Самодеятельный художник Николай Силаев: Природа меня приковала
После войны
Почему Иван Силаев не сразу узнал во встреченном им солдатике своего брата? Конечно, печать, поставленная войной на лицо вчерашнего мальчишки, превратила его в человека зрелого, глядевшего в зрачки смерти. Месяцы, проведенные во фронтовом госпитале, заставили кожу съежиться, потемнеть словно бумагу над огнем. Но скорее всему виной был взгляд, равнодушно-спокойный взгляд незнакомого человека.
- Вы не знаете, где живут Силаевы? - спросил Николай Ивана. И словно при проявлении негатива, родные черты стали сначала медленно и недоверчиво, а потом все быстрее и радостнее проступать через незнакомство.
- Колька... Это ты, Колька?!
Так вернулся с фронта Николай Силаев - в родной дом, которого он не знал, к своим близким, лиц которых не помнил. Так странно вывернулась изнаночной стороной на русской земле вечная история Одиссея...
Кладоискатель
Николай Силаев появился на свет в 1927 году в семье шахтера и был одним из восьмерых детей. Его детство прошло в Бауитовском районе Читинской области, среди старателей золотого прииска Ципикан. Романтика? Наверное, мир золотодобытчиков, который сам по себе может служить хорошей декорацией к приключенческому роману, воспринимался им как простая данность. Уже школьником Коля Силаев сам мыл на ручном лотке металл, окутанный в нашем восприятии дымкой легендарности и трагизма. Лоток - это рамка, проволочная сетка и сукно под ней, на котором оседают тяжелые драгоценные крупинки. Так, сдавая по нескольку граммов золота на приемный пункт, он зарабатывал деньги на краски, кисти и свои первые холсты. Потому что уже тогда он мог бы повторить о самом себе поэтическую строчку Микеланджело: “Пленен с рожденья красотой земной...” Окружающая Ципикан первозданная природа пробудила его душу, и рисование превратилось в страсть, которую он пронес через всю жизнь.
Пока же он усиленно готовился к поступлению в художественное училище и закончил десятилетку на три года раньше срока. В роковом 1941-м...
Николай пошел работать на электростанцию машинистом. Три месяца ученичества, а дальше - бесконечные смены по суткам и дольше. Но призвание есть призвание - художества он не бросал и, если все-таки выдавалось свободное время, отправлялся в тайгу, прихватив альбом и краски.
В трехдневный отгул, который можно было использовать для творчества, Николай Павлович собирался тщательно, предвкушая грядущее удовольствие: взял с собой этюдник, ружье, съестные припасы...
На второй день его застиг дождь, и он решил укрыться в старом домике золотоискателей. Долго пытался разжечь печку отсыревшими дровишками, пока наконец в голову не пришла счастливая мысль сорвать с пола несколько досок и использовать для растопки. Вдруг лом скользнул по какому-то металлу, и с минуту поразмыслив, наш герой взялся за лопату и начал откапывать находку.
Николай Павлович обнаружил небольшой сейф с внутренним замком, а в нем - рукопись и карту, на которой красным карандашиком были отмечены места залежей золота в пудах. Засунув бумаги в вещмешок и переночевав в домике, он отправился домой и отдал найденное директору “Баргузинзолота” Тихомирову.
Оказалось, что документы принадлежали инженеру Новомейскому, удравшему после революции в Америку и бросившему на прииске две драги и весь шанцевый инструмент. Золото на отмеченных на карте месторождениях оказалось целехонько, и, как до сих пор с гордостью отмечает Николай Павлович, это был хороший вклад в великое дело Победы.
Второй выход на этюды оказался еще плодотворнее. На этот раз Николай Силаев поднял с земли занятный камушек, “беловатый, с прожилками цвета графита”. Оказалось, что он открыл месторождение молибдена, и уже через месяц на том месте, где устроил себе пленэр начинающий художник, гудел перерабатывающий оборонный завод.
Разведчик
В декабре 1943 года семья Силаевых возвращается на свою родину, в Орловскую область. Там Николай Павлович работает в сельском хозяйстве, успевая между делом писать картины. В августе 44-го его призывают в армию, а уже в сентябре он сражается на Третьем Белорусском фронте.
- Жизнь постоянно висела на волоске. Мы носили смерть за спиной. Но через какое-то время перестаешь думать о ней, перестаешь бояться, - говорит Николай Павлович о тех остервенелых последних месяцах великой войны.
Он был разведчиком-артиллеристом: определял цели, ходил “за языком”. Однажды он и его товарищи попали в так называемую вилку: один из наших же снарядов ухнул впереди, другой разорвался сзади. Ясно было, что третий ляжет посередине, прямо по ним. Для того, чтобы успеть дозвониться до своих, да и то, если линия связи окажется неповрежденной, оставались секунды. Успели...
А дальше - тяжелое ранение под Кенигсбергом, когда он очнулся после контузии в полевом госпитале, не помня, кто он, откуда родом, где теперь находится... Ему пришлось заново учиться жить. Братья всюду писали, искали его и наконец нашли. Тогда-то он и приехал домой, чтобы вновь познакомиться с собственной семьей.
После этого Николай Павлович на фронт уже не попал, был направлен в тыл, на Балтийский завод имени Карла Маркса. Но по-настоящему, наверное, война закончилась для него лишь в 1948 году, потому что лишь тогда истекла его двухлетняя работа в команде по разминированию под началом капитана Извекова. Эта война, засеявшая в землю, словно споры, смертоносный металл, для всех других уже побежденная и умершая, все еще могла разорвать его жизнь в клочья. Судьба хранила его и здесь.
Художник
Признаться, отправляясь на встречу с Николаем Павловичем, я ожидала увидеть согбенного, едва передвигающего ноги старца. К моему удивлению, меня встретил бодрый и крепкий пожилой человек, которому трудно было дать семьдесят с хвостиком. Он полон жизни, эмоционален и свеж, как его полотна, с которых ключом бьет радость солнечного полдня.
Да, Николай Силаев осуществил свое призвание - такие, как он, не изменяют ни другим, ни себе! Учился, конечно, заочно, сначала в художественном училище имени Сурикова, потом в университете на факультете живописи и рисунка, работал художником сначала в Лесозаводском комхозе, где осел после демобилизации, потом в клубике Шмаковского военного санатория. Писал картины, портреты государственных деятелей, вывески, плакаты...
В 1967 году его опять призвали на военную службу как специалиста на два года, но судьба распорядилась так, что он отдал армии еще 12 лет жизни. Но были все-таки дни, проведенные в любимой тайге с любимым этюдником.
Уйдя на пенсию, Николай Павлович полностью посвящает себя живописи. Теперь его пейзажи, полные синего, зеленого и золотого, кочуют по выставкам Хабаровска, Владивостока, Кировки, Лесозаводска. Сам он по-прежнему живет в Шмаковке.
- Природа приковала меня, - говорит он. И вновь и вновь останавливает своей кистью мгновение жизни солнечного блика, облачной игры, скрипичного изгиба древесного ствола, отраженного в глубинах лесного озера... Таково счастливое завершение пути к мечте, который длился десятилетия и в котором компасом служили талант и любовь к прекрасному.
