Женщина и попугай

...Без преувеличения скажу: фотографий было около полумиллиона, в нескольких дорогих альбомах. Он и она. В парке, сауне, бассейне, на рынке, в каюте, кафе. Особенно мне запомнилась новогодняя: элегантная женщина в вечернем платье, по-праздничному накрыт журнальный столик, возле украшенной елочки - красивая яркая птица. В тот Новый год все еще было лучезарно - и ужин, и платье, и елочка - все для него.

Якоб терпеть не мог трель электрического звонка. Беспокоился, нервничал: любимую женщину приходилось делить с кем-то еще. Вот и в тот раз, когда забежала на чаек потрепаться Татьяна, он сразу нахохлился, обиженно забился в угол. Потом выскочил из своего убежища. Стал стремительно летать по комнате, с остервенением ломая крылья о шкаф. Неолита заторопила подругу: Ташка, уходи, иначе птица убьется прямо у нас на глазах. Та молча засобиралась, выразительно покрутила пальцем у виска и ушла не попрощавшись, в сердцах хлопнув дверью.

- Яша, дружок, но ведь так нельзя, что ж ты такой ревнивый...

Якоб сверкал бусинками глаз, чистил перья, будто и не слышал вовсе Неолиту.

- Не сердись, не сердись, давай обедать, смотри, какое вкусненькое яблоко я тебе приготовила. Хочешь, чаем напою...

Якоб с ленцой, медленно сфланировал к столу и позволил напоить себя чаем из любимой ложечки. Развеселился, запел, требовательно поглядывая на хозяйку. Неолита рассмеялась.

- Мир, мир, Яшенька.

Густые сумерки размыли очертания однокомнатной квартиры. Настольная лампа держала в круге света диковинку южных тропиков.

Громадина здания-крейсера мерцала в ночи одинокой глазницей.

Неолита подперла голову рукой, завела мелодию, которую особенно любил Якоб. Он вообще обожал ее голос.

...Вот опять окно, где опять не спят, может, пьют вино, может, так сидят, может, рук своих не разнимут двое, в каждом доме, друг, есть окно такое...

Рвалась в окна вьюга, кидая жесткий снег в зарешеченное окно.

Никто не мог сказать, как, каким образом появилась эта экзотическая птица на судне. Попугай кочевал из каюты в каюту, менял хозяев. Никто долго не выдерживал его злого, ожесточенного характера. Он залихватски пил водку, смачно курил сигареты и с остервенением реагировал на любое ограничение свободы. Стоило ему уловить в голосе строгие интонации, сразу - в бунт. Раскидывал вещи, кусался, своим мощным клювом разгрызал в отместку все, что попадалось на пути. Вскоре не осталось никого из желающих приручить попугая.

Имя Якобу дала Неолита: в Индонезии, где стояло на перегрузе судно, кого ни спроси, все Якобы. Разузнала, что птица редкой породы - двухцветный благородный попугай. Подивилась: при чем здесь “благородный”? Уж потом, спустя время, поняла...

Неолита смотрела на Якоба с жалостью. Кто же тебя, птица, так ожесточил, заставил со звериным напором биться за каждый свой жизненный миг? Он был один против всех.

Ей припомнился случай из богатой врачебной практики. “Не хотела бы я с тобой встретиться на темной улице”, - подумала Неолита Васильевна, взглянув на молодого парня, который переступил порог кабинета. Что-то сатанинское сквозило в его холодном с прищуром взгляде. После традиционного опроса отложила ручку в сторону, ну, теперь не для протокола, расскажите о себе. Он оценивающе посмотрел: кто ты такая, чтоб тебе довериться, анализы перед тобой, лечи, а в душу не лезь...

Каждый прием стал для нее испытанием - на человеческую доброту, сострадание, прощение и понимание. “Скажите, доктор, живой я перед вами или мертвый?” - вместо “здравствуйте” начинал он свой монолог. Все три месяца ей казалось, что он держал наготове в кармане заточку. И вот пришло время, когда она, уже ничего не спрашивая, заполнила карту, подала ему в руки: сдавайте в архив. “Ты живой, Владимир, живой...”.

