ПРИЗВАННЫЙ ИЗ ЗАПАСА

Призыв офицеров осуществляется круглый год, а количество определяется специальной телеграммой Генштаба. Во Владивостоке ежегодно призывается до нескольких сотен офицеров запаса. Офицерское звание присваивается только выпускникам высших учебных заведений, прошедшим обучение на военной кафедре или в военном институте (военные институты во Владивостоке имеются в ДВГУ и ДВГТУ). С первого курса со студентами заключается контракт на обучение по военной специальности. В этом же контракте оговаривается согласие в случае призыва отслужить два года в качестве офицера. Но призывают не всех, а лишь тех, кому “повезет” (около 25 процентов из выпуска). Остальные, дотянув на гражданке до 27-летнего возраста, могут спать спокойно - их таланты Родине вряд ли понадобятся. Такая же практика существовала и при советской власти, с той лишь разницей, что посещать военную кафедру обязаны были все. За пропущенные занятия по “военке” вообще можно было вылететь из института и сразу же загреметь в армию по полной схеме (рядовым)

Дорога на флот

До последнего момента он не верил в то, что это случится. Не верил даже, когда представлялся командиру “по случаю назначения на должность”. Сочетание офицерского звания с его фамилией казалось невообразимой глупостью: “лейтенант Никитин”?! Настоящая ересь. Он попросту не может быть ни лейтенантом, ни ефрейтором, ни даже генералом. Он никогда не мечтал о “настоящем мужском деле”, не готовил себя к этому, да и вообще армия не для него!

Впрочем, попасть в армию Андрею Никитину и не грозило, он был призван на флот. Вообще морские офицеры запаса крайне редко призываются на службу. Наибольшей популярностью пользуются “бронетанкисты” (выпускники сельскохозяйственной академии), врачи, юристы и прочие “мотострелки” (выпускники ДВГУ).

Запасники, имеющие специальности врача, агронома, инженера, чаще всего легко соглашаются служить (на гражданке большинству из них зарплата не светит). А вот юристов и компьютерщиков (по понятным причинам) приходится загонять едва ли не палкой. Студенты вузов, не имеющих кафедру, или отказавшиеся ее посещать в обязательном порядке призываются на срочную службу в качестве рядовых после окончания обучения.

Рядовым Андрей быть не хотел. Он не был ни компьютерщиком, ни тем более юристом, но работу имел такую, что позавидовать могли и те и другие. И самое обидное в этой истории было как раз то, что с работой, о которой он мечтал последние три года учебы, надо было проститься, и скорей всего навсегда. Свято место, как известно, пусто не бывает, хотя закон в этом отношении всегда на стороне призываемого.

Первые дни после получения повестки он еще надеялся, что вдруг все само собой образуется и служить ему не придется. Потом он начал допытываться в военкомате, почему эта высокая честь выпала именно на его долю? Ответ был до гениальности прост: потому что он нужен Родине. На кой черт, спрашивается, Родине понадобился именно Никитин, а не какой-нибудь Иванов, с равным удовольствием посещавший “военку”? Оказалось, что по сравнению с абстрактным Ивановым конкретный Никитин не имеет причин для отсрочки. Здоров, холост, за старушкой-матерью не ухаживает, моральные качества на уровне, да и учился неплохо. Как говорится, все при нем. Потом он наконец сообразил, что независимо от того, поймет он - почему? - или не поймет, от службы это его не избавит, и начал судорожно искать, кому бы дать взятку. На деле оказалось, дать взятку гораздо сложней, чем об этом пишут в газетах. Зайти же в кабинет к военкому и сунуть пачку баксов у него просто не хватило мужества. К тому же после этого запросто можно оказаться не в армии, а в каком-нибудь исправительном учреждении. Была мысль уехать к родне в Прибалтику. Но становиться вне закона тоже не лучшая перспектива. В итоге он плюнул на все и решил сдаться.

