Плачь, любимая, плачь...

Мы заходим в зал, садимся в круг. И, как клятву пионера, повторяем вслед за директором, что никогда, ни при каких обстоятельствах ни один из нас не разгласит деталей чужих историй, которые здесь услышит. И второе железное правило: когда станет нестерпимо больно, мы имеем право сказать себе - стоп, достаточно, на сегодня хватит...

Прости меня, мальчик

Это уже сейчас он вспоминает, что солнце вовсе и не было ласковым и теплым - оно резало глаза и плавило песок. И все вокруг будто кричало: держи его за руку крепче! Взрослые сидели на берегу, перекусывали взятыми из дому бутербродами, ребятня возилась тут же, у речки. В какой-то миг он заметил, что четырехлетнего Леньки не видать. Этого не может быть. Они ведь все здесь, глаз не сводят. Как и когда мальчишка сделал свой роковой шаг? Откуда в трех метрах от берега - яма? Сынишку искали несколько часов - ныряли, обшарили все дно. Дальше - провал в памяти: а разве можно жить и помнить, как его выносили из воды?

Остальные 12 лет жизни без Ленечки Михаил носил в себе неутихающее чувство вины: не уберег. Карьера? Какая, к черту, карьера - и на том спасибо, что честно работает, не запил. Как-то предложили переехать во Владивосток - отказался: тут, за поселком, могила сына, куда он от нее. Старшая дочка подросла, уехала учиться. Михаил остался с женой, заметно постарел, обрюзг. Друзья говорили, что у него выжженный взгляд.

В психотерапию Михаил не верил, просто кардиолог посоветовала, когда здоровье забарахлило сразу по всем фронтам. Несколько занятий лишь приглядывался и прислушивался к другим. Наконец осмелился: хочу поработать над своей проблемой. Вышел на “сцену”, раздумывал, выбирал помощников на роли... В какой-то момент терапевт поставил перед ним пустой стул - и Михаил заговорил с сыном. Он говорил - и не плакал, а просто как-то странно рычал. И говорил, говорил - за все 12 лет. А потом терапевт велел сесть на тот стул и принять роль сына, и Ленечка простил отца: “Пап, надо жить, а то ведь совсем забросил старшую Анютку, и мама ходит как тень, и бабушке нужна в этой жизни не только печаль, но и радость, и столько людей вокруг нуждаются в твоей любви и силе...”

Спасибо за революцию, товарищ Морено

Когда мой интерес впервые зацепился за это многообещающее словечко “психодрама,” я и знать не знала, к чему прикасаюсь. Для начала мне просто сказали, что это - метод групповой (а не индивидуальной - наедине с психотерапевтом) психотерапии. Этот метод изобрел еще в начале века прослывший нынче великим врач Джей Л. Морено (родился в Бухаресте, работал и школу свою создал в Штатах). Дальше посвятили в содержание метода: оно в том, что участники группы по очереди проигрывают на импровизированной сцене не пьесы Шекспира, а разные ситуации из собственной жизни, нередко не уступающие по накалу страстей шекспировским, - те, что хранит память, или, наоборот, так и не состоявшиеся. Помогает - психодрама-терапевт, или “директор” нашего “театра”.

Но все эти научно-перенаучные определения не передают и сотой доли того, что происходит тут, на этих сценах по всему миру, где рассеяны ученики Морено и ученики его учеников. Психодрама, душедейство. Здесь плачут и проклинают, кричат и оплакивают потери, не оплаканные в реальности, говорят ушедшим то, что не сказали при жизни, прозревают, прощают, смеются, открывают себя, учатся заново жить и любить. Специалисты называют все это сухо: отреагирование. Или катартические переживания - от слова катарсис. Это когда человек может выпустить из-под спуда эмоции, душившие его. Говорят, психодрама-терапевты нужны всем, сами они намекают: психодрама нужна тем, у кого есть или были родители. Психодраматисты готовы спуститься в любой “ад” - их работа нужна заключенным, психически больным людям или трудным, очень трудным подросткам, онкологическим больным, детям, пережившим сексуальное насилие. Или взрослым, выросшим в семьях алкоголиков, или вполне благополучным, но очень уж застенчивым. Или конфликтным, мятущимся, разводящимся, ищущим гармонии... Мы ведь порою живем и даже себе самим не хотим признаться в том, что было. А коли не перегорело, не проигралось осознанно - оно копится и не дает жить. Умная работа со специалистом, вздох - и ты порой обретаешь свободу и легкость. А порой начинаешь трудный путь. Но к выздоровлению и жизни.

