мелкой собственности, то есть у большинства населения.

Комитет общественной безопасности, как в свое время полицейское управление, старался по мере возможности следить за порядком в городе, городская управа - за чистотой на улицах и сбором налогов. С помощью Межсоциалистического бюро стали возвращаться из эмиграции члены РСДРП(б) и анархисты, так как наиболее активные меньшевики и эсеры отбывали сроки на каторге и поселении. Иронично отметила местная пресса прибытие из эмиграции группы анархистов: «Анархисты развивают свою деятельность. Благо, прибыли подкрепления из Америки. Несколько дней назад по улице шествовала курьезная процессия. Человек тридцать симпатичных мужчин в лаковых сапожках с зонтиками шествовали с красным флагом с надписью «Да здравствует социальная революция!». Уныло и совсем нестрашно пели они страшную песню про черное знамя и «зов Равашоля». А сзади на десятке телег везли китайцы анархический багаж. На глаз можно было определить, что на каждого анархиста мало-помалу приходилось по двадцать чемоданов».

И предавался грустным размышлениям редактор городской газеты: «Иногда думаю: «Да была ли революция или нет?». И по газетам, и по фактам видишь, что революция была и есть, но... будто бы чего-то не хватает. Внешне революция произошла, сменили губернатора, упекли фараонов, организовались, одним словом, как везде, но внутренней революции освобождения интеллигенции от старого не было. Революция должна перерождать, а перерождения и нет. Город просто спит тупым старым сном».

Конечно, не во всем газетчик прав. Активно работал тот же горсовет. Когда вернувшиеся из эмиграции и осевшие во Владивостоке анархисты попытались подбить матросов флотилии на проведение экспроприации имущества у части населения под лозунгом «грабь награбленное», то его военная комиссия предупредила анархистов о возможности предупредительных арестов. Поборники «анархии - матери порядка» предпочли город покинуть.

В Хабаровске, столице Приамурского края, тамошний Комитет общественной безопасности по докладу управления военной контрразведки прекратил деятельность группы наркоторговцев, возглавляемой китайцем Сун Дзоде. В нее входили полицмейстер и даже сам генерал-губернатор Гондатти. При обыске в его служебном кабинете были изъяты 24 килограмма курительного опиума.

Во Владивостоке новые власти также ликвидировали сбыт наркотиков, который проводился через фармацевтическое предприятие для производства опиума для госпиталей. И здесь в возглавляемую уголовником Джафаровым группу наркодельцов входили бывший жандармский генерал Семенов, городской полицмейстер Баранов, начальник сыскной полиции Мажников. Хорошо бы, к слову сказать, чтобы обе эти истории повнимательнее изучили нынешние борцы с наркотическим зельем.

И возможно, все бы развивалось по общеевропейским нормам, но и в Петрограде и Приморье власть все больше переходила в руки большевиков. Уже в середине июня 1917 г. в Никольске–Уссурийском фракция РСДРП(б) городского совета присупила к формированию своих охранных отрядов – Красной гвардии.

В середине лета противоречия между Временным правительством и Петроградским советом завершились арестом его председателя Л. Троцкого, и бегством В. Ленина.

Сбывалось пророческое предупреждение Петра Дурново, министра внутренних дел в правительстве С. Ю. Витте, высказанное им в записке императору Николаю II в феврале 1914 г., о том, что в случае неудачного хода возможной войны с Германией «...социальная революция в самых крайних ее проявлениях у нас неизбежна и начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надежного кадрового состава, окажется слишком деморализованною, чтобы служить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Но... «нет пророка в своем Отечестве». Россия ввязалась в августе 1914 года в ненужную войну, затем последовал февраль 1917-го, после которого либерально-демократические партии уступили страну большевикам. В октябре большевики бросили в массы лозунги «Заводы - рабочим, земля - крестьянам (черный передел), хлеб - голодным...».

Об этом предупреждал Николая бывший глава МВД империи, но услышан не был.

А жаль!

Автор: Юрий ФИЛАТОВ