Он молча вышел из кабинета, но вернулся через час - с охапкой роз, источающих нежнейший аромат.

***

Неолита взяла Якоба к себе в каюту. То ли захотелось согреть одинокую птичью душу, то ли самой отогреться. Женщина в море - сокрытая от людских глаз трагедия, невысказанная, невыплаканная, противоестественная самому женскому естеству. О чем говорить, если после длительного рейса садятся связки, голос становится скрипучий, чужой, язык еле ворочается, с натугой разлепляются губы, с трудом выдавливая подзабытые слова, а сердце готово полыхать Везувием от самых обыденных человеческих эмоций.

Якоб перевернул ее жизнь в прямом и переносном смысле.

Когда все с умом, разумно тратили валюту, Неолита практически всю спускала на Якоба, покупая свежие фрукты, соки, орехи. Попугай расцвел. Но по-прежнему вел себя как самая последняя тварь.

Однажды, когда он до крови искусал ей палец, Неолита зарыдала. От боли, от бессилия. Попугай замер, подлетел к ней, сел на плечо и стал бережно обмахивать крылом. А потом тихо терся клювом об руку, пока она не отняла ее от заплаканных глаз.

***

Впереди их ждала суровая зима, стылая квартира во Владивостоке. Неолита купила ему дорогущее пуховое одеяло, под которым они еле угревались, сшила из старой песцовой шапки шубку. И все-таки не уберегла. Якоб зачихал, стал терять свой малый птичий вес.

В ветеринарке вынесли безжалостный приговор: надо усыплять, вы его не выходите, более того, заразитесь сами. Яшка лежал в коробочке из-под обуви и умирал.

Неолита взбунтовалась, неизвестно против кого был тот бунт, а только начала она толочь необходимые лекарства, пережевывать и кормить птицу изо рта. Пошла, на последнюю сотню набрала ему киви, винограда, персиков. Отсчитывая в булочной мелочь, пакет поставила на пол возле ног. А потом долго шарила, рукой хватая пустоту. Пришла домой и сама свалилась в горячке. Очнулась на другой день, когда птица тыкала ей в рот сухую вермишелину.

В рейс уходили с радостью, впереди были жаркие страны.

И новые приключения.

***

Вновь назначенный капитан Якоба не взлюбил. Перед заходом в иностранный порт строго предупредил: птицу умертвить, иначе санитарные службы подвергнут судно карантину. На выручку пришел весь экипаж: Яшку скрывали как партизана. То в вентиляционную трубу засунут в коробке, предварительно подпоив спиртом, то в машинное отделение спустят. В Польше Неолита выправила ему санитарный паспорт, и попугай перешел на легальное положение.

Для экипажа давно уже не в диковинку было, что везде Неолита появлялась с попугаем на плече. Кто посмеивался, ухмылялся, шутил с издевочкой, кто пожимал плечами, а вообще-то в душу не лезли.

***

На родной сторонушке поджидала беда.

Схватило сердце. “Погоди, не дави, только бы успеть 2 звоночка. Старой приятелке, чтобы забрала попугая, и до “Скорой” бы дозвониться”, - уговаривала она порядком изветшавший сердечный механизм. Уж как потом доползла до двери, замок открывала - не помнила. Сквозь звон в ушах прорывался безумный вопль птицы.

Через 3 дня приятельница притащила Якоба в больницу: делай с ним что хочешь - ни ест, ни пьет. А тут еще удумал в окно кидаться, о стекло биться.

Врач без лишних слов велела с зоопарком кончать. Неолита с трудом поднялась с постели, стала одеваться. Женщины остановили - одно слово - сердечницы, обещали потерпеть. “Сплошное безобразие!” - нервно дернула врачиха плечом и, всем своим видом выражая крайнюю степень неодобрения, удалилась из палаты.

