Мы помним и любим вас, ветераны!
Мы ехали в полупустом трамвае. Он - чуть впереди, я - немного сзади. Трамвай медленно тянулся от остановки к остановке, и в одном из таких промежутков седовласый старик, сидевший на переднем сиденье и пристально глядевший в окно, закачал головой и горестно вздохнул...
- Куда мы катимся?! Никакой управы нет на этих негодяев...
На проползавшей мимо опорной стене была намалевана нацистская свастика едва ли не в человеческий рост. По отдельной реплике, брошенной в пустоту, нетрудно было догадаться, что пожилой мужчина имеет непосредственное отношение к событиям более чем полувековой давности и, возможно, немало сапог истоптал на дорогах Второй мировой. Как-то неудобно было лезть к нему с расспросами, объяснять, что это не мы коверкаем память, не все такие уроды...
А кто же тогда? Кто позволяет малевать гадости на городских стенах? Почему при нынешней демократии (или автократии, что больше соответствует истине) бесчинствующее хулиганье чувствует себя уютнее и вольготнее, чем люди, заслужившие свободу собственной кровью? Впрочем, здесь можно обойтись и без риторики - она горька и никому ничего нового не откроет.
Беспокоит другое. О современных российских нацистах говорят едва ли не на каждом углу. Их судят за террористические акты и убийства в Орле, на Сахалине, во Владивостоке (список населенных пунктов можно продолжить). Их взгляды и убеждения становятся доступнее, попадают в центр внимания. Сами того не ведая, люди, особенно молодые, прикасаются к идеологии, проповедующей в первой половине XX века геноцид и массовые убийства, и незримо подчиняются ей.
Основной принцип жизни таков, что если множество людей начинают верить в реальность какого-то явления или объекта, - он начинает себя проявлять. Почему проклятый шаманом бедняга-оленевод в назначенный день умирает в тундре? Почему в церкви происходят религиозные чудеса? Чем вызван массовый психоз населения во время выборов? Потому что в это верят окружающие. Нужно громче кричать, дальше всех высовываться, чаще попадать на газетные полосы, в теле- и радиоэфир. И тогда массы заметят, пойдут за движением, даже если оно ничего собой не представляет или вовсе отсутствует.
Только вот о ветеранах мы почему-то вспоминаем лишь в канун Дня Победы. Да, они уже не те: они все реже ходят по школам и университетам с рассказами о великих сражениях, все больше молчат, чаще болеют, безвестно умирают. Cегодня о Великой Отечественной ведутся споры - кто и кого победил? Но какой была Вторая мировая, знают только те, кто ее видел, кто на ней побывал. Ветераны... Их осталось мало и с каждым годом остается все меньше. Когда последний из них уйдет в землю, исчезнет память, и никто и никогда уже не сможет понять и прочувствовать ту войну, скопировать на себя их ощущения. Мы все станем эмоционально беднее.
Но наша память еще не до конца оскудела. Мы помним и любим вас, солдаты Великой Отечественной. Это ваш День!
