Лариса Голубкина боится “нафталина” на сцене
Шурочку Азарову из “Гусарской баллады” забыть невозможно. Эта роль, первая и, наверное, самая значительная, определила судьбу народной артистки Ларисы Голубкиной. Сегодня, видя Ларису Ивановну на сцене, мы невольно сравниваем ее и Шурочку.
К нам “Азарова” приехала со спектаклем “Автопортрет Архангела Рафаила”. Честно говоря, общение с Ларисой Голубкиной оставило гораздо более сильное впечатление, чем спектакль. Хотя сама актриса считает:
- Очень давно у нас не было современных пьес. В основном ставят переводные, слава богу, классика еще попадается. Недавно мне повезло сыграть в пьесе Островского “Сердце не камень”. А тут молодой драматург Михаил Масин написал пьесу непосредственно про нашу жизнь. Меня подкупила наивность, которая присутствует в “Автопортрете...” Мне кажется, что такие чистые люди, как наши герои - Лев Михайлович и Эльвира Георгиевна, в основном населяют Россию. Они верят всему, что им говорят. С одной стороны, хотят что-то сделать, с другой - не могут. Я на стороне таких людей. Им нужно помогать правильно ориентироваться в современной жизни.
Помимо этого, конечно, меня привлек режиссер Шамиров, поставивший эту пьесу. Он разрешает актеру самостоятельно мыслить. Это большая редкость.
- Вы можете сегодня позволить себе роскошь выбирать репертуар?
- Я работаю в театре Российской армии уже много лет, так вот, никогда актер в драматическом театре не может себе позволить выбирать. Все определяет режиссер. Правда, сейчас настало такое время, когда можно самостоятельно играть что захочешь. Заплати режиссеру, сделай декорации, набери труппу и играй. Только не у всех актеров есть на это деньги.
- Лариса Ивановна, говорят, вы человек неудобный, можете критиковать режиссера, своих партнеров...
- Я особенно в театре не воюю. Могу сказать что-то такое, но всегда это поворачивается не в мою пользу.
Я на три года уходила из театра. Думала, что не смогу больше здесь работать. Когда я ушла, то другую артистку без моего согласия поставили на мою роль. Я отыграла больше четырехсот спектаклей, а пятисотый, юбилейный, играла не я. Конечно, это меня очень обидело.
Вообще я чувствовала ужасную зависимость от режиссера, мне казалось, что он как хочет, так мной и вертит. Режиссер должен точно дать тебе задание, изложить концепцию спектакля, но работать нужно в дружеской атмосфере, а не подчиняясь диктату. Я часто ездила за границу, присутствовала на многих репетициях в западных театрах, видела, как общаются, ведут себя режиссер и актеры. Так вот, там все проходит спокойно, без давления, потому что все наняты.
- Что заставило вас вернуться в театр?
- Знаете, я ушла, когда у меня был тяжелый период в жизни - умер отец, до этого - мама, Андрюша... У меня осталась одна Маша, но она подросла, заканчивала институт. Потом дочь довольно быстро, в 21 год, вышла замуж и... Нужно было как-то жить. Очень кстати в театре поменялся режиссер, к нему я уже могла вернуться.
- После вашего дебюта в кино вы снялись подряд еще в нескольких фильмах. Последний из череды - “Трое в лодке, не считая собаки” вышел в 1979 году, и только через 15 лет появился “Простодушный”. С чем был связан столь долгий простой?
- Наверное, я могла бы сниматься в кино и никогда не выходить замуж. Но в нашем доме существовало распределение обязанностей. Был блистательный артист Андрей Миронов, который много снимался в кино. Если бы я понимала, что он актер так себе, все сложилось бы иначе. Он бы не был моим мужем.
Меня хватало только на театр, и мы вместе с Андрюшей ездили с концертами. Если бы мы оба мотались на съемки, мне кажется, из нашей семейной жизни ничего не вышло, а так мы прожили тринадцать с половиной лет. У нас был настоящий дом, двери в нем не закрывались, всегда было много гостей.
Другая причина - кино было мужским, все главные роли предназначались мужчинам, а женщины были как бы при герое.
Я считаю, что в кино должны сниматься молодые и красивые актеры. Конечно, я всегда выглядела хорошо и сейчас еще могу блеснуть, но опять же сниматься нужно в красивых фильмах в потрясающих ролях. А все, что предлагало советское кино, сводилось к валенкам, телогрейкам, платкам. Это так неинтересно. Кино должно быть недосягаемо для зрителя, должно показывать красивую сказку. Сейчас у нас плохое кино, кошмарное, сплошные убийства на экране, но, мне кажется, это уйдет.
- Продолжается ли фестиваль актерской песни имени Андрея Миронова?
- В этом году мы не нашли денег на его организацию. Надеюсь, если буду жива, фестиваль пройдет в 2001 - в год 60-летия Андрея. Попытаюсь за это время найти спонсоров.
- Лариса Ивановна, известно, что важное место в вашей жизни занимает романс.
- Жаль, что во Владивостке у меня не было концерта. Могу смело сказать: сейчас романс у меня смотрится хорошо. Понимаете, я всегда боялась на сцене “нафталина”. Конечно, ретро неизбежно пахнет “нафталином”, но некоторые исполнители еще усугубляют ситуацию, надевают что-то такое, как будто из старого сундука вытащили. У меня концерт идет с современной подачей, чтобы молодежь шла. Конечно, ритм музыки другой в моде, но слова-то в романсе про любовь, они и сейчас современны.
В России все странно. В Америке есть все музыкальные жанры, а у нас романс забывают. Я знаю современную музыку, группы. Среди них есть разные - и бездарности, и гении, так и в советское время было - одни пели хорошо, другие слабо, но все-таки сейчас на сцене так много молодых девочек, которые просто переодеваются, а спеть по-настоящему не могут. Мне кажется, у меня это получается...
Кстати, вы не спрашиваете, но все равно хочу сказать о Владивостоке. С вашим городом у меня связаны особые воспоминания. Мои первые гастроли здесь прошли в 1967 году, месяц мы играли спектакли. Я Владивосток запомнила как один из лучших городов мира. Это был настоящий порт, наполненный военными моряками. Меня потрясла ваша Корабельная набережная. Казалось, что корабли стоят прямо посреди улицы, подобное я видела в Исландии в Рейкьявике. Мы ездили на Русский остров, ходили на паруснике, ели тешу и икру. У меня осталось столько фотографий, все время хотелось сюда вернуться. Когда мы приехали на гастроли в 1989 году, впечатление было совсем другое. Мне запомнилось, как по причалу шел совершенно ободранный кот. Оказывается, он жил на какой-то атомной подводной лодке. Бедное облученное животное. Я подумала: “Как же здесь тогда люди живут?” Военных как будто стало меньше. Изменилась атмосфера города. В нем что-то сломалось. Вы должны были развиваться, все-таки порт. Я надеюсь, что расцвет еще наступит. В этот приезд я не успела рассмотреть город, но видно, что у вас не ведется реставрация старых зданий. Жаль, они могли бы придать Владивостоку особенную красоту.
