Взрыв на “Дальстрое”

Взрыв на пароходе “Дальстрой” был одной из трагедий сталинских времен, о которых за давностью лет мы никогда не узнаем полной правды. Картину чудовищной катастрофы, унесшей жизни сотен людей, приходится восстанавливать “по кирпичикам”. Совсем недавно на месте события были найдены искореженные куски металла. Они стали экспонатами находкинского музейно-выставочного центра.

К счастью, живы еще очевидцы. В основу предлагаемой публикации легли воспоминания о случившемся старпома парохода “Дальстрой” Павла Куянцева.

Солнечный день 24 июня 1946 года выдался жарким и безоблачным. Пароход “Дальстрой” стоял в порту Находка у причала мыса Астафьева. Недавно он прибыл из Канады, где проходил капитальный ремонт после подрыва на мине в Сейсинской десантной операции. У борта судна громоздились штабеля ящиков, мешков, тюков, носились автомашины. Звон тросов о грузовые стрелы, грохот лебедок, рев моторов и людской говор сливались в сплошной гул, который всегда сопровождает погрузку судна.

Грузили взрывчатку. Первый трюм был уже полон, и на аммонал, погруженный россыпью, ставили тяжелые ящики. Во второй трюм опускали тротил в резиновых мешках. “Дальстрой” не был оборудован для таких грузов. Капитан судна Всеволод Банкович пытался возмущаться, говорил, что нарушаются правила техники безопасности, но все его доводы разбивались о лаконично-начальственное “Выполняйте приказ!”

Наступило время обеденного перерыва. Команда обедала на борту, грузчики - на берегу. Капитан, поднявшись со старпомом в капитанскую каюту, инструктировал ближайшего подчиненного на время своего отъезда во Владивосток. И вдруг резанул ухо отчаянный крик: “Пожар в первом трюме!” На усвоение информации во всем ее грозном объеме ушло не больше секунды. Все бросились к месту происшествия.

Прямо в середине люка, из-под ящиков, вилась вверх тонкая струйка дыма. По ней ударили водой из шланга. Как будто смеясь над наивными пожарными, струйка моментально разрослась и почернела. Неожиданно вырвался клуб черного дыма, а за ним столб желтого пламени выше мачт. Палуба заходила ходуном. Пламени было тесно в трюме, и оно с грохотом и ревом взметнулось в самое небо. Люди со шлангами невольно отступили.

Паники не было. И старпом, и боцман, и доктор, и матросы - все они, прошедшие огонь и воду, пережившие войну, остались на палубе, хотя знали, что взрыва не миновать. Последовал приказ капитана: “Ребята! Сейчас же покинуть судно!”. Старпом получил команду обойти все помещения и оповестить остальных.

В каютах Павел Куянцев нашел только спавшего радиста Сидорова, растолкал его. Забежал в свою каюту и сунул в карман маленького плюшевого медвежонка, подаренного любимой женщиной. Почему - бог знает. Еще успел надеть новую фуражку.

При спуске в шахту машинного отделения старпом встретил механика Аркашу Байкова. Тот был последним из остававшихся на судне машинистов. Оба поднялись на корму, встали рядом с капитаном.

Почти вся команда уже сошла на берег. Почему-то каждый отходил от борта шагов на десять, потом срывался с места, закрывая лицо руками, и пробежав немного, останавливался. Все собрались неподалеку и стояли стайкой, смотрели на свой корабль. Нос уже пылал. Пламя, слепя и колыхаясь, взвивалось до неба.

На палубе появились третий штурман Наумов и четвертый штурман Румянцев с деньгами, судовым журналом и документами экипажа. Они сказали, что все внутри объято пламенем. Показался и третий механик Саша Киприанюк - долговязый парень с нежным лицом, любитель классической музыки. Все трое по приказу капитана прямо с борта прыгнули на штабель мешков на причале и присоединились к экипажу. Капитан и старпом остались на палубе одни.

- Ну что, Володя? Наверное, все?

- Да, Павел. Думаю - все. Прощай!

- Прощай, Володя!

Они пожали друг другу руки.

- А теперь, Павел, немедленно слазь. У тебя ребенок, а у меня еще нет. Да мне и положено последнему.

Спускаясь по трапу, старпом оттолкнул боцмана Сандлера, который собирался снова взойти на судно.

Они медленно направились от парохода. На расстоянии в десять шагов оба почувствовали, как начали тлеть волосы от страшного жара. Казалось, что головы окунулись в горящую топку. Через несколько метров жар прекратился, моряки опять перешли на медленный шаг, все время оборачиваясь на пылающий корабль, бывший на протяжении долгих лет войны их родным домом.

