Найди то, не знаю что

С тех пор как Владивосток стал открытым городом, криминогенная ситуация в Приморье неуклонно ухудшается. К счастью, у нас пока не взрывались дома и сотни людей не погибали во сне. Но правоохранительные органы работают с перегрузкой - количество преступлений постоянно растет. Химическое отделение краевого бюро судебно-медицинской экспертизы - своеобразное зеркало напряженной ситуации: ежегодно здесь проводится до шести тысяч исследований, 10 лет назад их было около двух тысяч

От банды Ларионова до чужестранца

Трупы пролежали в золоотвале два года. Химики были в панике, ведь образующиеся при распаде тканей вещества нередко похожи на те, что могут служить причиной отравления. Судебная химия тем и сложна, что необходимо абсолютно точно оценить обнаруженное вещество - от этого иногда зависит приговор, а следовательно, судьба людей.

Можно было, конечно, отказаться от исследований, сославшись на то, что и изучать-то практически нечего. Такую перестраховку никто бы не осудил. Но желание доказать, что местные специалисты не лыком шиты, возобладало. В химическом отделении, которое возглавляет Ольга Гонтарева, взялись за проведение сложнейшей экспертизы. В результате кропотливой работы удалось выяснить, что мужчины были убиты мощнейшей дозой снотворного. Правда, для того чтобы это доказать, пришлось обращаться в хорошо оснащенные лаборатории других учреждений. Краевое бюро не в состоянии приобретать дорогую аппаратуру - если бы не доброе отношение специалистов из ДВО РАН, УВД, ТИНРО, многие анализы сделать было бы просто невозможно. В данном случае причину смерти установить удалось, что сыграло определенную роль в работе над делом банды Ларионова.

Во Владивостоке порой устраивают “разборки” и представители других стран. Однажды был убит чиновник из чужого государства. Причина смерти, казалось, налицо. Но все ли так просто? Опытнейший медицинский эксперт Анатолий Ширинин заметил еле видимый след от укола и вырезал крохотный кусочек ткани - видимо, шестое чувство подсказало, ведь иностранцы, приехавшие за телом, категорически запретили брать биологический материал для исследований. Однако через некоторое время они вернулись: “Есть предположение, что наш человек был отравлен”. Для нормальной работы необходимо 200-500 г биологического материала, здесь же в руках специалистов был чудом сохранившийся микроскопический кусочек. Но в грязь лицом не ударили, сумели разобраться, что действительно сначала бедолаге сделали укол. Раньше индейцы отравленными стрелами во врага стреляли. Сейчас уже не луком пользуются, но принцип тот же. Вот только человек сразу не умер и еще мог назвать имена убийц (своих соотечественников). Потому и добивали его. Если бы не высочайший профессионализм приморских экспертов, это преступление так и осталось бы нераскрытым.

Работать в бюро может далеко не каждый, пусть даже и отменный специалист. Минимальная зарплата, возможность заразиться, моральные издержки... Для того чтобы сделать верное заключение, необходимо хотя бы вкратце ознакомиться с делом. А это всегда жестокость, леденящие душу подробности. Как же не разбегается народ, ведь и так в нашей жизни стрессов хватает? “Я считаю, что в судебной медицине случайных людей нет, - говорит Ольга Юрьевна. - Они просто не выживают. Поэтому наши специалисты не просто грамотные профессионалы, но и энтузиасты. Вот хотя бы начальник бюро Галина Мамрова. Прежде чем занять это кресло, она прошла все ступеньки - и трупы вскрывала, и в лаборатории работала. Я счастлива, что не разбежались мои девчонки, когда месяцами не получали свою мизерную зарплату и работали на голом энтузиазме. В моем отделе, как правило, работают люди с высшим фармацевтическим образованием. Вместо стерильных условий аптеки и приличной зарплаты они возятся с трупным материалом и работают сверхурочно, чтобы хоть что-то заработать. Вот сейчас нам нужны химики, окончившие ДВГУ. Трое таких специалистов у нас уже работают и не разочаровались. Новеньким я обещаю - скучно не будет, но выбор нужно делать окончательный, ведь на подготовку судебного химика необходимо потратить как минимум год”.

Тихая линия фронта

От чего чаще всего гибнут молодые здоровые мужики? Конечно же, от алкоголя. Ох и пьет нынче народ! Вот только где деньги на зелье берут, если одни месяцами зарплату не получают, а другие и вовсе без работы сидят? Понятно, что не коньяками да марочными винами горе заливают, чаще всего суррогатами. А после такого напитка или сразу к праотцам отправляются, или в кулачном бою погибают, или под машину попадают. Вот и приходится экспертам-химикам каждый труп на алкоголь проверять. Работа это рутинная, часа за два специалист с ней справляется. Однако нередки ситуации, когда перед химиками ставится, казалось бы, неразрешимая задача - найти то, неизвестно что. Умер человек, а видимых причин нет. До месяца могут длиться исследования в таком случае. Потому что вокруг нас не менее 100 тысяч (!) химических объектов, которыми можно отравиться. И ежегодно их список пополняется.

