Инопланетянин в скорлупе, или Неудобный интеллектуал Мечковский

Владивосток, обретающий статус форпоста европейской культуры на Дальнем Востоке не только на официальных бумагах, но и на деле, все больше привлекает к себе заинтересованные взгляды состоятельных меценатов из Азии.

И дело не только и не столько в развитии туризма или кинопромышленности. Отлично разбирающиеся в искусстве восточные ценители обратили взор на приморских художников - сокровищницу поистине неисчерпаемую. Вспомним хотя бы события последних шести месяцев. Огромный успех выставки владивостокских художников в Пекине. Для картины Владлена Камовского, которую он подарил корейским спасателям, найдено почетное место в одном из самых крупных городов Кореи. А недавно несколько японских бизнесменов обратилось с предложением к Всеволоду Мечковскому: хотят купить картины. Так, не слишком мало - 40 штук. За весьма приличные деньги. Совпадение, скажете? Нет, закономерность…

Разумеется, первыми, кому Всеволод Владимирович поведал эту новость, были корреспонденты «В». Почему? Об этом, как и о многом другом, он расскажет сам.

- Последняя персональная выставка была в «Арке», после этого я с такими вещами завязал. Теперь у меня выставка своя. Постоянно персональная. Рядом с «Аркой» - мастерская, 80 квадратов. Танюша моя (Татьяна Жукова, жена художника) продала квартиру, детям купила поменьше, а на остаток сделала мне ремонт. Теперь там мой музей имени меня.

А с выставками... Чувство такое… Выходишь на народ, делаешь, стараешься, развешиваешь. А потом приходят люди - и начинают клевать мое мясо. И остается от меня маленький скелетик. Выставка - эксгибиционизм. Ходишь весь голый. И каждый бросает в тебя что может.

Был молодой, еще было интересно. А сейчас я и самому себе, и коллегам все доказал. Кто хочет увидеть картины - пусть приходит. В любой момент. (задумывается) Нет, не в любой. Желательно вечером. Утро для меня - святое.

Каждого пущу? А почему нет? Только в трезвом, разумеется, приличном виде. И чтобы меня сильно не отвлекали. Таня у меня - искусствовед, такую экскурсию проведет - заслушаетесь.

Ближе к осени, когда все музеи еще закрыты и театры на каникулах, даже хочу дать что-то вроде объявления: по воскресеньям мастерская открыта для посетителей. Заходите, смотрите. Может, что и купите.

- Над чем работаю? Ах, это надо в мастерскую. Не умею я словами. Показать могу: вот это, это, это… А для озвучивания моих мыслей есть Таня. Она умеет объяснить… Иногда люди приходят: расскажи. Показываю. «А что это?» - «Ну раз ты не видишь, - отвечаю, - как же я тебе рассказывать буду. Все равно ты не услышишь». И бывает, возвращаются через полгода: «Зацепила меня та твоя картина, старик… Приснилась пару раз…» - «И что теперь ты видишь?» - «А ведь правда… А вот тут вот… О! А этого не замечал…». Ну созрели, значит, пошла работа мысли…

Есть просто пейзажи, натюрморты, а мои картины - другое. Как в одной книжке написали: «Юра Волков расцветил приморскую живопись, Черкасов дал ей новые краски, а Мечковский добавил интеллектуальной глубины». За этим - ко мне. Хотя, правда, многие на моих картинах-то, кроме задниц женских, ничего и не видят. Но это ж тоже святое!

- Чье мнение мне дорого и интересно? Критиков у нас пока мало, а из тех, что есть, большинство - заушные. Разве что вот Татьяна моя… Кстати, она ведь, кабы не мои картины, никогда бы меня не выбрала. Первые дни знакомства за инопланетянина считала. Я ничего не знал: как ходить в больницу, чего в магазине что стоит. Меня это не интересовало. Я сделал себе скорлупу и в ней жил. Варился в творчестве. Когда уж социум сильно по башке бил - выныривал, отмахивался, давал денег, говорил какие-то слова - и обратно к себе. Параллельные миры, да. И она сначала не понимала, что я такое. Боялась засыпать: вдруг уснет, а я утащу ее на свою планету? С полгода привыкала, пока привыкла.

Если бы я дорожил чьим-то мнением, ни черта бы из меня не вышло. Меня все время пинали, запрещали и выгоняли. Неправильный художник, не так рисую и не то.

У многих нынешних галерейщиков нюх отсутствует. А у меня заказчик есть, Андрей. Вот он раз в год приходит и всегда самое лучшее выбирает. Одну картину, но самую-самую. В точку. Вот его мнением дорожу.

- Сейчас вот японцы зауважали. Резко как-то. Двадцать лет назад у меня в Стране сакуры были две выставки персональные, еще в паре сборных участвовал. И они отслеживали, видать, а теперь вышли с предложением. Скажу честно - напрягся. Объясню, почему. Все через посредников. Некие круги в Японии обратились к посредникам, те, в свою очередь, вышли на тамошних русских бизнесменов, а те уж обратились ко мне, причем с предложением организовать выставку, а там, мол, и продадим. Нет. В такие игры не играю. Я стреляный воробей. В последний раз в Ниигате получилось так, что я уже на корабле, а мои работы еще два дня должны в галерее висеть. Езжай, мол, все будет отлично. Нет. В буквальном смысле сказал: спрыгну с парохода, но без картин не уеду. Привезли.

Поэтому так - через посредников - дело не пойдет.

Какие работы хотят купить, пока не знаю. Жизнь менялась, и творчество мое менялось. Часть из того, что, например, в Японии выставлял, уже ушло в частные коллекции, в нашу картинную галерею. Но что захотят, то и продам. «Не продается вдохновенье, но можно живопись продать». Пусть хранится. Неважно, у нас или в Японии. Может, их там на стены повесят и будут людям показывать, а может, в сейфе держать до поры, неважно. Главное - не пропадут 40 лет жизни, даже если завтра склею ласты. Я не делю человечество на куски. Шарик - он маленький…

Исчезло у нас понятие народного достояния. Но и когда говорят, что искусство у нас никому не нужно, я не согласен. Оно всегда нужно. Просто есть разные жизни. Есть тупая, мерзопакостная, нацеленная на добывание денег. Уткнулся носом в корыто и живет. Так ему искусство никогда не было нужно. И не будет. Он ведь еще не человек. И есть бабушка, которая копеечки будет собирать, но в картинную галерею сходит.

А вообще мне кажется, что идет планомерное истребление человеческого в человеке. Попса эта вся… Ждут, чтобы народ стал на четвереньки и начал хрупать траву. Это война. На интеллектуальном уровне. Где я в этой войне? Не знаю. Мое дело - бить лапками в крынке, пока масло не собьешь. Работать. Через сердце пропустить, показать: ребята, вот она, жизнь, здесь. А тусовки и фокусы а-ля Глазунов-Церетели - они по другую сторону фронта.

Званий? Когда мне было лет 30 - 35, да, были мысли. В 1996 году меня приняли в Союз художников - без моего заявления, кстати. А документы, отправленные в Москву, где-то затерялись. Или в Москве их там просто где-то замылили… Так с тех пор я и живу - получлен, если так можно сказать. Я всегда иду своей дорогой. Но согласен, при этом постоянно зачисляют меня в какую-то обойму. То с одними в списке перечислят, то с другими. Иногда и не поймешь, почему. Есть апробированные художники, а есть неудобные. Никуда их не спрячешь. Как гвоздь в ботинке.

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