Земные обитатели “Игрушечного рая”
Вот уже 25 лет Наталья Гундарева и Сергей Шакуров являют собой блистательный творческий дуэт. Сначала актеров разных московских театров объединила съемочная площадка (“Личное дело судьи Ивановой”, “Собачий пир” и др.), а потом и сцена. В свое время Эдвард Радзинский принес Наталье Гундаревой свою новую пьесу на двух исполнителей “Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано” с предложением сыграть женскую роль. Давний партнер по киносъемкам Сергей Шакуров как нельзя лучше подходил на мужскую роль. “Замуж поздно...” стал событием в театральной жизни и в творчестве актеров. Появилось желание и дальше работать дуэтом. Спектакль “Игрушечный рай” - новая работа Гундаревой и Шакурова. Это триптих, составленный из новелл разных авторов разных стран, объединенный одной мыслью: о вечности, о неизбежности потерь, о вере
- Наталья Георгиевна, вы обращаетесь к богу перед спектаклем, чтобы все состоялось так, как было задумано, чтобы зритель получил то, на что он рассчитывает, идя на спектакль? Обращаетесь в других ситуациях?
- Вы знаете, меня не научили верить в бога так, как я себе представляю веру. Так что я - атеист. Хотя крещеная, и у меня сохранился медный крестик. Со мной происходит что-то странное. Я рано начала читать Евангелие, и для меня естественным было зайти в церковь, когда никто не ходил туда. А теперь, когда все побежали туда, как раньше в комсомол, и я вижу, как хватает самую дорогую свечку тот, кто не имеет к этому никакого отношения, во мне происходит отторжение. Можно ведь молиться не в церкви, а внутри себя. Я редко обращаюсь к богу по одной простой причине: к нему так много народу обращается. А ведь есть те, кто прикован к креслу, кому совсем плохо. Я пока несу этот груз, могу работать... Но когда стоишь за кулисами, все равно оно рождается: “Господи, иже еси на небеси...” И эта детская молитва тебя бережет.
- Актер востребованный задыхается от нехватки времени. Невостребованный задыхается от того, что он никому не нужен. Когда актер чувствует себя комфортно, когда ему хорошо?
- Мне кажется, что актеру не должно быть хорошо. Это я говорю о своем собственном опыте, я не знаю, как другие... Если у кого-то есть бассейн, кокосовое молоко, домработница, любовь, дети, зачем ему тогда выходить на сцену? Я считаю, что душа обретается в страданиях. Когда у меня все хорошо, я такая сытая, такая ничегонехотящая, что я ненавижу себя. Когда у меня все хорошо, у меня ощущение, что я поправилась килограммов на 15. Мне надо мучиться, я должна быть окровавленным куском мяса, иначе ничего не получится. Тогда даже комедия приобретает пленительную отчаянность. А когда я довольна, то и комедия тупая.
- Владивосток - это случайный выбор?
- Нет, что вы, здесь такая красота. Этот край мне открылся много лет назад, когда я была депутатом Госдумы и Светлана Орлова предложила приехать сюда. Я приехала, и сразу возникло хорошее чувство, я встретила милых людей. А потом мы приезжали уже вдвоем с Сережей - были в Хабаровске, на границе, в Находке, был очень большой и напряженный маршрут. Позже Ефим Звеняцкий пригласил меня сыграть в спектакле “Жертва века”, тут уж я с актерами перезнакомилась, сейчас я их знаю, переживаю за них.
- Ваша работа настраивает на вопросы, связанные исключительно с творчеством. Но иногда хочется приподнять театральную завесу - вы по-прежнему водите автомобиль “Жигули” или что-то “покруче”?
- У меня “Жигули” и даже непрестижные - “пятерка”. Хотя в Москве стало ездить в последнее время невозможно. Движение прямо перпендикулярное. Все едут, как джигиты в анекдоте: “Ты проехал на красный. Где? Там был желтый, почти зеленый”. В Москве можно ездить только в субботу и воскресенье...
