«Туркмения» в огне

(Окончание. Начало в номере за 10 ноября)

…Все свободно дрейфующие шлюпки с помощью длинных тросов перевязались между собой, но нашей лодке не повезло: «четверка» или «двойка» навалилась на нашу «шестерочную» корму и сломала нам руль.  Мы потеряли управляемость, и волнение моря, которое постепенно  усиливалось,  постоянно «валяло» нас с борта на борт, что вызывало приступы морской болезни. Хотя взрослые и старались ободрить детей,  рассказывали им сказки, читали стишки, кто-то даже пытался затянуть «Пусть  бегут неуклюже пешеходы…», но настроение не улучшалось. Я скормил соседям два последних яблока, но банку с компотом открыть было нечем. Еще хуже было то, что дети стали просто замерзать. К тому же к холодному осеннему ветру еще прибавился и мелкий гадкий дождик.

Помню, что рядом со мной все время сидели два мальчика. Одного, помладше, звали, кажется, Ваней. Он сидел у меня на правом колене, ближе к борту шлюпки, и я постоянно обмакивал носовой платок в воду и вытирал его заплаканную мордашку.

Тем временем ветер и волны отнесли нас от «Туркмении» на достаточно  большое расстояние. Когда мы еще могли что-либо различать на борту  судна - мы увидели, что за борт сбрасывают спасательные плоты, вываливают штормтрап. Все члены команды сгрудились на корме  теплохода, а потом по одному стали спускаться по штормтрапу к  спасательным плотам. Один раз мне показалось, что кто-то бросился прямо в воду, но, может быть, это был очередной плот или кто-то сбросил какие-то вещи.

С соседних шлюпок в небо запускали осветительные ракеты, жгли фальшфейеры. Наша шлюпка согласно расписанию шлюпочной тревоги была полностью «укомплектована» спасающимися пассажирами. Особенно много оказалось маленьких детей.Часа через два после спуска на воду на всех навалилось какое-то отупение. Не хотелось  двигаться, общаться.  Хотелось уйти от действительности, хотелось спать и немного хотелось есть. Постепенно и на соседних шлюпках суета прекратилась (а может быть, они просто израсходовали весь запас ракет и фальшфейеров).

Ночь, бледная луна за облаками, горящая (к тому времени на  надстройке в районе капитанского мостика был виден открытый огонь) вдалеке такая надежная и уютная для нас всего три часа назад «Туркмения», качка,  плещущая о борт шлюпки вода, черное небо и черная вода, сонливость, отупение, медленно, но  верно усиливающаяся болтанка, на которую уже наплевать, убаюкивающая качка «баю-бай, баю-бай», надежда, что нас спасут, нежелание шевелиться, тоска, прижавшееся ко мне тельце такого родного Ванюшки, спать… Все мысли  к чертям!.. Спать!.. Спать…

И тут крик: «Огни! Вижу огни! Огни-и-и!!!». Я открываю глаза, кручу спросонья головой, вижу, что «Туркмения» стала еще дальше, а с левого борта от горизонта к нам приближаются две светящиеся точки. Все засуетились, зашевелились. Кто-то вспомнил про сигнальные ракеты, и вот в  черное ночное небо с шипением и треском взлетает первая, и тут же зажигается фальшфейер!

На других шлюпках тоже видно оживление, все машут руками, кричат, хотя  понятно, что на таком расстоянии ничего услышать и увидеть нельзя.

Примерно через полчаса мы смогли разглядеть три судна, подходящих к нашему «району плавания», а точнее, дрейфа. Два судна были большими и не сильно маневренными, а третье - небольшой рыболовный траулер сразу  же развернулся на курс для спасения людей с шлюпок. На первую шлюпку завели два конца и, растянув ее вдоль борта траулера, стали снимать людей. Несмотря на достаточно сильное волнение, с первой лодкой закончили минут за пять - десять. «Важгорск» - именно такое название имел наш спаситель - тут же подошел к следующей шлюпке. Наша очередь оказалась третья.

Когда нашу «шестерку» притянули к борту, я увидел, что с двух сторон от  штормтрапа, оседлав борт, сидят два крепких мужика и, подхватывая за  руки, шиворот и пояс спасаемых, помогают им оказаться на борту «рыбачка». Все делалось без лишней спешки  и суеты, и благодаря этому  все как-то сразу успокоились. Спасенные конечно же благодарили за помощь и тут же убегали в теплое нутро «Важгорска».  Всем хотелось найти самое-самое теплое место, присесть, а еще лучше - прилечь там и проспать хотя бы часа три-четыре.