Недоразумение в погонах

Основная часть офицеров, призываемых из запаса владивостокскими военкоматами, проходит службу под Уссурийском. Те, что призваны на флот, оседают в Фокино. Андрею же, как всегда, повезло, для него места ближе “района, приравненного к Крайнему Северу”, не нашлось. Да и с должностью все вышло как нельзя лучше. Как правило, такие специалисты, как он, проходят службу в береговых, чисто технических подразделениях. Он же угодил на самый настоящий корабль. И хотя официально его должность называлась “инженер”, никаких иллюзий на этот счет он уже не питал. А увидев свое место службы, качающееся на волнах, понял, что два ближайших года жизнь его будет полна романтики.

Круг своих служебных обязанностей он так и не уяснил до последнего дня службы. Каждый день начинался и заканчивался совещанием. Что было между ними, кроме приборок, построений и приемов пищи, он совершенно не помнит, но к концу каждого дня чувствовал себя так, как будто весь день таскал мешки с цементом. Теперь Андрей твердо убежден, что зазря деньги на службе не платят, а те, что платят, лишь десятая часть того, что платить следует. К слову, у себя в фирме Андрей в месяц зарабатывал больше, чем офицером получал за полгода. А в общем, он считает, что с временем службы ему в некотором смысле повезло. Это были первые годы “грачевской” реформы, и корабли в море выходили достаточно часто. Во всяком случае, Андрей считает, что в отличие от сегодняшних запасников он получил возможность если не в полной степени ощутить, то по крайней мере “пощупать” морскую службу.

Через месяц после начала службы Андрею пришлось пережить еще больший шок, чем призыв. В их соединении сокращалось сразу два корабля вместе со всей техникой и экипажем. В общем-то дело было не в остро развитых патриотических чувствах, а в том, что с кораблями вместе уходили и те самые специалисты, из-за недостатка которых он и был призван на службу. Вопрос, зачем было призывать из запаса большого военного дилетанта Андрея Никитина и одновременно увольнять двух настоящих специалистов, он долгое время задавал всем встречающимся на его пути начальникам. Прекратил же домогательства лишь через год, после того как однажды на вопрос подчиненного матроса: “Почему?” - коротко ответил: “По кочану!” После этого ему и самому стало все ясно.

Между собой матросы его почему-то называли “шнурком”. Хотя внешне он на этот предмет гардероба нисколько не смахивал. Как позже выяснилось, так здесь именовали всех молодых лейтенантов, просто к нему эта кличка пристала до конца службы. Взаимоотношения с подчиненными оказались самой сложной частью флотской службы Андрея. К счастью, у него их было немного. Будучи человеком мягким и покладистым, склонным к компромиссным решениям, он не скоро усвоил аксиому командира: куда матроса ни целуй - всюду задница. Несмотря на всю его доброту и стремление к справедливости, моряки подставляли его при каждом удобном случае. Во время большой приборки просили у него разрешения “незаметно перекурить”, а потом, застигнутые старпомом, откровенно признавались, что “добро” было получено от лейтенанта. А однажды по доброте душевной он отпустил своего “бойца” на ночь к любимой. Разумеется, тот должен был вернуться еще до рассвета, но пришел буквально рука об руку с командиром. Когда же начались разборки, матрос легко “сдал” его, заявив, что был не в “самоходе”, а в увольнении, с разрешения своего непосредственного начальника. Моряк, конечно же, все равно оказался на гауптвахте, но и Андрею “вставили”, как говорится, по первое число.

У начальства его служебная деятельность никогда положительных эмоций не вызывала. Для них он был просто “студент”. Этот случай поставил незримое клеймо на его чистом имени, и прозвище “студент” было заменено на более зрелое - “сутенер”. Так “сутенером” он и оставался в глазах начальства до самого “дембеля”. Хотя, честно говоря, откровенно над ним изгалялся только начальник штаба, остальные командиры относились вполне лояльно: как к недоразумению, случившемуся по вине большого начальства.

