Я бы взял его в разведку

21 июнь 2006 Электронная версия газеты "Владивосток" №1967 от 21 июнь 2006

Перед вами - не журналистская работа и не литературный текст. Скорее это воспоминания боевого офицера полковника морской пехоты Сергея Кондратенко об одном дне из того полугодия, что два полка морской пехоты ТОФ, сменяя друг друга, провели в мятежной Чечне. Почему мы решили сегодня вернуться к этой теме? Ответ прост. Во-первых, в этом году буквально через несколько месяцев исполнится пять лет с того дня, как в декабре 94-го в соответствии с закрытым указом президента и не менее закрытым постановлением правительства колонны федеральных войск с трех сторон вошли в Чеченскую республику. Во-вторых, что изменилось за это время? Все так же идет необъявленная война по всему периметру чеченской границы. И, наконец, в-третьих, по самым скромным подсчетам, около 40 тысяч российских военнослужащих и сегодня продолжают нести службу за пределами России - Таджикистан, Абхазия, Приднестровье, Армения, теперь добавилось еще и Косово... Что нас ждет завтра?..

В начале февраля 1995 года наш старший начальник в Чечне генерал Домненко заболел и был отправлен в военный госпиталь Владикавказа. Я остался старшим в Чечне от ТОФ.

7 февраля я получил от генерала Куликова задачу встретить и сопровождать в Грозный прибывшего в Чечню губернатора Приморского края Наздратенко. Куликов приказал мне встретить Е. Наздратенко утром 8 февраля непосредственно в аэропорту Грозного Северный.

Рано утром 8 февраля

1995 г. с группой для охраны губернатора мы выехали с КП полка в аэропорт Северный на двух БТРах. В группу охраны вошли старшина разведывательной роты старший прапорщик Василий Смирнов и матросы-разведчики, среди которых был и матрос Андрей Серых. Накануне во время боя, происшедшего 7 февраля в районе автостанции на улице Сайханова, Андрей остался один в живых из пятерых разведчиков разведывательного дозора, остальные четверо ребят погибли. Андрей еще не отошел от вчерашнего боя и гибели своих товарищей, был замкнут, ни с кем не разговаривал.

Еще до прилета вертолета с губернатором я думал о том, как представиться и доложить ему. Официальным обращением к гражданам в “обновленной” России стало “господин”, но Евгений Иванович прибыл в воинскую часть в район боевых действий, а уставное обращение в вооруженных силах “товарищ”. К тому же я знал, что губернатор Приморья является членом Военного совета Тихоокеанского флота. И поэтому, подойдя к нему на взлетном поле, я доложил:

- Товарищ губернатор!

165-й полк морской пехоты успешно выполняет боевые задачи по защите государственных интересов в Чеченской республике. Заместитель командира дивизии морской пехоты полковник Кондратенко.

Евгений Иванович обнял меня и рассказал, что в Моздоке при встрече с генералами Грачевым и Квашниным слышал только положительные оценки участия нашего полка в боевых действиях. Нам было очень приятно слушать столь высокую оценку нашей деятельности из уст губернатора.

Мы расселись на броню БТРов и выехали из аэропорта. Когда мы въехали на улицы Грозного и Евгений Иванович увидел разрушенные дома, покореженную и разбитую военную технику и бредущих вдоль разбитых улиц понурых и жалких мирных жителей, настроение у него изменилось.

- Это чеченцы? - спросил Наздратенко.

- Нет, - ответил я. - Это русские. Почти все чеченцы с начала штурма Грозного ушли в горы к родственникам, а русским некуда было уходить, вот они и остались в городе.

Евгений Иванович, видя все это, качал головой, вздыхал и говорил:

- Что делается! Сталинград!

По дороге к КПП мы остановились у ворот карбидного завода. Здесь погиб старший лейтенант Русаков. Я показал подбитый “Урал” самарского полка и рассказал о бое, который вел 25 января 2-й батальон за спасение солдат 81-го самарского полка.

После этого мы по мосту переехали реку Сунжа и подъехали к ближайшему переулку. В начале улицы лежали трупы погибших боевиков, которые остались там после позавчерашнего боя за мост. Наздратенко спустился с БТРа на землю. Я пытался отговорить его.

Евгений Иванович ответил мне на это:

- Что ты меня отговариваешь! Что я, трупов не видел? Я ведь шахтер, мне каждый год приходилось погибших из шахт вытаскивать.

До захвата левого берега Сунжи матросы участвовали в боях, стреляли по боевикам с расстояния 200 - 300 метров. Матросы не видели лиц тех, по кому стреляли, стреляли по силуэтам, стреляли по тем, кто стрелял по ним, убивали тех, кто мог бы убить их, если бы они нажали на курок на секунду позже боевиков. А сейчас они не могли даже близко подойти к погибшим, не из-за отвращения, не из-за ненависти, хотя матросам было за что ненавидеть этих боевиков. Возможно, кто-то именно из этих лежащих здесь дудаевцев в период с 22 по 30 января убил наших товарищей: старшего лейтенанта Максима Русакова, лейтенанта Андрея Ходакова, младшего сержанта Сергея Подвального, матроса Евгения Бетхера или матроса Игоря Бровкина. Наши матросы не были убийцами, они были еще мальчишками, это война заставила их убивать людей.

