Кто сказал, что можно все забыть

Афган... При одном этом слове будто отдает суховеем, неcтерпимым зноем, привкусом пыли на губах...

Старшему прапорщику Александру Цеунову он снится часто. Вот он идет в первый раз на боевое задание: проверяет боезапас, осматривает снаряжение, выслушивает советы старших. Вот на их группу в полный рост идут душманы, патроны на исходе, а подкрепление опаздывает. С “серпантина” срывается “Урал”, “наливник” пылает кверху днищем... Раненый солдат, окровавленный, кричит в бреду: “Огонь, огонь, прикрой, Сережа!” А вот на юг уходит караван. Тот самый, который надо остановить любой ценой...

День 18 апреля 1983 года был праздничным. Пасха. Крещеный мир, троекратно целуясь, произносил знакомое с детства: “Христос воскрес”! - “Воистину воскрес!” И пахли сдобой куличи, пестрели сложенные горкой крашеные яйца, аромат источала домашняя настойка. Прапорщик Цеунов заскочил на несколько дней домой, в село Гилево Новосибирской области. Признался родителям, что летит в Афганистан, успокаивал как мог.

Мать, Лариса Степановна, плакала и просила не ехать на войну. Но Александр был настроен решительно. Из заснеженного Новосибирска авиалайнер перенес его в Ашхабад. Затем в конце апреля в Термез - и назначение в одно из подразделений, выполняющих боевую задачу.

Новая обстановка его ошеломила. Вот первое впечатление. Люди возвратились с операции, смертельно уставшие, запыленные. На некоторых окровавленные повязки. Разговоры ведут немногословные, так, обмен междометиями. И это не вязалось с красочными, придуманными передачами, которые показывали тогда по телевидению в Союзе.

Вот первый страх - ночью пошли в засаду. Залегли, ждут, когда пойдет караван. Через некоторое время пост прослушивания, который находился впереди группы, сообщает, что по направлению к ним движется большая группа душманов. Предположительно, человек двести. А в группе нашей чуть больше десяти. Остаться незамеченными невозможно, а силы не равны. Решили принять бой. Приготовили гранаты, сжали автоматы и стали ждать. Кто о чем думал, Цеунов не знает. Но то, что не хотелось умирать, это точно. Даже не верилось, что через несколько минут начнется бой, и скорее всего победителями будут не они. Твердо решил, что в плен сдаваться не будет, наслышан, что делают душманы с пленными. Пытки средневековые, шансов выжить никаких.

Нервное напряжение достигло предела, прапорщик боялся, что кто-то выстрелит раньше времени. А через секунду по рации сообщили, что ошиблись, это шло большое стадо коз. Курил одну за одной “Беломор”, вытирал пот. Мыслей никаких не было, только облегчение: пронесло.

Во время первой операции по блокированию кишлаков понял, что в этой стране все на веру принимать нельзя. Вечером беседовали со стариком, выходцем из Средней Азии. Он мирно, даже можно сказать, любезно встретил, чаем напоил. А утром Цеунов узнал, что он задержан за пособничество и за связь с душманами.

5 ноября впервые пошел старшим засады. Ночь кромешная, оружие наготове. Душманы показались в биноклях ночного видения где-то в полночь. Подпустили их поближе - и капкан захлопнулся. На первые же наши выстрелы они ответили огнем. Перестрелка продолжалась несколько минут, оставив трех человек убитыми, бандиты ушли в горы. Наутро собирали трофеи: автоматы, боеприпасы. Цеунов обыскивал убитых. Перепачкался в крови, и вот тогда эти засады показались ему чем-то вроде охоты. Приходилось выслеживать и травить зверя. А зверь знал все ходы и выходы, горы для него были родными, то есть он был хозяином положения. Поэтому он ждал промашки охотника и подкарауливал его. Да, Цеунов и его подчиненные охотились. Чаще всего операции заканчивались удачно. Перехватывали караваны с оружием, обнаруживали душманские склады с боеприпасами, захватывали технику. Но если зверю удавалось перехитрить охотника, то расплата его была страшной. Группа капитана Шоколова, возвращаясь с операции, сама попала в засаду. Убили одного из солдат. Оставить его душманам капитан Шоколов не мог. Решил вытащить из-под огня и погиб сам. Командира противотанкового взвода ранило в ногу. На войне как на войне.

