И в аду оставались людьми

Мало сказать, что он мечтал стать летчиком - он бредил небом. В Витебском клубе ДОСААФ освоил “Ми-1”, затем “Ми-4”. Стал спортсменом 1-го разряда по вертолетному спорту. После окончания авиационного училища лейтенант Александр Пахноцкий участвовал в обеспечении Олимпиады-80, а через несколько дней после спортивного праздника уже был далеко на юге, где шла война...

Глядя на выжженные солнцем скалы, проплывавшие внизу, он не раз вспоминал Высоцкого: “Здесь вам не равнина, здесь климат иной...” Горы таили смерть.

Первый бой забыть невозможно. Вертолетчикам предстояло высадить десант в указанном квадрате. Машина пробиралась к заданной цели по ущелью. Лопасти несущего винта едва не касались крутых склонов. Следовавшие один за другим повороты требовали максимального внимания, огромного нервного напряжения и первоклассной техники пилотирования. Привычно казалось: после посадки можно будет расслабиться, передохнуть. Он еще не мог поверить, что на земле их ожидает ад.

Как только шасси вертолета коснулись земли, скалы заговорили “голосами” ДШК, автоматов и винтовок. Ребята из десанта, которые час назад при погрузке на аэродроме, покуривая “Памир”, травили анекдоты, подшучивали друг над другом, рванулись навстречу струям горячего свинца. Короткие перебежки от камня к камню, стремительные прыжки вправо, влево, через фонтанчики пыли, поднимаемые у их ног автоматными очередями невидимого противника...

Все это было похоже на съемки кино, если бы душманские пули не стучали по корпусу самого вертолета, пронзая его насквозь.

Потом, после выполнения десантом боевой задачи, вывозили его к своим. Были убитые. Живые - грязные, перебинтованные, смертельно уставшие - матерились, просили напиться и закурить.

И был еще путь над хмурыми горами, готовыми выпустить по вертолету очередь из крупнокалиберного пулемета. Вынужденная посадка здесь равносильна смерти. Летчиков душманы в плен не брали.

Вечером разбирали ход операции. Слушали, что скажут те, кто не раз смотрел смерти в глаза... Особенно помогал новичкам Владимир Федотович Модин. Он учил, как внезапно выйти на цель, садиться на песок, на “пятачки” высоко в горах, надежно прикрывать огнем десант. Учил быть предельно осторожными во время “работы” в тех районах, где есть мирные жители. “Мы воюем только с теми, кто поднял оружие на народную власть!” - повторял он неоднократно.

Через полгода погиб Ткачев. Первый из летчиков части. Пуля попала ему в голову... Затем - Юрий Скрыпкин, товарищ Александра. Занимались высадкой десанта. Успели десантировать только половину - остальных не было возможности из-за шквала огня. Получили команду уходить, но Юра знал, что тех, кто остался на площадке, ожидает смерть. Решил зайти еще раз и высадить оставшихся. Сделать это удалось, но ценой собственной жизни.

Смерть Юрия потрясла и Александра Пахноцкого, и Вячеслава Лашука. Особенно Славу. Оба родом с Украины, дружили семьями. Растили дочек, все праздники отмечали вместе.

Жена Вячеслава молила бога, чтобы ее муж остался жив. Две дочурки каждый день ожидали папу с “учений”, но так и не дождались. Бесстрашный летчик капитан Вячеслав Лашук погиб при выполнении интернационального долга.

Гибли лучшие из лучших. Те, которые брались за самые ответственные задания. Те, которые бросались на выручку чужим сыновьям, забывая о себе и своих семьях.

Что такое офицерская честь, знают и Саша Пахноцкий, и его боевые друзья. В их среде многое прощалось, но только не предательство и трусость.

А война тем временем становилась все более затяжной, ожесточенной. И в Афганистане, и в нашей стране прибавлялось вдов и сирот... Не выдерживала порой техника. А военные летчики в этом аду все-таки оставались людьми. Как могли помогали семьям погибших друзей, нередко отдавали свой “доппай” голодным афганским ребятишкам и старикам, делились лекарствами с больными, угощали детвору сгущенкой.

Работы становилось все больше. Летали и днем, и ночью.

Ночные полеты в Афганистане - это игра со смертью. Никаких ориентировок. Надежда лишь на интуицию и опыт.

Запомнился один такой вылет. Задание было архисложное: спасти тяжелораненого из ДШМГ. Но добраться до него ночью было очень трудно. Условия, если следовать инструкциям и наставлениям, исключали полет. Пахноцкий мог сказать “нет”. Но тогда где-то в Союзе появилась бы еще одна убитая горем мать. И летчики, рискуя собой, сумели спасти жизнь бойцу. За этот вылет Пахноцкий удостоен ордена Красной Звезды.

Не всегда такие рискованные операции заканчивались удачно. В 1984 году, 21 февраля, через 20 минут после вылета на задание прервалась связь с экипажем вертолета, где штурманом был однокашник Пахноцкого Александр Клочек.

Тела товарищей нашли у догорающей машины. Александр даже плакать не мог. Сердце закаменело от горя: говорить утром с другом, а через несколько часов видеть такое...

Даже проводить товарища в последний путь не мог. Предстояли ночные вылеты, затем дневные и еще один ночной. Шли боевые действия, и каждый опытный боец был на счету.

А газеты в сообщениях из Афганистана утверждали: наши воины строят дома, школы, закладывают аллеи дружбы и только иногда помогают правительственным войскам отгонять бандитов от кишлаков.

...Дождались Александра Пахноцкого жена, сын Олег и дочка Олеся. За праздничным столом только первый тост был “За возвращение!” Остальные - за погибших друзей: сгоревших в боевых машинах, убитых, замученных душманами. За живых. За всех, кто до конца выполнил свой воинский долг.

Об участии в войне Александр вспоминать не любит. Он согласен, что ввод войск в Республику Афганистан был политической ошибкой. Но его возмущает, когда пытаются вину руководителей государства переложить на офицеров и солдат, выполнявших приказ, веривших, что они сражаются за правое дело. Никто не убедит его в том, что он сам и тысячи его боевых товарищей были оккупантами. Иначе как провокацией не называет распускаемые порой с высоких трибун “сенсации” о том, что вертолеты уничтожали советских солдат при угрозе их пленения: “Даже за убитыми мы летали в самое пекло, чтобы не оставить их на поругание...”

Майор Пахноцкий верит, что большинство офицеров и солдат остались с чистой совестью. Он верит, что мужская дружба воинов-интернационалистов, их мужество будут вечными, как и светлая память о погибших.

Я верю ему. Он младше меня на три года. и старше - на целую жизнь.