Меченосец по имени Аристарх

Перебирая в памяти кинороли народного артиста России Аристарха Ливанова, неожиданно для себя сделала открытие: даже отрицательные герои, сыгранные актером, не вызывают негативных эмоций. Тонкий психологический рисунок каждой роли Ливанова притягивает, завораживает. За каждым образом угадывается непростая судьба цельной личности. Но это впечатления от экранных работ артиста. В театре диапазон его возможностей представлен шире и разнообразней (от Плюшкина в “Мертвых душах” до князя Мышкина в “Идиоте”). Так что столичная публика ходит “на Аристарха Ливанова”, каждый раз предвкушая встречу с актером непредсказуемым, но неразочаровывающим

- Аристарх Евгеньевич, когда родители давали вам имя, каким они представляли ваше будущее? Ведь в сочетании с такой известной актерской фамилией оно так и просится на театральную афишу.

- Мои родители нарекли меня в честь деда, которого как врага народа расстреляли в

38-м за то, что крестил, венчал, отпевал. Он был протоиереем. Всю жизнь я слышал от родных о своем деде только хорошее. Он был в своем роде артистом с большой буквы. Когда он нес службу, в церкви всегда было полно народа. Видимо, он умел влиять на умы и сердца прихожан, и это кому-то не понравилось. Я и себя считаю в какой-то мере духовным пастырем и как бы несу эту эстафету. В лучших своих ролях я стараюсь не делать осечек. Такой строгий внутренний отбор: каждая сыгранная роль отвечает моим убеждениям, взглядам или настроению общества.

- Роль в пьесе “Императрица” идеально вписывается в каноны ваших требований?

- Роль Потемкина мне очень интересна, в ней есть тот шлейф, который приятно украшать подробностями. Этой роли есть чем обрастать от спектакля к спектаклю. И материал позволяет, и личность, и, самое главное, история России.

- Ваш Потемкин изрекает фразу: “Все, что стоит, повалю, все, что лежит, поставлю!” Вы сами способны на подобные действия?

- Во всем, что касается поступков, связанных с профессией, - я очень жесткий человек, к себе в первую очередь. И повалить могу, ну не человека конкретно, а чью-то упертость, неоправданное противостояние. И поставить могу,

да-с, вопрос ребром! А в повседневной жизни из меня можно веревки вить. Я добр, ласков и по-русски ленив, как тот самый Обломов, которого нельзя за это журить - только любить и пестовать.

- Как же вам удается не впасть в конфликт с самим собой при таком раскладе?

- Предназначение нашей профессии - быть безжалостным к себе, слышать время, чувствовать зрителя, находить ту гармонию, которая бы накормила внимание и духовный голод тех, кто приходит в зрительный зал. Это очень тонкое занятие, и далеко не все актеры отдают себе отчет, какое оружие имеется у нас в руках. А поблажки я позволяю лишь себе домашнему.

- Какими критериями вы руководствовались, когда после раскола МХАТа предпочли его “женскую” половину?

- Я был рекрутирован в “Доронинскую половину”, собственно, когда раскол уже состоялся - для противовеса, что ли. Расклад сил был неравным. Мне посулили интересные роли. И действительно, через полгода я был занят в репертуаре по уши: играл Барона в пьесе “На дне”, в “Трех сестрах” барона Тузенбаха...

- Так вас Татьяна Доронина пригласила в МХАТ им. Чехова как специалиста по баронам?

- Поначалу так и вышло, но уже следом я играл Плюшкина. А что до баронов... Можете себе представить, что я испытывал, когда, играя “На дне”, надевал манишку, на которой несмываемой краской на подворотничке была написана фамилия великого русского актера - “Кторов”. Доводилось мне намерять парик, принадлежащий знаменитому Качалову.

Но сегодняшняя эстетика театра не предполагает париков, за исключением портретной или исторической роли. Я был последним, с кого качаловский парик сняли приказом. Я с ним расставался, как с зерном образа, только для того, чтобы не выглядеть смешным среди “беспариковых” актеров.

- Вам довелось таким образом приобщиться к уходящему навсегда МХАТу?

- И я этим счастлив. А сегодня время такое, что рядом с высоким искусством легко соседствует стремление к выживанию. Ведь актеры сейчас причислены к категории малооплачиваемых. И тут, как говорится, волка ноги кормят. В прошлом году в мае, как подтверждает семейная статистика, я был дома пять дней. А в этом мае (от нечего делать подсчитал в самолете) я буду дома три дня. Поезда, аэропорты, бесконечные гостиницы - это плата за то, чтобы не быть в простое, поддерживать хорошую творческую форму, соответствовать духу времени и интересам публики.

- “Если все, значит, не я”, - цитирует библию ваш граф Потемкин. Смогли бы вы, Аристарх Евгеньевич, опереться на это изречение, как на жизненное кредо?

- Понимаете, я всегда был белой вороной. И то, что в моей биографии поместилось девять театров, это будто бы не из моей жизни. Но эта цифра говорит не о взбалмошности, легкости, а как раз наоборот - об огромной, высокой претензии к себе. Уходил из театра Маяковского на роль Григория Мелехова, из театра Моссовета уходил на роль князя Мышкина в театр Советской Армии, потом вернулся в Моссовет на роль Сальери. И каждый раз это были глубоко мотивированные поступки. Как тот колобок, я и от Дорониной ушел (иногда играем с ней на двоих пьесу “Старая актриса”).

- Простите, а в каком театре вы нынче служите?

- Моя трудовая книжка лежит себе дома. Я знаю немногих актеров, которые, проявляя дерзость, мужество и безрассудство, решались бы бросать себя в пучину такого психологического эксперимента и каждый раз находить в себе защитную реакцию. Ведь врастание в новый творческий коллектив - это всегда очень болезненно, но вместе с тем дает артисту новые силы. Если в аквариуме не менять воду, то рыбка если не сдохнет - потускнеет, захиреет. А если следить за чистотой воды да время от времени менять еще и аквариум, то рыбка будет чувствовать себя исключительно хорошо и достигнет небывалых качественных параметров.

- И какой же рыбкой вы себя воображаете?

Аристарх Евгеньевич придумал явно на ходу, и, не скрывая удовольствия от попадания в подходящее название, воскликнул: “Меченосцем!”