- Бледобразие, бледобразие! - неслось ей вслед.

Якоб быстро “выписал” Неолиту из больницы.

***

Реабилитационный период затянулся. Зато попугай был на седьмом небе от счастья. Они выезжали на Санаторную, Океанскую, подолгу гуляли, бродили у моря. Дома на полную громкость включали магнитофон, слушали свои любимые записи.

А тут женщина придумала новую забаву: купила кинокамеру, и Якоб с удовольствием позировал, будто сознавал, что вот он и только он - в центре ее внимания.

Спустя месяц Якоб понял, как он жестоко ошибался.

Узнав о курсах повышения квалификации для судовых врачей, Неолита подала заявку. Занятия шли в жестком режиме, с 8 до 18. Уходила Неолита из дома под вопли, сотрясающие стены:

- Попугая забыли... Позабыт, позаброшен... Спасите Яшку...

Дня через 3 она возрадовалась: попугай на ее утренние сборы совсем не реагировал. Но и вечером был задумчив и тих. Уж как она его не тормошила, ни на что не реагировал. К концу недели Неолита встревожилась. Позвонила в зоослужбу. Там внимательно выслушали:

- У вас, Неолита Васильевна, попугай вознамерился уйти из жизни. Он решил, что вы его бросили...

Неолита захлопотала:

- Яшенька, Яшенька, вставай, я пельмешки твои любимые приготовлю. Смотри, я же никуда не ухожу. Единственный, ты, единственный...

Якоб недоверчиво вздыхал.

- Вот Кира Владимировна письмо прислала, тебе от нее привет.

- Какая Кира Васильевна? - Якоб соизволил вступить в разговор.

- Какая, какая, забыл, что ли? Ты у нее в гостях еще фикус пощипал.

Три дня Неолита была неразлучна с птицей. Якоб простил. В доме воцарились мир и дружба.

Иногда Якоб проявлял свой мужской деспотичный характер. Расшвыряет все, в комнате будто Мамай прошел. Тут уж Неолита хваталась за ремень. А Якоб ну глотку рвать радостно:

- Убивают, попугая убивают...

Якоб обожал мартини и женщин.

- Ах ты, бабник несносный, - корила его Неолита, когда выгнув грудь, расправив роскошное оперение, Якоб парил в клубах пара, вызывая улыбки женщин, пришедших помыться в баню.

Млел от музыки. Однажды в Роттердаме Неолита отправилась на воскресную мессу в костел с огромным желанием послушать органную музыку. И остановилась нерешительно перед входом. Стопорнут, поди, с попугаем-то... Католический священник ее просьбе не удивился.

- Проходите спокойно. И у птицы есть своя душа.

- Якоб, ты не подведи меня, дай знак, когда запоешь, мы выйдем. Давай все-таки не будем мешать другим...

***

Дважды Якоб спасал Неолиту.

В Пусане, где судно стояло на ремонте, она купила палатку, поставила ее в лесу и каждый день после работы на велосипеде отправлялась с птицей в тихий лесной уголок. В один из вечеров попугай стал тревожно летать по палатке, издавать гортанные звуки. И не успокоился, пока они не вернулись на судно. Ночью разбушевался циклон.

Следующим вечером Неолита обнаружила свою палатку, придавленную огромным стволом дерева.

В Пусане Якоб и погиб. Защищая Неолиту.

***

Подвыпивший моряк в кафе бесцеремонно схватил ее за рукав куртки, притянул к себе. Якоб коршуном кинулся на него. Противник стал яростно отмахиваться пивной бутылкой. Все произошло мгновенно...

Неолита держала в ладонях окровавленного попугая и сама, как подбитая птица, уже не голосом, а всем своим существом молила:

- Яша, не уходи, не бросай меня...

- Не плачь, не плачь, - шелестело ей в ответ.