- Надо сказать, что провинция смотрит на Москву, как на совершенно другую планету. Как на той другой планете находите уголок для отдохновения, для своих увлечений?
- Вы знаете, я очень люблю свой дом в городе - свою квартиру. Мне удалось там организовать маленький оазис. В квартире три комнаты, из них я люблю так называемый кабинет, люблю находить там книги: рука тянется, находит книгу, я сажусь на диван и читаю... Таким образом, моя душа утихает, и мне ничего больше не нужно, даже выходить на улицу. А иногда наоборот, я иду дышать запахом Москвы. Мне кажется, что если меня подвозить к Москве с закрытыми глазами, я узнаю, когда мы в нее въедем, по запаху. Это у меня с детства...
- На Таганке остался ваш дом?
- Да, но его отдали Алле Пугачевой под какое-то общество.
- Не настаиваете на мемориальной доске?
- Рановато, после Ваганькова. А вообще у меня есть дом за 140 км от Москвы. Обыкновенный сруб, вода - в колодце, летний душ, раньше, когда там подолгу жила моя мама, я часто туда ездила, а сейчас, после микроинсульта, она не ездит туда, и я перестала. А здесь, в номере, у меня чудный вид из окна - море, парусники ходят. Я могу сесть и часами смотреть в окно, так я отдыхаю.
- Как вы относитесь к понятию “звезда”?
- Вообще это богемное понятие. Лада Дэнс - звезда... Ну тогда я не хочу быть звездой, хочу быть тунгусским метеоритом. У нас чудовищное количество звезд. Раньше это было престижно: был лучший артист года, который становился таковым по результатам опроса зрителей, люди говорили, что звезда лучше всех. Кто сейчас это определяет? Покупаются средства массовой информации - это не секрет (я не хочу вас обидеть), и посмотрите, что происходит. Кстати, существует барометр, совершенно точный, на мой взгляд: раньше власть имущие приходили на спектакль, они шли на высокий штиль, которым считались драматическое искусство, опера, балет. А сейчас они ходят на показ мод, на эстрадные тусовки. Я не говорю, что они определяют талантливость того или иного, но взгляды на вещи поменялись. Пример: патриархия на Рождество устраивала прием в концертном зале “Россия”, куда пригласили меня. Вышел на сцену Кобзон, Саша Градский, Розенбаум - замечательно. Потом вышла то ли Овсиенко, то ли Апина (я их путаю) в майке и юбке до причинного места, а в первом ряду сидит патриарх... Я в ужасе. Я не хочу быть звездой.
- Можно ли название вашей последней пьесы - “Игрушечный рай” - отнести к нашей жизни?
- Для кого-то да, для кого-то нет. Сейчас очень большое расслоение произошло. Некоторые просто выживают, физически выживают. Люди ведут просто растительное существование - что поесть, чем обогреться. Мы просто не привыкли к такому расслоению - раз, и не готовы - два.
- А вы бы сами предпочли остаться там, где все были более-менее равными, или жить сегодня?
- Вы знаете, я никогда не была равной. У меня профессия исключительная, которую я очень люблю. Я всегда честно работала, меня знали, мне давали премии, и в те времена у меня было то, чего не было у других. Моя жизнь изменилась в смысле интенсивности. Чтобы сегодня материально жить так, как раньше (а у меня нет ничего сверхъестественного), мне надо больше работать. Был в свое время момент растерянности и страха. Кино меня как-то резко бросило, деньги, которые были на книжке, превратились в ничто. Я не знала, что мне делать. Но моя подруга - стоматолог - сказала: “Ну чего ты боишься, сейчас у меня есть деньги, я тебе помогу, а когда все изменится, ты мне поможешь”. Я поняла, что если есть человек, который может тебе помочь, ничего не страшно. И еще я стала осторожнее в словах, чтобы не причислили к тем или иным, я всегда была сама по себе...