Перед тем как нырнуть в гостеприимное чрево судна, я глянул в сторону нашей многострадальной «Туркмении». Надстройка продолжала гореть, дым серой лентой, похожей на косой знак дроби, уходил в черноту неба. К ней подходили два больших судна, одно из них по высокой «лобастой» надстройке и короткому сильному корпусу было похоже на спасатель. Волнение моря было уже значительным: двухметровые волны  били в  борт «Важгорска». Недалеко от борта «Туркмении» я разглядел желтые точки  спасательных плотов и только сейчас подумал о тех, кто остался на горящем судне. Как они там?.. Живы ли?.. Покинули  или  нет свой «пароход»?..   «Капитан  уходит  с  гибнущего корабля последним…». Как он там, капитан Владимир Клим?..

Часа три-четыре я дремал, сидя на стуле в каюте у кого-то из комсостава. Продрав глаза, пошел бродить по судну. Все коридоры, лестницы, внутренние помещения были заполнены людьми. Многие дети и  взрослые спали прямо на полу, подстелив под себя верхнюю одежду и натянув на головы свитера или шапки. В радиорубке я краем уха услышал, что мы идем в Находку и прибытие планируется через час-полтора. Что в районе  бедствия шторм под три балла - и тушение пожара этим фактом сильно осложняется. Информации о погибших и пострадавших пока нет…

…В Находке запомнилось несколько вещей. Весь причал, к которому пришвартовался наш спаситель «Важгорск», был оцеплен людьми в штатском, чье место работы не вызывало сомнений. Одинаковые серые или темно-синие плащи, шляпы или кепки. Неудивительно - ведь вполне могла быть выдвинута версия поджога судна с детьми в праздничные для всей страны дни. Мы по деревянной узкой сходне сходили на берег и гуськом вдоль уреза причала шли в сторону стоящей здесь же, в ста метрах от «Важгорска», «Антонины Неждановой». При выходе с «Важгорска» всех  нас тщательно пересчитывали  люди в штатском. Раздетым и  разутым выдавали теплую одежду. На «Неждановой» судовой врач прямо у трапа интересовался здоровьем каждого. Разместили в каютах, пригласили на обед.

Главное, что МЫ ЖИВЫ!..

…Уже позже я узнал, что пожар на пассажирском теплоходе «Туркмения» произошел из-за того, что самопроизвольно «отдалась» (отвинтилась и выпала) заглушка на распределительном бачке, где разогретое до температуры воспламенения топливо из общей магистрали распределяется на форсунки впрыска. Там в цилиндре двигателя оно сжимается и воспламеняется - эпюры этих процессов, нарисованные вторым главным механиком Эдуардом Николаевичем, до сих пор хранятся у меня дома.

Разогретое топливо хлестануло по левой переборке, попало на распределительный коллектор. И, хотя он  был защищен изолирующим покрытием из асбеста (оно напиталось топливом, как половая тряпка водой), металл коллектора, нагретый до температуры около 400 градусов Цельсия, как спичкой, поджег топливо. Вспышка! И через пару минут  машинное отделение заполнилось дымом. Система объемного  углекислотного пенотушения (когда все помещение моментально заполняется противопожарной пеной) на судне отсутствовала с постройки. Сбить огонь имеющимися средствами в первые минуты не удалось. Начался полномасштабный пожар в «машине».

При пожаре на «Туркмении» не погиб ни один пассажир.

Трагически оборвалась жизнь двух членов экипажа: молоденькой поварихи Тамары Ерылиной и второго главного механика «Туркмении» Эдуарда Николаевича Акатова. Похоже, что именно я последним разговаривал с ним, и падавшая фотография жены и детей была как  бы  предупреждением  или  своеобразной «черной  меткой». Эдуарда Николаевича нашли в холле недалеко от его каюты. Буфетчица была обнаружена  в коридоре  надстройки. Это был ее первый рейс. Оба  погибших члена экипажа, согласно заключениям  судебных  медиков,  погибли от удушья… 

…Передо мной копия приказа № 1030 от 28.11.1986 года по Дальневосточному морскому пароходству:

«На теплоходе «Туркмения» в момент трагедии находилось 290 пассажиров и  123 члена экипажа. 10 ноября в 00.25 при нахождении судна в точке  с координатами 41 градус 51 минута северной широты и 133 градуса 37 минут восточной долготы в машинном отделении произошел пожар.

