Верните зеку одеяло

21 июнь 2006 Электронная версия газеты "Владивосток" №1967 от 21 июнь 2006

Конверт пришел из зоны. В нем нет обычного для писем из неволи сетования на горькую судьбу. Автор пишет вроде бы о мелочи, но для тех, кого карают за преступление, даже малая нечестность со стороны власти становится “принципом”. Написано письмо грамотно, и мы публикуем его в изложении ради экономии места.

“... Я отбываю срок за совершение особо тяжкого преступления. Летом меня этапировали из больницы следственного изолятора г. Владивостока в исправительное заведение № 20/3. При обыске у меня, так же как у некоторых других осужденных, изъяли постельные принадлежности: одеяла, подушки, простыни, наволочки. При этом были изъяты другие личные вещи, которые нам положено иметь по правилам внутреннего распорядка. Я спросил начальника конвоя: вернут ли нам эти вещи на новом месте? Он мне ответил, что вернут только в трех случаях: если я снова попаду в СИЗО, если доверю их забрать родственникам, либо после моего освобождения...

Но я детдомовец, и родственников у меня нет. Я уже осужден, и в СИЗО меня не вернут. И третье, у меня срок - 9 лет, кто будет хранить эти вещи такое время и что с ними станет? Мне выписали квитанцию, на которой не было ни номера, ни росписи принимающего. После прибытия на зону я написал жалобу прокурору. В конце концов я получил вещи, но не свои. Мои не нашли, они ведь и не предназначались к возвращению... Как назвать это? Грабежом, причем с разбоем? Ведь конвой, обыскивая нас, был вооружен. А еще здесь присутствует использование служебного положения...

Это я детдомовец, а у большинства заключенных есть родители, братья-сестры, жены. Они сами нищие, но посылают сюда посылки, потому что понимают, в каком беспределе мы находимся. Так что дело не в моем одеяле, а в том, что эти ребята с автоматами отбирают последнее барахло у нищих...”

Как-то мне пришлось ехать поездом в Чугуевку, и запомнилась одна пожилая женщина, деревенская. Она везла несколько двухлитровых банок из-под корейского майонеза. Разговорилась сама. Оказывается, едет в колонию, везет своему 40-летнему непутевому сыну питание на несколько месяцев вперед. Видно, потерял парень здоровье окончательно, есть казенную пищу не может, а безмерное материнское сердце никак не может примириться с тем, что ее сын пропал. И вот каждый раз, как только с трудом удается откормить поросеночка, готовит сыну шкварки, заливает салом, чтоб сохранились подольше, и везет - “Иначе помрет совсем”.

Вышли мы поутру из вагона в Новочугуевке, и таких людей с мешками и безразмерными китайскими сумками увидел я множество. Они ждали автобуса на Чугуевку старую, там на дороге среди поля и маячит серый городок - зона...

Приходилось по долгу службы бывать в зонах и мне, знаю, как там трепетно относятся к собственным вещам, не дай бог, кто из своих что-то украдет! Там собственность священна. Воры и грабители хотя бы на данный им срок понимают право собственника. Тем более что снабжение со стороны государства убогое, и даже поощряется получать с воли хоть что-то. И никто из осужденных, получая посылку, особенно не возражает, что пачку чая или сигарет надо отдать “солдатику”. Они ведь тоже своего рода подневольные, на службе за колючей проволокой.

Когда бываешь в зоне, каждый из осужденных норовит передать письмо, которое бы обязательно дошло до честного человека. Говорят, что многие не доходят. А жалоб множество. И даже делая скидку на особенности изолированного “контингента”, надо признать, что процент правды в тех письмах немалый. Ибо несправедливость даже последнего в строю, стоящем на страже правосудия, становится принципом. Тут уместно то же, что и в медицине: врач, сначала исцелись сам. А еще - не укради!