Специалисты констатируют, что в истории психиатрии было всего три революции, и последние две из них связаны с именами Фрейда и Морено.

Любопытно, что психодраматист может научиться этому искусству только через собственное - многолетнее! - пребывание в группах. Во Владивостоке психодраму проводят лишь трое из специально сертифицированных врачей: молодые, но уже вполне опытные психотерапевты Владимир Слабинский и Иван Кириллов, и мэтр приморских психотерапевтов, доктор медицинских наук Илья Ульянов. Для них всех учителем стала московский психолог Екатерина Михайлова.

Я работала в группе у Владимира и Ивана и искренне благодарна им за это. Изведала немало открытий, ощутила непередаваемо терпкий вкус откровений - не только чужих, но и собственных...

Коля - обаятельный, деликатный мужчина средних лет, преподаватель по профессии. Вовсе не производит впечатления несчастненького. На сессии (так называется каждая работа группы) свою проблему обозначил донельзя “конкретно”: не знаю, что меня тревожит. И вдруг шаг за шагом проясняется: “раздвоение личности”, а от того - страшное недовольство собой, комплексы, внутренние бури. Одно “я” - сильное и агрессивное, второе - доброе и тонкое. Оно - органичнее, но надо ведь зарабатывать деньги, кормить семью!

Анна, женщина средних лет, не чуждая эстетических интересов: премьеры и концерты - ее стихия. Потеряла работу, оттого - страшная депрессия. Ситуация за ситуацией, и выясняется: депрессия не от отсутствия работы, а потому, что никого нет рядом. Был мужчина, много лет что-то обещал, была надежда: вот-вот сложится семья. Не сложилась. Он ушел. Кого она теперь заведет? Жизнь-то прошла в ожидании на вокзале. Он - подлец и обманщик, у нее - парализующий страх одиночества...

Раз за разом проигрывается и проговаривается множество всякого. Например, рассказывает Владимир Слабинский, что одиночество естественно для любого человека, даже самого семейного, мы все пришли в этом мир в одиночку и уходить нам тоже без сопровождения. От осознания, что у всех так, - легче. Идем дальше. В какой-то момент жизни потребность Анны в любви вылепила из нее новый образ - жертвы. “Вначале - пожалейте, потом, глядишь, и полюбите”. - “Анна, посмотрите на себя со стороны. Вам не кажется, что тут - ошибка?” - “Он меня бросил...” - “А он чем-то вам был обязан?” - “Но я ведь нуждаюсь в поддержке”. - “Вы - маленькая девочка?” Итак, боль, гнев, обида уже пройдены, за их чертой - светлая печаль. Дальше - воля к жизни. Потом - моделируем ситуацию: Анна приходит устраиваться на работу. “Интересно, что это я говорю с работодателем, как с мужчиной, которого я выгнала три года назад?” - делает собственное открытие Анна.

У Галины - тяжелая аллергия, весной, с началом цветения тополей, она начинает задыхаться. “Галина, какое бы название вы дали своему сегодняшнему спектаклю - над чем хотели бы поработать?” “Так гадко на душе, я опять поскандалила с мужем...” В семье - катастрофа. Может, с нею связана аллергия?

Потом окажется, что свекровь - “монстр”, у нее свой ключ, она может приехать в любое время суток и проследовать через супружескую комнату к внуку. Жизнь - кошмар, и ничего нельзя изменить: любое слово - и свекровь взрывается. Она кричит сыну - ну и жену себе выбрал... “Не рассказывайте - покажите”, - просит директор. И вдруг всплывает сцена из детства: учительница, которую Галя боготворила, а та выкрикивала на весь класс: воровка! Цепь жизненных ситуаций, давно забытых, поиск первопричины. Когда все проиграно, изъято из углов памяти и понято - фантастика! - аллергия проходит!