По прибытии на КНП командир полка полковник Федоров рассказал губернатору о положении и состоянии подразделений полка, о ходе выполнения полком боевых задач. В это время подразделения проводили операцию по очистке кварталов вдоль улицы Сайханова в направлении Алды и Черноречья, поэтому полковнику Федорову приходилось прерывать доклад и по радио отдавать указания командирам наступающих батальонов. Федоров рассказывал о вчерашнем бое, в ходе которого погибли четверо разведчиков. Евгений Наздратенко попросил показать ему место этой трагедии. До места вчерашнего боя от КНП полка было метров 300, но поездка туда была небезопасной, поэтому мы отговорили его от этого. Видно было, что наш отказ обидел губернатора. Но иначе мы поступить не могли, мы отвечали за безопасность.

Затем во дворе дома, в котором находился КПП, Е. Наздратенко вручал награды, говоря каждому матросу теплые и дружеские слова, после чего лица матросов расплывались в улыбке. Губернатор просил их, чтобы они берегли себя и вернулись домой живыми. И сейчас, после того как закончились боевые действия в Чечне, можно с уверенностью сказать, что пожелания эти сбылись - ни один из матросов, с которыми он общался и которых напутствовал, не погиб и даже не был ранен.

Дольше остальных Евгений Иванович беседовал с матросом из разведывательной роты Чапуриным Сергеем, родом из Находки, предлагая Сергею вернуться в Приморье вместе с ним. Но матрос не захотел возвращаться домой один, оставив в Чечне своих боевых товарищей. Сергей здесь же, во дворе дома, написал короткую записку и отдал ее для передачи в Находку.

За обедом мы внимательно слушали рассказ губернатора о новостях из Владивостока и Приморья. Особенно нас интересовали события, которые происходили во Владивостоке вокруг нашей дивизии. Из Владивостока до нас дошли сведения о том, что наши семьи терроризирует и запугивает местная чеченская мафия. Эти разговоры нас очень беспокоили и угнетали. Нам и без этого было несладко: гибель в боях наших товарищей, разрушенный город, трупы боевиков и местных жителей, экстремальные условия, в которых мы находились, и вдобавок к этому - еще и беспокойство о наших семьях, оставшихся во Владивостоке. Естественно, я спросил об этом губернатора. Он успокоил нас, сказал, что ситуация во Владивостоке вокруг нашей дивизии под контролем у властей. Евгений Иванович рассказал, что после нашего убытия в Чечню и появления сведений о том, что в среде чеченской диаспоры в Приморье в связи с этим наблюдались нездоровые высказывания, он приказал собрать авторитетных представителей приморских чеченцев. Их предупредили об ответственности в случае противоправных действий в отношении наших семей.

Это сообщение в тот момент было для нас самым главным и самым важным из всего сказанного губернатором в период его пребывания в Грозном. Это нас успокоило и дало возможность, участвуя в боевых действиях, не переживать за наши семейные тылы, за безопасность наших близких, оставшихся во Владивостоке.

Вспоминая о наших семьях, я попросил Евгения Наздратенко о том, чтобы он поздравил наших жен с 8 Марта, если мы вдруг не вернемся во Владивосток к этому времени. В начале февраля мы наивно верили в то, что нас в скором времени выведут из Чечни. Об этом ходили упорные слухи. Евгений Иванович пообещал, что он обязательно организует встречу с нашими семьями перед 8 Марта. И, как мы узнали позже, свое слово сдержал. 6 марта 1995 года в доме офицеров флота он вместе с командующим ТОФ адмиралом Хмельновым устроил прием и праздничный вечер для наших жен.

После обеда, выйдя во двор штаба, мы увидели группу матросов, которые собрались у вывешенной на стене газеты “Владивосток”, которую привез прилетевший вместе с губернатором журналист “В”. Это была газета со статьей о гибели 22 января нашего товарища - старшего лейтенанта Максима Русакова. На первой странице этой газеты во весь лист была напечатана фотография погибшего Максима в траурной рамке. Весь полк знал о том, что первым нашим погибшим в Чечне был старший лейтенант Русаков, но в лицо его мало кто знал. Разве что непосредственные подчиненные, часть офицеров да небольшая часть второго батальона, которому был придан саперный взвод Максима.

