И не кончается урок...
На одной из фотографий, хранящихся в архиве Евгении Филипповой, бывший ученик написал: “Ваши советы и наставления сделали из меня настоящего человека. Большое спасибо. Буду всегда помнить вас”. К ней, одной из старейших учителей края, вполне применима фраза: “Учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени”.
“Ваше место в школе...”
Громкие звуки радио заполняют все уголки стылых комнат. Его Евгения Алексеевна всегда включает почти на максимум, иначе не слышит. Усаживает меня за стол, на котором горкой высятся фотоальбомы. Среди страниц затерялись маленькие фотографии, белеют уголками большие групповые снимки: с классом, с коллективом учителей, с выпускниками вечерней школы. Вспоминаю героиню Сомерсета Моэма. Разглядывая снимки, она сказала: “Смотрю сны...” Пролетевшая жизнь и вправду похожа на сон, запечатленный лишь на фотографии. Каждая - начало рассказа.
Евгения Алексеевна подносит пожелтевшую ломкую карточку к самым глазам, долго всматривается - зрения почти не осталось:
- Это я, девятиклассница. Около дома, в саду. У нас он был огромный. Отец очень любил ухаживать за фруктовыми деревьями...
Еще в школе она слыла страстной рисовальщицей. Не выйдет из учительской, пока не закончит стенгазету. А увлечется, так и заночует здесь же - дом Филипповых находился далеко, на самой окраине Уссурийска. Когда было 100-летие со дня смерти А. Пушкина, пестрое буйство стенгазет раскинулось на весь этаж. За одну из них Женю наградили чайным сервизом.
- Изумительно красивый был сервиз, - Евгения Алексеевна демонстрирует крышечку от заварного чайника с темно-голубой каемкой. - Еще кувшинчик сохранился, а больше ничего. Шутка ли - 60 лет прошло...
Увы, художником Женя так и не стала - помешала близорукость. Из Харьковского художественного института ей написали, что рисовать придется очень много, а значит, нужно хорошее зрение. Огорчению девочки не было предела. Утешила ее завуч: “Детка, ваше место в школе”.
Вообще-то Женя обожала свою школу, учителей, всегда обращавшихся к ученикам на “вы”. А особенно преподавателя литературы Григория Наумовича Пильча, неутомимого организатора всех литературных событий. В Жениной памяти ярко запечатлелось, как однажды посреди урока дверь открыл директор и произнес: “Можно вас на минуточку, Григорий Наумович? Портфель возьмите...” Учитель в полной тишине покидал класс, а самый бесстрашный из учеников, прильнув к окну, рассматривал остановившийся на школьных задворках “воронок”. С тех пор никто больше не читал наизусть целыми страницами прозу Толстого. Жизнь Пильча перемолол 38-й год.
Чуть позже решилась судьба Жени. Она поступила на факультет русского языка и литературы Хабаровского пединститута. Студенчество закружило каруселью - отныне ночные бдения с карандашом и кистью в руке (Женя и в институте работала в редколлегии) перемежались с лекциями - и быстро закончилось. В военное лихолетье курс обучения сократили до двух лет. Порог одной из школ родного Уссурийска она переступила в 1942-м уже в новом качестве - учителя литературы.
“Я научу вас мечтать”
- На этой фотографии мы все босые, - смеется Евгения Алексеевна, - летом во время каникул мы работали вожатыми в пионерском лагере. Жили невероятно бедно, обуви было не достать, так и ходили с задубевшими пятками...
К тому времени они уже были друзьями - учительница и ученики. А впервые войти в класс Евгения Алексеевна боялась до колик.
- Я же пришла в 6-ю школу в Уссурийске почти ровесницей ученикам! - восклицает она.
Конспект первого в ее жизни урока занял половину общей тетради: вопросы, предположительные ответы, поправки. Но все оказалось по-другому. Школьные классы времен войны были переполнены (не хватало учителей) - 50-60 человек, по трое за одной партой - это считалось нормой. Узнав, что назначен новый учитель, дети столпились в коридоре - встречать. Вместе вошли в класс. Десятки глаз смотрели в спину Евгении Алексеевне, пока она шла к своему столу. С чего начать?
- Здравствуйте, садитесь. Постарайтесь сделать это тихо, - последние слова потонули в грохоте крышек парт. - Еще раз...
В пятый раз дети сели в полной тишине. Старательно составленный конспект не пригодился. Зато вопросов по дисциплине больше не возникало. Молодую учительницу признали.