Пожарная тревога была объявлена немедленно. Но огонь, несмотря  на усилия пожарных расчетов, продолжал распространяться  по всему судну… 

Оценив обстановку до двух минут, капитан изменил характер тревоги и  объявил эвакуацию пассажиров и части членов экипажа … в основном женщин. В 00.43 был подан сигнал бедствия. В 00.48 шлюпки и плоты с  пассажирами и большей частью экипажа были отведены от борта. На судне остались 29 членов экипажа для борьбы за плавучесть. В 03.30 с подходом  к месту аварии СТР «Важгорск» и теплохода «Приамурье» началась  пересадка пассажиров и экипажа со спасательных шлюпок и плотов на суда. С ухудшением погоды аварийную партию с теплохода «Туркмения» сняли, видимые очаги пожара подавил подошедший буксир «Тайфун» подачей пены через лафетные стволы. В 13.30 началась буксировка  «Туркмении», и 11 ноября 1986 года в 07.50 судно было прибуксировано в порт Находка».

…В начале 1987 года - спустя два месяца после пожара - я приехал в Находку в командировку и решил найти  нашу многострадальную «Туркмению». Она стояла недалеко от морского вокзала. Поднявшись на  борт, я сразу же пошел в свою 106-ю каюту. Иллюминатор выбит, влажные от тушения и закопченные простыни, в шкафу висит мой закопченный «парадный» югославский костюм.  В ванной я нашел деформировавшуюся от повышенной температуры зубную щетку, из дверного замка вынул ключ «№106». Прошелся  по обгоревшей надстройке. В холле увидел меню на 10.11.1986 года и взял его на память. Запомнился выгнувшийся дугой над  раскаленной пожаром палубой деревянный настил. Металлические сосульки от оплавившихся приборов в рулевой и радиорубке. Кругом непроходящий запах гари. Обугленный остов красавца лайнера угнетал, давил на мозги…

Я убежден, что нам всем, пассажирам «Туркмении», очень здорово повезло. Множество факторов сработало на то, что мы остались  живы и  невредимы. Но основное - это слаженная работа команды при тушении пожара и  эвакуации пассажиров, большинство из которых составляли дети и женщины. И самое главное - единственно верные и своевременные  решения, принятые капитаном судна Владимиром Климом. Известно ведь, что ни комиссия пароходства, ни комиссия министерства (а в эти комиссии входят обычно самые «матерые» специалисты) не нашли в действиях капитана и его экипажа ни одной ошибки.

Разброс мнений и эмоций при анализе ситуации был поразительным - карательные органы обещали небо в крупную клетку, а из московских источников просочилась информация, что есть личное указание Горбачева наградить капитанов «Туркмении» и «Важгорска» за спасение детей орденами.

…Все это уже поросло быльем и осталось в далеком прошлом. Почти три сотни школьников, которые тогда были на «Туркмении», наверняка уже давно растят своих детей и вряд ли в деталях рассказывают им о пережитом ужасе. Не удивлюсь, если узнаю, что кто-то из тех «погорельцев», окончив школу, вполне осознанно выбрал морскую профессию - потому что видел своими глазами примеры достойнейшего поведения и высочайшей выучки моряков «Туркмении».

Ну а те, кто остался, как, собственно, и я, людьми «сухопутными», крепко запомнили на всю жизнь, что традиционный для всякого морского города тост «За тех, кто в море!» имеет куда более философский смысл, чем может показаться на первый взгляд…

Вспоминает капитан «Туркмении» Владимир Клим

Для всей страны 1986 год запомнился как год аварии на Чернобыльской АЭС, но этот год принес еще и немало бед на отечественном пассажирском флоте.

Мало кто знает, но 1986 год стал годом самых больших катастроф для советского пассажирского флота. В апреле этого года белоснежный красавец, флагман пассажирского флота СССР теплоход «Михаил Лермонтов» (только что отремонтированный на немецкой верфи за 8 млн. долларов) выполнял круизный рейс с австралийскими пассажирами на борту. Выйдя из порта Пиктон и огибая мыс Джексон Хед на северо-западной стороне южного острова Новой Зеландии, теплоход пропорол себе днище и утонул, не дойдя до берега буквально несколько кабельтовых. К счастью, все пассажиры и экипаж успели высадиться на шлюпки и были спасены подошедшими судами. Погиб один член экипажа - электромеханик.