Матросы смотрели на фотографию Максима Русакова, непроизвольно застыв в минуте молчания по погибшему полмесяца назад боевому товарищу. Мы были очень благодарны редакции газеты “Владивосток” за статьи о нашем полку, о нашем погибшем товарище. В то время в Чечне мы остро ощущали недостаток информации, мы получали только центральные газеты: “Красную звезду”, “Российскую газету” и “Российские вести”. К тому же они приходили к нам нерегулярно и в ограниченном количестве. И поэтому мы с удовольствием читали наш “Владивосток” с приморскими новостями. Эти газеты читали не только на командном пункте полка, хотя и немного, но часть их попала непосредственно в подразделения на боевые позиции. Примерно через полмесяца, находясь в расположении одной из рот, я увидел у одного офицера затертый до дыр номер газеты “Владивосток”. Видно было, что этот номер газеты прошел через десятки рук. Из рук в руки эта “информационная драгоценность” с приморскими новостями кочевала по подразделениям и позициям.

Пребывание губернатора в нашем полку подходило к концу, время его визита прежде всего было ограничено светлым временем суток. Обратный вылет был намечен часов на шестнадцать. Наздратенко тепло прощался с находящимися на командном пункте полка офицерами и матросами. Проезжая по улицам города, Евгений Иванович попросил меня завезти его к президентскому дворцу Дудаева. Я знал, где находился дворец, но ни разу там не был. Мне не хотелось менять известный мне маршрут движения и двигаться по не знакомым мне улицам. Я сказал об этом, но губернатор настойчиво повторил свою просьбу, и я уступил его нажиму.

Перед нашими глазами предстало полуразрушенное, обгорелое высотное здание с пустыми глазницами оконных проемов. Мы спустились с бронетранспортера и подошли к его фасаду. Вся площадь перед дворцом была усыпана битым кирпичом, осколками снарядов, избита пулями и снарядами. Нельзя было найти свободного места на земле, чтобы поставить ногу, не наступив на осколок. Дома, окружающие площадь, были еще сильнее разрушены, чем дворец. Я обратил внимание Евгения Ивановича на два флага, развевающиеся над зданием. Один из флагов был государственным флагом Российской Федерации, другой - наш военно-морской Андреевский флаг. Ниже Андреевского флага к стене была прибита тельняшка. Так морская пехота Северного и Балтийского флотов обозначила свою причастность к штурму и захвату дудаевского дворца. При захвате дворца северяне действовали в первом эшелоне группировки “Север”, а балтийцы штурмовали дворец в первом эшелоне группировки “Запад”.

Мы подошли к центральному входу в здание. На стенах дворца были видны немногочисленные надписи - автографы наших солдат. Евгений Иванович поднял с земли осколок кирпича и написал на закопченном фасаде дворца: “Нас унижать нельзя!” Ниже я дописал: “165-й полк морской пехоты. Владивосток”.

Быстро и благополучно мы добрались до аэропорта, вертолет уже ждал. Прощаясь, Евгений Иванович пожелал нам беречь матросов и скорейшего возвращения домой живыми и невредимыми.

Вертолет с губернатором на борту взлетел и на предельно малой высоте полетел в сторону Моздока.

Сегодня можно задать вопрос: зачем губернатор Приморья приехал к нам в Грозный в разгар боевых событий?

Евгений Наздратенко был первым политиком из Совета федерации и первым российским губернатором, посетившим Чечню с начала боевых действий. Положение в стране в связи с чеченскими событиями было очень сложным, критиковали действия наших войск в Чечне как внутри страны, так и за рубежом. Неизвестно было, чем закончится эта война и какие будут последствия для политиков, которые каким-то образом были связаны с этой войной. Неизвестно, какой ярлык “навешали” бы на Евгения Ивановича.

Евгений Наздратенко поехал в Чечню прежде всего для того, чтобы встретиться с матросами и офицерами воюющего приморского 165-го полка морской пехоты. Увидеть самому, в каких условиях находятся мальчишки, ушедшие на войну из Приморья, поддержать их морально.

Немаловажная задача для члена Совета федерации России - лично оценить обстановку и впоследствии при работе в Совете федерации принимать решения по Чечне на основе личных впечатлений и выводов.

С Евгением Наздратенко и до Чечни мне приходилось встречаться. Сопровождая Евгения Ивановича во фронтовом Грозном по подразделениям полка и по улицам разрушенного города, я сделал вывод, что он и в боевой обстановке, в условиях, связанных с риском для жизни, беседуя с людьми в подразделениях, вел себя так же, как и в мирных условиях. В боевой обстановке невозможно было сфальшивить и быть неискренним. Только смелый и честный человек способен вести себя так. Не будь у нашего губернатора этих качеств, он навряд ли при посещении Чечни доехал бы дальше Моздока, как это делали некоторые другие политики. И поэтому, оценивая поведение Евгения Наздратенко при посещении 165-го полка морской пехоты в Чечне, можно сказать по-фронтовому:

- Я бы взял его с собой в разведку!

НА СНИМКЕ: 8 февраля 1995 года, возле бывшего дворца Дудаева