Последние три месяца находился на точке в горах. Вертолет забрасывал на месяц воду в мешках, продукты. Но это уже было потом, а вначале группу майора

А. Горюнова выбросили на 10 километров в сторону от указанного места, совсем в другое ущелье. Только успели закрепиться на площадке, как со всех сторон пошли душманы. Стрельба шла из всех видов оружия: ДШК, автоматы и даже “буры”. Одного солдата ранило, раздробило ему колено. Но остальные, вжимаясь в камни, прячась за различными препятствиями, вели огонь. И, как правило, это был огонь на уничтожение. Если бы не помощь, взяли бы в кольцо, и тогда никакое геройство не спасло бы. Повезло Цеунову и на этот раз.

...Меньше всего собирался рисовать розовый образ героя, у которого одни плюсы, а минусов не существует. Цеунов - человек, как и все. Разве что не раз и не два смотрел смерти в глаза. Чудом остался жив. Продолжает служить в пограничных войсках на одной из застав Тихоокеанского регионального управления старшиной. Добросовестно выполняет свои обязанности.

Сам он об Афганистане вспоминать не любит. Мне он рассказал, что было после него:

- Прилетел в Союз, хожу по улицам и ничего не могу понять. Люди веселые, беззаботные, везде играет музыка. Такое впечатление, будто на всей земле мир и тишина. Но я-то помню, что неделю назад мой друг ушел на боевое задание. Можете себе представить: полсотни килограммов за плечами, разряженный воздух, мучит жажда, впереди - бой. А выживешь ты или нет, никому неизвестно. Как повезет. Да и сам только что оттуда. И такие чувства в душе поднялись, так сдавило грудь, что не передать.

Я и дома не сразу пришел в себя. Мать с отцом удивлялись: “Что с тобой, Саша? Да улыбнись же ты наконец”. А я и сам ничего понять не могу. Тянет туда и все тут. Там остались друзья, там майор Белов, старший лейтенант Свиридов подорвались на минах. Мне не на войну хотелось, а к тем людям, где в почете были честь и мужество. Долго так отходил. Пока не приехал на заставу, работой не занялся. С начальником заставы Александром Свояковым сработались, в делах как-то не думаешь о прошлом. Перед солдатами, правда, иногда приходится выступать, просят рассказать о боевых эпизодах.

А что рассказывать? Служил, как все. За спины не прятался. Кто был там, пусть гордится, кто не был там, пусть не жалеет. Такая у нас присказка была, - Александр зажигает папиросу, медленно затягивается дымком. - Но спроси меня тогда, в восемьдесят четвертом, и сейчас спроси моих друзей, смогли бы мы повторить свое решение, ответил бы без колебаний и раздумий: смог бы. Кто-то считает, что мы преступники и война была позорной. А я точно знаю: мы были там не чужими...

Что ты можешь сегодня, старший прапорщик Цеунов? Можешь сбить хищника одиночным выстрелом из автомата. Можешь трое суток обойтись без воды и пищи, можешь двое суток без остановки гнать бандитов... Можешь быть хорошим товарищем и воспитывать подчиненных своим примером. Ты многое можешь, старший прапорщик Цеунов. И самое главное, ты помнишь тех ребят, которые были с тобой там. Тех, которые в ущелье Шадиан шли в полный рост на пулеметы, а в Мазари-Шарифе перехватывали караваны душманов.

Конечно, сейчас везде задаются умные вопросы: а были ли у нас на самом деле государственные интересы там? И какие такие интересы? Проще всего сказать, что это наш позор, поставить на воинах-интернационалистах крест и перестать об этом думать.

Надо понять, что там была война. И сантиментам места не было. Там либо ты стрелял первым, либо стреляли в тебя. Это трудно понять не побывавшему там. Но понять надо. И сказать всю правду о войне тоже.