Августовскую трагедию того же года – столкновение парохода «Адмирал Нахимов» и грузового теплохода «Петр Васев» у Новороссийска - помнят многие, в ней погибли сотни людей. Расследование проводила правительственная комиссия под руководством кандидата в члены Политбюро Г. Алиева. Полетело много голов и в Министерстве морского флота СССР, и в Черноморском морском пароходстве, да и в партийных органах. Была снята с работы практически вся верхушка Одесского обкома КПСС.

От редакции

Я не знаю, рассказывают ли курсантам мореходных училищ о пожаре, случившемся на «Туркмении» ноябрьской ночью 20 лет назад, как о примере безупречных действий экипажа пассажирского судна. Надеюсь, что рассказывают. Хотя всего, конечно, не расскажешь - потому что не все укладывается в жесткие структуры учебных пособий.

И я, признаться, до сих не могу понять, как ухитрились рыбаки с СТР «Важгорск» в ночном море принять на борт всех спасенных, учитывая, что это совсем небольшая рыбацкая посудина, длиной порядка 40 метров, половину из которых составляет открытая рабочая палуба.

Я не знаю, как объясняется мистика пожарной «заразы». Через несколько часов после пожара в район, где бедствовала «Туркмения», подошел еще один пассажирский лайнер Дальневосточного морского пароходства - «Приамурье». Ровно через полтора года, в мае 1988-го, трагедия «Туркмении» повторилась на нем с куда большей остротой. «Приамурье» стояло у причала японского порта Осака, когда на нем (по установленной вине пассажиров, использовавших в одной из кают кипятильник) начался пожар. Тоже ночью - в 01.30. С одного борта люди прыгали в воду, с другого - выбирались на причал; в тушении пожара и с берега, и с воды активно помогали японцы. Но 11 пассажиров погибли, не сумев выбраться из огненной ловушки... По результатам разбирательств ряд членов экипажа (старшие командиры) и руководители некоторых береговых подразделений понесли наказания.

Понятно, что у каждой беды свои приводные механизмы и свой алгоритм развития. И тем-то (подчеркнем еще раз) и уникальна ситуация с «Туркменией», что ее командиры и экипаж отработали в экстремальной ситуации выше всяких похвал. Однако то, что было абсолютно ясно настоящим профессионалам, отнюдь не так однозначно трактовалось партийными органами, которые ну просто не могли не вмешаться в «разбор полетов».

Настрой высоких партийных чиновников был решительным: лучше показательно наказать капитана и командный состав судна, а заодно и руководство ДВМП, тем самым отметая возможные оргвыводы сверху в свой адрес - пример одесского обкома был у всех перед глазами.

На расширенное бюро крайкома КПСС вместе с генеральным директором ДВМП Виктором Миськовым и секретарем парткома ДВМП Александром Луговцом пригласили капитана «Туркмении» Владимира Клима, старшего помощника Владимира Стариковского и старшего механика теплохода Виталия Пышкина. Постановление бюро крайкома КПСС, естественно, было заготовлено заранее, как было принято в те времена. Неизвестно было только одно  - какие персональные решения предлагаются. Как рассказывают участники того заседания, после оглашения повестки первое слово предоставили Климу как капитану - для отчета и ответа на вопросы. У людей, сидящих за столом, был один интерес - посмотреть на «виновника торжества» - капитана, сам доклад которого никого уже особо не интересовал, тем более что все было предопределено.

Члены и кандидаты в члены бюро крайкома один за другим требовали  исключить из партии весь старший комсостав судна, что автоматически означало «волчий билет» и запрет на профессию. Очевидцы рассказывают, что в той напряженной и мрачной атмосфере готовящегося аутодафе многих удивило смелое и четкое выступление Александра Луговца, который, невзирая на высокие чины присутствующих и оглашенную официальную точку зрения, решительно выступил против и сказал, что следует наградить, а не наказывать капитана и командный состав судна. Это смелое выступление как-то неуловимо изменило атмосферу, хотя и не переломило ситуацию в целом. Решение было такое - объявить капитану персональный строгий выговор от бюро крайкома КПСС с занесением в учетную карточку.  Другим дали просто выговоры, кому с занесением в учетную карточку, а кому и без занесения.

Рассказывают еще, что по дороге из крайкома в пароходство (а там всей дороги метров сто) Луговец сказал Климу фразу, которую последний запомнил на всю жизнь: «Не переживай, персональный строгий выговор от бюро крайкома, да еще с занесением в учетную карточку - гораздо выше, чем любой орден».

Так оно, похоже, и оказалось.

Андрей ОСТРОВСКИЙ, «Владивосток»

Автор: Сергей ГРИБИН, специально для «В»