Как бомж БОРЯ честь России отстоял

Почти безлюдная по причине раннего утра Спортивная гавань во Владивостоке дышала традиционным для этого времени бризом. Несколько купальщиц в основном забальзаковского возраста окунались в море - кто плавал, кто бродил по колено в воде, подобрав подол платья. Разве что чайки несколько оживляли этот неброский пейзаж, во множестве шествуя по берегу и покачиваясь на волнах...

Его я увидел бредущим с двумя полиэтиленовыми авоськами, наполненными бутылками. Человек приближался явно ко мне, и хотя был он весьма неопрятного вида, все же наблюдал я за ним спокойно, отчего-то мысли насчет “пройти бы ему мимо” у меня не возникало.

Человек остановился напротив и деловито спросил:

- Пять рублей не найдется? Мне бы хлебушка перекусить...

Песнь эта мне, конечно, до боли знакома - относительно хлебушка. Да и подумалось: у мужика в авоськах стекловалюты уже и на большее хватит. Однако возражать я не стал. Лицо его и тело были столь отощавшими, что рука против воли моей сама потянулась к карману. И извлекла оттуда червонец.

Человек поблагодарил. Поставив пакеты с содержимым на лавку, присел рядом со мной. Заметив, что я его “расшифровал”, с откровенной прямотой подтвердил:

- Да, бомж. Зовут меня Боря (далее последовала фамилия). Но мое социальное положение - это моя личная проблема. А то, знаете, лезут всякие... Вчера вот японцы подошли, давай выяснять, как до такой жизни дошел, много ли нас здесь таких и все в том же духе. Ну, не врубился я сначала. Спрашивают - почему бы, думаю, и не побеседовать. Вдруг вижу: видеокамера работает и прямо на меня направлена. Это что ж вы, ребята, говорю, по миру меня такого пустить собираетесь? Да, подтверждают, это мы с вами интервью делаем. А зачем мне такое интервью? Ведь я, бомж Боря, вовсе не представляю страну. Пусть нас уже тысячи, но я не считаю, что Россия - это мы. О том и сказал японцам. И потребовал отдать мне видеокассету. Отдали, правда.

На том и завершился вчерашний международный конфликт у российских берегов Японского моря. И получается, что Боря, простой российский бомж с набережной Спортивной гавани, защитил честь всего государства, не дав, быть может, планетарно разгуляться сюжету со своей неважной внешностью и поллитровками в пакете. Я не раз видел работу японских коллег и уверен: эти съемки, если они действительно носили характер политической информации, были бы как раз темой международной.

Быть может, японцы лишний раз по-соседски хотели пожалеть Россию, дав миру отощавший образ моего негаданного знакомца Бори, но он, однако, решил, что хотели лягнуть. И потому застопорил камеру: без вас, мол, в собственном доме разберемся.

Во Владивосток Борю занесло не с добра. Сам сибиряк он. Классный, как сообщил о себе, каменщик и штукатур. Жил в семье и был при работе. Но что-то не особо жилось и работалось. Оттого и шесть “ходок” по колониям.

- Но я кого попало не “бомбил”, - объясняет он мотивы своего тяготения к криминалу. - Ну, например, как же было не взять магазин у кооператорши, если она цены задирала до беспредела и тем богатела - несправедливо по отношению к народу.

- И к тебе тоже?

- А что, и ко мне...

- А к юстиции у тебя есть претензии?

- Вот к юстиции - нету. Все “ходки” - за дело, ничего не скажешь. Но не бил, не убивал никого - только за воровство. Жить хотелось прилично, а с мастерком это как-то не получалось.

Уже во Владивостоке Боря провел энное время в следственном изоляторе, но на этот раз, как я понял, пронесло.

- Боря, - спрашиваю, - ты, наверное, уже одного только слова “работа” пугаешься, не то что самому искать работу?

- Это вы зря, - возмущается мой собеседник. - Я, по-честному, хочу работать и искал здесь, во Владивостоке, работу. Приехал весной, устроился в одну фирму каменщиком - и что мне заплатили за месяц? 300 рублей!.. А за постой на квартире заплатить надо? А есть на что? Лучше уж бутылки собирать...

- ...И попрошайничать?

- Приходится. Вон вокруг меня сколько мелкоты...

Боря рассказал мне о другой жизни набережной Спортивной гавани, где наряду со взрослыми бомжами теми или иными способами добывают рубль малолетки. Случается, более сильные отбирают потом деньги у удачливых “сборщиков” - и тогда Боре приходится быть “разводящим”.

- Эх, - вздыхает, - вчера девчонке не удалось помочь. Позвала, только подошел к пацану-налетчику, а меня менты под ручки. Ночь провел в кутузке, но пришел спозаранку участковый - выпустил. Это же Боря, говорит он про меня, очень даже спокойный бомж.

Боре около 50. Местом ночлега и местом работы стала для него летняя Спортивная гавань. Куда он подастся зимой - не спросил я его. А зачем - скорее всего он и сам не знает этого. Главное, что выживет, школа выживаемости у него хотя и сомнительного свойства - ого какая.

Мы прощаемся с ним, и он грустно улыбается:

- Ну, отвел я с вами душу - и как бы человеком себя снова почувствовал. А может, не такой уж я и пропащий?

Что мог я ответить ему? Недостойно в расцвете сил просить копеечную милостыню. Но ведь он же с достоинством отказал “не нашим” в интервью, за которое мог бы получить приличную “зеленую” купюру...

- Держись, Боря!