“Кажется, уже даже дети знают, что метиловый спирт для человека яд, - говорит Ольга Гонтарева, - но не проходит года, чтобы не погибали от него люди”. Когда-то моряки в иностранных портах покупали в качестве горячительного напитка одеколон. Не знали поначалу, что только в Союзе при производстве любых спиртосодержащих жидкостей используют этиловый, безопасный для жизни спирт. В других странах низкокачественный одеколон - яд. Прошли годы, а в длительных рейсах моряки продолжают пить все, что попадается под руку, чаще всего спирт, предназначенный для протирки оптики. Летальный исход при этом практически неизбежен.

Нашего человека отличают беспечность и бедность. Украли где-то мешок белого соленого порошка - какое счастье! Только из-за такой халявы семьями вымирают: нитриты еще никому на пользу не шли. Надо сказать, что гибель сразу нескольких человек настораживает химиков. Когда видимых причин смерти нет, предполагать можно все что угодно, хоть холеру или чуму. Поэтому в их работе необходимы особые меры предосторожности. А вот тут-то и возникают проблемы. Бюро судебной медицины относится к системе здравоохранения. Это значит - нищенская зарплата, минимальное финансирование. О специальной амуниции и говорить не приходится. Работая же даже в двух-трех парах резиновых перчаток, от пореза не всегда убережешься. Чем страдал человек при жизни - неизвестно: может, у него был туберкулез, сифилис или СПИД. Кстати, после того как специалисты узнали, что попавший к ним в результате автокатастрофы молодой мужчина болел СПИДом, они испытали немало тревожных минут, ведь все исследования проводились в обычном режиме.

Никто не застрахован от несчастного случая или неосторожного отравления. Однако специалисты бюро судебно-медицинской экспертизы такому риску подвергаются постоянно, каждый объект исследования для них потенциально опасен. Они всегда трудятся как бы на линии фронта.

Без бровей и ресниц

Конечно, бывают в работе химиков и курьезные случаи. Иногда какая-нибудь бабулька все со стола сметет и принесет на экспертизу: “Деточки, дед решил отравить”. Можно, конечно, и без направления правоохранительных органов исследования провести и хоть что-то на этом заработать. Да только для заказчика это выльется в солидную копеечку: каким веществом “дед хотел отравить”, придется выяснять как минимум месяц. Чаще всего бабулек удается убедить отказаться от подозрений.

Иногда к химикам направляют мужчин, проведших время с “девочками без комплексов”. Счастье еще, что обычно это здоровые мужики, и после бокала шампанского с добавкой клофелина они выживают: умереть после такого застолья - не проблема.

У живых бывают проблемы и посерьезнее. После известных взрывов в Новонежино повалил безволосый народ - и дети, и взрослые остались не только без шевелюр, но и без бровей, ресниц... Скорей всего это связано с загрязнением окружающей среды. Только вот окончательных выводов химики сделать пока не могут, нужны для этого серьезные исследования и, соответственно, большие деньги. Конечно, говорить о недостаточном финансировании судебно-медицинской службы достаточно сложно - у здравоохранения на самые животрепещущие проблемы денег не хватает. Но нельзя забывать, что среди наших земляков 10 процентов погибают от неустановленных причин. Это могут быть и отравления высокотоксичными соединениями, для определения которых требуется оборудование, стоящее сотни тысяч долларов. К сожалению, ни судебно-химическая, ни токсикологическая службы города такими приборами не располагают - значит определение диоксинов, радионуклидов, тяжелых металлов у нас невозможно. Однако чаще всего не врачи определяют остроту химической агрессии, а именно судебные химики, знающие о количестве смертей по неустановленным причинам.

Когда-то все проще было, чаще всего в тяжелой болезни или смерти был виновен “порошок для наследников” - мышьяк. Аптекари легко вычисляли причину. Сейчас, когда в аптеках можно свободно приобрести сотни лекарств, любое из которых в больших дозах является ядом, задача неимоверно усложнилась. Всего 30 лет назад в краевом бюро один эксперт справлялся со всеми исследованиями, теперь их по штату должно быть 20, и всем работы хватит. Причем решают они сложнейшие проблемы на границе токсикологической, аналитической и органической химии.

Например, нашумевшее когда-то во Владивостоке дело по отравлению талием потребовало долгой кропотливой работы. Ведь за многие годы в Союзе был еще лишь один подобный случай, когда в одном из российских городов женщина отправила таким образом на тот свет всю семью своих соседей - то ли из ревности, то ли из зависти. Вот и учатся эксперты постоянно, ведь специальность эта такая, что успокаиваться на достигнутом нельзя ни на минуту. Самоуверенность наказывается на этой работе очень быстро. Зато успех окрыляет - без их помощи иногда просто невозможно сделать правильные выводы при расследовании уголовного преступления.

Эти специалисты - товар штучный. Кроме них, никто не возьмется за дело, услышав: “Найди то, не знаю что”. Они же ищут. И практически всегда находят.