Четыреста тонн тротила во втором трюме - это малая атомная бомба. Вот-вот все взлетит на воздух. Кругом ревели тревожные гудки, а над людьми сияло солнце, и небо было синее-синее. Отвернувшись от пламени, Павел стал ждать, когда подойдет капитан. Через секунду он почувствовал мягкий толчок в спину, будто кто-то нежно и вместе с тем энергично пихнул тюком ваты. И вот он уже летит по воздуху, стараясь найти землю, и никак не может ее найти. Наконец шлепнулся во что-то мягкое. Все потемнело. Подумал, что ослеп. Потом вода накрыла его почти с головой, и Павел услышал, вернее, ощутил, как какой-то тяжелый предмет упал рядом. Нечем было дышать. Павел подумал: “Вот и конец! Хорошо бы быстрее”. Сознание начало меркнуть.

Но яркий свет над головой заставил еще задержать дыхание, и густое черное облако стало уходить в сторону. Глубокий вдох - и он вскочил на ноги. Рядом лежал мусорный рукав судна из дюймовой стали в тонну весом.

Павел обернулся и стал искать глазами пароход и товарищей. Все так же светило солнце, зеленели далекие холмы и сияла тихая бухта. Берег же оказался совершенно голым. Нет ни судна, ни складов, ни зданий, ни деревьев. Только сваи торчат из воды, где был причал, да видна притонувшая корма парохода, а на ней аккуратно лежат рядком два паровых котла-тридцатитонника, заброшенные взрывом из портовой кочегарки. И все “отлакировано” слоем мазута, которого на судне было 1800 тонн в бункерах. Он весь поднялся в воздух, а затем в течение двух часов проливался на землю маслянисто-черным дождем.

Начали подниматься люди. Все - чернее ночи. Никто ничего не слышит. Они открывают рты, но звуков нет. Мертвая тишина.

Павел обернулся к скале, где были ворота порта, и увидел черные кучи. Они шевелились. Однородность мазутного “лака” нарушалась алыми пятнами и полосками-ручейками. У подножия куч ручейки образовывали алые озерки. Это исходили кровью грузчики-заключенные. Взрыв застал всех у проходной и сбил изорванные тела в страшную массу. У одного доска в боку, у другого палка в черепе. Одни еще шевелятся, другие уже затихли. А алые струи, особенно яркие на черном фоне, все текут и текут.

Уцелевшие моряки тут же попытались отыскать своего капитана. Нашли только фуражку. Не было видно Саши Киприанюка, доктора, радиста Сидорова. Двое из команды были ранены, остальные сорок два человека отделались контузиями и ушибами. С буфетчицы Ольги Панферовой ударная волна сорвала легкое платье, оставив в нижнем белье.

Им повезло. Большая часть экипажа осталась в живых только потому, что капитан “угадал”, когда отдать команду “оставить судно”.

Вскоре начали подходить автомашины с санитарами и спасателями. Людей посадили в грузовик и повезли в новый порт. По дороге, более чем за километр, валялись разбросанные взрывом покореженные части судна, а якорь весом в 5 тонн был заброшен метров на пятьсот. В поселке у мыса Астафьева со всех домов были сорваны крыши, не осталось ни одного целого оконного стекла. Людей привезли на пароход “Измаил”, где они смогли помыться и отстирать одежду от мазута. Капитан Москаев приказал дать всем спирту.

Привезли жену капитана Банковича Ольгу Митину. От нее узнали, что большая часть людей, которых капитан отправил на берег еще в начале катастрофы, убиты осколками, а остальные - ранены. Погибли 15-летний юнга Севка Караянов, старик пекарь Рыскин, сопровождавший их подшкипер Сырбо. Это казалось невероятным. Ведь они успели уйти далеко, не меньше чем за километр от места взрыва. А те, кто был совсем рядом, уцелели.

Тело капитана Банковича нашли на другой день после катастрофы под кучей свай. Его затылок был пробит осколком. Сашу Киприанюка и доктора так и не обнаружили. Через несколько дней, когда уже началось следствие, следователь Шадринцев узнал, что в одном из дальних поселков находится кто-то из членов экипажа “Дальстроя”. Это был радист Сидоров, чудом избежавший страшной участи. Его фамилию уже успели занести в список погибших.

Непосредственно после взрыва на “Дальстрое” произошло еще несколько возгораний аммонала на причалах Находки. Возможно, именно серия несчастных случаев спасла экипаж парохода от обвинения в преступной халатности. Моряков оставили в покое, а следствие было перенесено в другие, более высокие сферы.