Морская душа - сухопутное тело

C офицерами, не являющимися его начальниками, Андрей был вполне на равных. После представления группе сослуживцев в небольшом питейном заведении его легко признали за своего. Правда, “глушить” технический спирт, “закусывая” водой из питьевого бачка, он так и не научился. Но и среди профессиональных офицеров, его ровесников, таких мастеров было совсем немного. Да и спирт-то пили в крайне исключительных случаях, как правило, когда уже совсем нечем было “догнаться”. В основном же флотоводцы, как и большинство русских мужчин, предпочитают употреблять хорошую водку.

Что касается быта и личного времени, то тут никаких проблем не возникало. В первый же день ему была отведена верхняя “полка” в каюте № 5, и все личное время он мог легко проводить, лежа на ней. Береговая жизнь корабельных офицеров ведется в строгом соответствии с графиком сходов. Согласно этому документу каждый офицер в среднем может проводить на берегу три-четыре ночи, два вечера и полтора дня. Все остальное время по логике вещей принадлежало службе. Первое время Андрей проводил на берегу полтора дня. Чуть позже добавилась одна ночь. А после того как он познакомился с доброй одинокой женщиной средних лет, время пребывания на берегу увеличилось еще на одну ночь и два вечера. Сложности со свободными вечерами были обусловлены исключительно ненормированным рабочим временем. Это самое время могло закончиться и в 21, и в 22, и в 23 часа. И если семейные, бывало, топали домой и после 24 часов, то для него это было совершенно лишено смысла. На корабле, как правило, вечера проходили в холостяцком кругу за питием (чая, кофе, водки), просмотром телевизора и дискуссиями на военно-политические темы, заканчивающимися всегда наболевшим - женским вопросом.

С жильем в общем-то была напряженка. Получить по очереди даже и семейным не всегда удавалось. Зато снять можно было без особых проблем и совсем недорого. Суммы, выплачиваемой “родиной” в качестве компенсации за поднаем жилья (около 3 минимальных оплат труда), полностью хватало для платы за однокомнатную квартиру. Правда, деньги “родина” отдавала с большой неохотой и многомесячной задержкой и то почему-то только семейным. Холостяки считали это полнейшей дискриминацией и на каждом строевом смотре жаловались на действия финансистов, “экономивших за счет их здоровья”. Никакого результата жалобы не давали. Да это и не было важно. Радовала сама возможность заявить.

Рассказывали, что как-то на заре перестройки одинокий лейтенант пожаловался проводившему смотр заместителю командующего флотилией на то, что полгода не имел выходных и уже не помнит, как выглядят женщины. Адмирал покачал седой головой, записал жалобу и молча прошел дальше. Выходной лейтенант так и не получил, а вот звание старшего лейтенанта ему пришло с задержкой ровно в полгода. К счастью, Андрею с таким волюнтаризмом столкнуться не довелось, хотя, честно говоря, из всех вселенских проблем получение очередного звания его волновало меньше всего.

Человек ко всему привыкает. Долгожданный приказ об увольнении в запас Андрея совсем не растрогал. Это удивило даже его самого. За два года он так сросся с военной стихией, что казалось, это уже никогда не кончится. Просто не верилось, что он уедет и в его жизни больше никогда не будет колоколов громкого боя, отрывистых команд по корабельной трансляции, компота из сухофруктов и сгущенного молока на вечерний чай. Неужели он никогда больше не услышит иронично-снисходительного “лейтена-ант” и не будет нервничать из-за того, что на большую приборку боцман выдал мало мыла?

На отходной никто не плакал и не сожалел, как это было принято на проводах кадровых офицеров, о “потере флотом еще одного высококлассного специалиста”. Наоборот. Почти все завидовали и сожалели лишь о том, что “сами они к гражданской жизни никак не приспособлены”. Особого разочарования не чувствовал и он. В реальность происходящего не верилось, но все же отчего-то было грустно...