Завещание Арсеньева мы не выполнили

Совсем недавно, в очередной раз оказавшись в Москве в командировке, имея в запасе два часа свободного времени перед важной деловой встречей, я решил заглянуть в букинистический магазин на Покровке, 50. Поймал такси и… попал в жуткую пробку, истратив на дорогу практически весь лимит времени, несмотря даже на то, что часть пути вообще шел пешком. Бегло просмотрев заранее отобранные материалы (об этом мы договорились по телефону) и выбрав несколько книг и открыток для нашего вузовского музея, попрощавшись, я поспешил к выходу. И здесь меня остановил вышедший из запаски знакомый сотрудник магазина. Он протянул конверт из плотной уже изрядно выцветшей от времени когда-то синей бумаги: «Посмотрите вот это». С трудом разбирая не очень разборчивый почерк, я прочитал:

«Завещание В. К. Арсеньева. Передано А. И. Мельчину в 1944 г. последним проводником Арсеньева во Владивостоке».

Бережно открыв конверт, я вынул из него листок желтоватой бумаги размером в полстранички нестандартного листа, на котором твердым, с хорошей каллиграфией почерком с соблюдением всех правил дореволюционной орфографии было начертано:

«Просьба!

Убедительно и горячо прошу похоронить меня не на кладбище, а в лесу и сделать следующую надмогильную надпись: «Я шел по стопам исследователей в Приамурском крае. Они ведь давно уже находятся по ту сторону смерти. Пришел и мой черед. Путник! Остановись, присядь здесь и отдохни. Не бойся меня. Я так же уставал, как и ты. Теперь для меня наступил вечный и абсолютный покой».

В. Арсеньев»

Я удивленно посмотрел на продавца: «Откуда это у вас?». Тот неопределенно пожал плечами. Конечно же я приобрел этот раритет. И, пока не вернулся из командировки во Владивосток, одна мысль не давала мне покоя: есть ли подобный документ в музее имени В. К. Арсеньева?

Пока летел в самолете, вспоминал, как, приступив к исполнению обязанностей ректора тогда еще Дальневосточного политехнического института, я в первую очередь заглянул в архив. И однажды, выудив из темного угла картонный ящик, поседевший от многолетней пыли, обнаружил несколько небольших тетрадок из второсортной бумаги – они валялись здесь вперемешку с другими бумагами. Как оказалось, это были расчетные книжки педагогов и научных сотрудников Государственного Дальневосточного университета. Видимо, их передали ДВПИ при ликвидации ГДУ еще в 1930 году. Среди прочих находилась и  расчетная книжка № 118 доцента Владимира Клавдиевича Арсеньева. Из нее следовало, что трудовой договор с ним заключили на неопределенный срок, а месячная зарплата В. К. Арсеньева составляла 22 рубля 66 копеек и выдавалась два раза в месяц: 1-го и 16-го числа.

На следующий же день после приезда я позвонил в музей,  нескольким знакомым-краеведам и рассказал о завещании. Как выяснилось, такого документа в музее нет. Кто-то восхитился находкой, кто-то выразил сомнение относительно «оригинала». Предварительная экспертиза уже подтвердила подлинность  просьбы-завещания. Что касается Анатолия Ивановича Мельчина, человека, которому был передан этот документ, мне удалось немало узнать о нем благодаря его литературному наследию. Библиотеки Владивостока и система межбиблиотечного абонемента региона оперативно откликнулись на мое обращение, и спустя несколько дней на рабочем столе выросла внушительная стопка книг, написанных А. И. Мельчиным, а также копии его статей из различных сборников и газет. Мельчин писал в основном о героях Октябрьской революции и Гражданской войны, при этом он   оказался автором вступительной статьи к почти неизвестной сегодня  маленькой книжечке стихов «Мой край родной», изданной в 1945 году.

Как выяснилось, А. И. Мельчин уволился в запас в звании капитана 1-го ранга. Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, он  сотрудничал с газетой Тихоокеанского флота «Боевая вахта» (1939-45 гг.), был членом Приморского филиала Всесоюзного географического общества. С его подачи 5 ноября 1944 года на страницах «Боевой вахты» появились отрывки из неизвестных ранее писем А. М. Горького к путешественнику и писателю В. К. Арсеньеву. Эти письма (ныне широко известные) были обнаружены в архиве Арсеньева, хранящемся в местном филиале Географического общества.

В связи с этим вспомнилось, что года два назад я приобрел у коллекционеров сборник за 1929 год, изданный в Хабаровске, в издательстве «Тихоокеанская звезда», который назывался «Наводнение 1928 года в Дальневосточном крае». В нем, в частности, был опубликован рассказ В. К. Арсеньева «Фальшивый зверь». Упоминаний об этом произведении писателя и путешественника я нигде не встречал. Может быть, это тоже  неизвестная публикация В. К. Арсеньева? Тем более что в  пояснении сказано: «Автор этого рассказа, написавший известную книгу «В дебрях Уссурийского края», - В. Арсеньев вспоминает далекие времена, когда охота на тигров в Уссурийском крае была обыденным занятием населения, промыслом. Тогда нередко встречались охотники, убившие за свою жизнь несколько десятков тигров. Есть, правда, такие охотники и теперь».

Возвращаясь к бесценной московской находке, хочу  напомнить: во многих воспоминаниях и мемуарах родственников Владимира Клавдиевича говорится о том, что известный путешественник просил похоронить его в лесу, а не на  кладбище. Так, в шестом номере журнала «Рубеж», вышедшем в этом году, Анна Константиновна Арсеньева, первая жена писателя, исследователя Уссурийской тайги, в своих воспоминаниях цитирует эпитафию, которую Владимир Клавдиевич просил сделать на его могиле:

Ты мой учитель,
мой учитель и друг,
Ты мой храм
и моя Родина –
Шумящий, шелестящий
тихий лес.

Просьба-завещание, написанная в 1930 году, почти 80 лет назад, и каким-то чудом дошедшая до нас сегодня, опять «убедительно и горячо» напомнила о последней воле Владимира Клавдиевича Арсеньева.  

P. S. Завещание Арсеньева можно будет увидеть в музее ДВГТУ.

Автор: Геннадий ТУРМОВ, ректор ДВГТУ, специально для «В»