Может быть, поэтому она не признает косметику в повседневной жизни - только театральный грим, а дорогим украшениям предпочитает бижутерию, избегает тусовок, но если уж попадает “в свет”, то всегда чувствует себя в нем весьма комфортно. В общем, остается сама собой, истинной женщиной.
Шакуров же был немногословен, иллюстрируя шуточное высказывание Натальи Гундаревой: “В нашем дуэте я - ум, а он - красота”. И как в каждой шутке, в этом высказывании была доля истины - он на самом деле обаятелен, без лишних слов и эмоций.
- Недавно “Московский комсомолец” опубликовал интервью с вами, в котором Шакуров предстал перед читателями очень агрессивным. Вы действительно такой в последнее время?
Отвечает Н. Гундарева:
- С человеком все время что-то происходит. Наступает момент перехода количества в качество, когда одна капля заставляет выплеснуться целый стакан. Видимо, настал такой момент. И связано это с тем, как ни странно, что в последнее время опять появилась работа, опять появился театр. Все-таки мы все очень зависим от того, востребованы мы или нет. Пока тебя куда-то зовут, ты неуязвим. Мне не показалось то интервью каким-то злобным, может быть, оценки резкие, но Сережа всегда был таким, непростым, он уходил из театра в театр, он скандалил с режиссерами, уходил со съемок, если его что-то не устраивало.
С. Шакуров:
- Я объясню, что произошло. Это был такой выброс. В последнее время журналисты просто одолели меня. Я устал от одних и тех же вопросов. После последнего интервью - тишина.
- Когда даете согласие на роль, чем руководствуетесь?
- Интересна ли мне она.
- Деньги не играют роли, даже если вы в долгом простое?
- Абсолютно никакой.
Шакуров - первый контрактный актер. Иногда он сожалел, что ушел из театра. Там находишься в потоке, все время занят, даже если возникали паузы, их заполнял кинематограф, поэтому пустоты не было. Сегодня кинематограф в простое. А контракт в театре предполагает, что играешь ту роль и у того режиссера, которые тебе по душе. Но в целом сожалений нет, ведь есть возможность выбора.
- Ваши песни - это увлечение, вы собираетесь продолжать себя в этом амплуа и достигнуть каких-то вершин?
- Каких вершин... Я пою для себя, это что-то вроде хобби. Хотя неплохо получается, даже записал компакт-диск.
Шакуров считает мечтательство бесплодным занятием. В том числе и в творчестве. Он играл и Гамлета, и Сирано де Бержерака. И о несыгранных ролях не сожалеет. Считает важным не то, как сыграл, а что в результате получилось. Ведь можно хорошо сыграть в спектакле, который никому не нужен, а потому не нужен и самому актеру.
- Сергей Каюмович, как вы переживаете минуты душевной неустроенности, они, наверное, бывают?
- Я оптимист, я не переживаю. Н. Гундарева дополняет: - Есть анекдот, что оптимист - это плохо осведомленный пессимист. Так вот, Шакуров - хорошо осведомленный оптимист.
Свои спортивные достижения (он мастер спорта по акробатике) Шакуров использует на сцене. Свою первую роль - шута в “Иване Грозном” он сыграл по-настоящему: выходил на руках на сцену, крутил “колесо”, сальто.
- А вообще больше места в творчестве занимает сцена или кино?
- По времени - кино. А по любви - театр.
- Вас никогда не приглашали преподавать?
- Нет. Да и желания не было. Этим надо заниматься серьезно. А забегать в институт в перерыве между съемками раз в месяц нельзя.
- Сегодня много говорится о том, что российская культура переболеет, пена сойдет. Русские останутся русскими. Ваше мнение на этот счет?
- Это зависит от нас самих. Но думаю, что переболеет. Русские - самая сильная нация. Мы с Наташей в прошлом году были в Америке - я не понимаю эту страну. Там все насквозь фальшиво, искусственно. Русские же уникальны, искренни, добры.
- Но доброта уязвима...
- Ну и пусть, зато они самые живые.
- Чего вы боитесь в жизни?
- Самого себя... Только...