В литературе - немало случаев, когда психодрама вместе с радио- и химиотерапией борется с раком. И побеждает.

Человеческие страхи, надежды, боль, страсти - это все ее, психодрамы, родное, исконное. Она работает даже с фантазиями и снами - все может оказаться знаковым. Метод очень любит разложить нам наши роли. Мы ведь все состоим из ролей: он - начальник, отец, сын, она - жена и мама. Или учителка, или вечный студент - это когда роль прилипает к лицу и ее пора отлеплять. “Когда-нибудь уеду в другой город, у меня будет такой дом! И такая жена!” - проигрываем мы роль из года в год. А в какой-то момент понимаем, что ничего этого не будет, все - по-другому. Морено называл это смертью ролей. А всякий ли поймет, что это просто смерть роли, а не крах жизни?

Или: “Я проводил своих родителей, мне больше никогда не быть ребенком, я навечно обречен быть большим...”

- Психодрама научит меня спокойно принять это как данность?

- Может быть. А может, она позволит тебе иногда быть ребенком. Например, со своими детьми.

Вся жизнь - сплошная психодрама

Золотая цепь на шее, “Лендкруизер”. Борис прошел круг врачей, очутился у психотерапевта, чем несколько раздражен. Жалобы - спину заклинило, хондроз. Еще - “полнею сильно, прямо так и прет”. В семье - “все путем”, жену, правда, повело - ее отправил к психотерапевту, чтоб на мозги не капала. Проблемы? “Я что, не в состоянии свои проблемы решить?”

Борис - трудоголик. Это не похвала, а синдром. Скорее всего, болезнь - вопль организма: ну дай же мне отпуск! Не пьянку, не баню - отдохновение. От отношений с криминалом, от саморазрушительного образа жизни. В семье на самом деле масса проблем. На нее ведь просто нет времени. Замкнутый круг: домой почему-то не хочется, там нет тепла.

- Я вкалываю, а она - давай-давай. Хату ей купил, ремонт со всеми наворотами. Ну хоть бы раз спасибо сказала.

Супруги Надежда и Геннадий еще полны взаимной любви, живут вместе всего полтора года. “Только вот что-то ссориться стали”. - “Не рассказывайте - покажите”. Надя строит сцену: комната, окно, на ней - банка с чайным грибом. Пустяк какой-то, чушь: вчера из-за гриба поскандалили. Гена ни с того ни с сего распалился: сахару мало насыпала, гриб загибается.

“В недалеком прошлом супруги решились на аборт, мол, материальной базы для ребенка еще не создали, - комментирует Владимир Слабинский. - Это только кажется, что женщине такая операция нипочем, отряхнулась и пошла (речь не о физических ощущениях - о психологических). Миф, что для мужа это тем более ничто. Есть понятие: постабортный синдром. Большинству женщин в такой момент остро нужна помощь: там столько боли и неотреагированных эмоций. В данном случае Гена и Надя “завели” гриб (ассоциации просто классические: банка с водой, существо внутри), ухаживали вместе. Но Гену то и дело охватывало раздражение, которое он не в силах был подавить: “Ты плохо справляешься!”

* * *

Специалисты говорят: психодрама как метод не признает “просто совпадений”, любая деталь - не случайна. Значит, не случайно и то, что она вообще к нам пришла, в страну, где “вся жизнь - сплошная психодрама”, где надрыв “пр-ротопи ты мне баньку по бел-лому, я от белого света отвык”, - это и есть ощущение чего-то истинного, несуррогатного.

В моей группе нам приходилось играть роль чьего-то Страха, Агрессии, Скучающего-Я, Соперницы. Я входила в роль и кричала: “Оставь нас в покое, уйди из моей семьи!”

Зерка Морено - жена и соратница великого создателя психодрамы - считала свой метод “способом безнаказанно жить, несмотря на совершенные ошибки”. Это значит, что горестей, потрясений и жестоких конфликтов, увы, нам не избежать, мы - всего лишь люди. Но мы можем стать чуть-чуть счастливее. Как хочется стать...

Я не нарушила своего обещания: обстоятельства, услышанные мною на группе, видоизменены и смешаны с теми, что рассказаны другими психодрама-терапевтами.