Впрочем, ее всюду признавали своей. Прошло всего три года, и Филиппову избрали секретарем горкома комсомола по школьным вопросам. Категорический отказ Евгении Алексеевны: “Я же умру без детей!” - не приняли. На утверждение в новой должности она прибыла в Уссурийск из загородного лагеря с распухшим от слез носом. Зато позже практически не выбиралась из школ, чувствуя себя в каждой, как в родной. Но втайне мечтала вернуться в свою 6-ю.
Жизнь распорядилась иначе. В 1950-м Филиппова пришла завучем во 2-й Уссурийский детский дом. К тому времени ее уже наградили орденом Трудового Красного Знамени, но главное - ее снова окружали дети. Им, лишенным родительской ласки, она старалась скрасить и будни, и праздники, вселить в детские сердца надежду: они нужны. Как-то раз в детдоме решили устроить День именинника. Оказалось, что многие не знают своего дня рождения. Евгения Алексеевна просидела над документами целый вечер, выписывая дату рождения каждого. В означенный день именинники получили по открытке с добрыми словами и маленькие подарки. Дети были потрясены, а один мальчишка расплакался: “Меня в жизни никто не поздравлял!”.
Много еще печалей и радостей пережили вместе воспитанники детского дома и их любимая завуч, прежде чем ее избрали секретарем крайкома комсомола. Провожать к поезду пришли все старшеклассники, а через неделю в кабинете Филипповой раздался звонок дежурного: “К вам делегация”. Те же старшеклассники приехали забирать ее назад в детдом. Дети дошли до первого секретаря крайкома партии, но вернуть Евгению Алексеевну не удалось, партийная дисциплина оказалась важнее.
В 1958-м году Филиппова возглавила 25-ю среднюю школу, через два года - 75-ю. Она вспоминает своих педагогов, часто повторяя фразу: “Боже мой, как мы старались”. Благодаря этим стараниям 25-я школа из трудной, отстающей превратилась в передовую по успеваемости и дисциплине, а в 75-й удалось сохранить все традиции, созданные предыдущим директором Марией Васильевной Онищенко.
Иногда Евгения Алексеевна приходила домой едва живая от усталости. В прихожей ее встречала преданная Герда, красивая и умная овчарка. Ждала, пока хозяйка снимет туфли и прямо в пальто упадет в кресло, а потом укладывала голову ей на колени и сидела рядом, пока Евгения Алексеевна не начинала гладить ее. Ну вот, чуток и отдохнула.
На пенсию Евгения Алексеевна уходила с должности директора 2-й городской вечерней школы. Не ушла бы, да здоровья совсем не стало. Впрочем, она и не экономила его. Вместе с учителями ходили по квартирам, убеждая молодых рабочих идти учиться, претворяя в жизнь хороший лозунг “Каждому молодому труженику - среднее образование”. Взрослые дяди и тети слушали и садились за парту. Звание заслуженного учителя РСФСР, присвоенное Филипповой в 1976 году, лишь пополнило список ее наград и многочисленных почетных грамот.
Друг мой Женька
- Это мой внук, - указывает Евгения Алексеевна на синеглазого мальчугана, улыбчиво смотрящего с фотографии. - Женька, как и я. Вот-вот вернется из школы...
Внук оказался на руках Евгении Алексеевны двухмесячным малышом. Так сложилась жизнь... Она не испугалась: “Что ж, воспитала двоих сыновей, воспитаю и внука”. С тех пор прошло 12 лет, наполненных первыми словами, первыми шагами, первыми школьными отметками. Вместе старательно решают задачи, пишут сочинения, мечтают... Да и по выходным бабушка не дает внуку лениться - кто ж с ней поедет на дачу, чтобы вырастить овощи на зиму? На них в нынешнее время вся надежда - на учительскую пенсию не больно разгуляешься.
- Вы уж не взыщите, к чаю у меня только варенье, - Евгения Алексеевна выставляет на стол разнокалиберные банки. - Зато всякое. Вот клубничное, это - вишня, а это - смородина...
Тем временем, бросив наскоро портфель, Женька собирается в кружок, захватив со стола пряник, уроки - после, весь вечер впереди. В общем, не дает скучать бабушке.
С грустью рассуждает Евгения Алексеевна о том, что времена нынче в школе наступили трудные. Зарплата нищенская, уважение к учителю - не то что раньше. Вспоминает, как на одном из заседаний краевого уровня высокий чин попенял, мол, любили в советские времена почетные грамоты да звания заслуженных раздавать. Так что ж, выходит, и она попала в компанию коллекционеров наград?
Впрочем, для грусти остается мало времени. В семьдесят с хвостиком силы-то уже не те, а дома всегда забот полно. Недавно белили с внуком в четыре руки: она, щуря почти не видящие глаза, - потолок, Женька - стены. Пусть и 12 лет, но уже опора. Вот только отпустил бы ей бог еще немножко. Женьку в люди вывести успеть...
