У нас есть шанс выжить

... Мне вручается лаконичная по своей простоте визитка. Георгий Еляков. Академик, вице-президент Российской академии наук, председатель Дальневосточного отделения. Первое впечатление: предупредителен, умный жесткий взгляд, правильная литературная речь, подтянут, костюм от Пьера Кардена. Истаяли два часа беседы. Удовольствие от общения с энциклопедически образованным человеком. По минутам натягиваю еще полчаса. Ощущаю, что полностью съедаю обед академика. Георгий Борисович - из костромских. Великий Устюг дал российской истории много знаменитых имен. Земля награждала своих сынов особым упрямством, упертостью, целеустремленностью. Не случайно Петр Великий набирал там мореходов, которые прославили Россию своими доблестными делами. Наверное, поэтому среди прочих наград особо гордится Георгий Еляков медалью к 300-летию Российского флота. В его жизненном плавании к тому же наберется как минимум 5 лет, полностью проведенных в море.

- В моем восприятии имя Георгий цепко связано с устоявшимся - Победоносец. Если его взять как определение, была таковой ваша жизнь?

- Если подходить чисто схематично - да. Школьный золотой медалист. Химфак МГУ окончил блестяще, аспирантура, защита. Приглашение во вновь открываемое Сибирское отделение Академии наук, заведование лабораторией. Избрание директором Тихоокеанского института биоорганической химии. Должность председателя ДВО РАН. За 40 лет работы в дальневосточной науке - ряд открытий, мировое признание, имя, научный престиж. Если же оперировать эмоциями, в моей жизни хватало горечи, страданий, невзгод. Но по большому счету я был в жизни счастлив. Хотя понятие счастья с годами так трансформируется...

Помню, в аспирантуре пришел к своему другу, он физик. Гора книг, накурено, психует, ничего не получается. “Да брось ты все, пошли на охоту, там светлые мысли придут”. Выехали за Загорск, тут стал моросить противный мелкий дождь. Володя ныть: вот, сидел бы дома, в тепле, уже что-нибудь придумал. Мимо машина проехала, “ЗИМ”, собака проводила нас удивленным взглядом. Володя все бурчит: счастливые люди, машина есть, собака. А недавно встретились, он и говорит, а помнишь нашу ту охоту? Вот уже и машина есть, и собака, а по-настоящему счастливы были тогда...

- Георгий Борисович, вы крещеный?

- Мои родители были в чистом виде коммунисты, так и жизнь свою прожили - по совести и правде. Бабушка была верующая, тот еще крепкий орешек, она-то меня тайно от родителей и крестила.

- А при вступлении в партию не надо было в анкете признаваться в таком “грехе”?

- В анкетах не было такой графы.

- Георгий Борисович, а где сейчас ваш партийный билет?

- Храню. Я его не сжег, не выбросил, лежит в домашнем архиве.

- Вас как ученого тяготила система партийного контроля?

- Нет, не скажу, чтобы она сильно надо мной довлела. Правда, имею два выговора. Один строгий, с занесением - в лаборатории случился пожар. А второй - за организацию шефской помощи, на поля выехало меньше сотрудников, чем было определено.

А вот частный случай. Был период, я учился в Швейцарии, в Цюрихе. И как-то мой учитель говорит: “Георг, надо обязательно улучшить твой немецкий язык. Я дам тебе старый студенческий совет: тебе надо завести подружку”. Я поблагодарил, а сам подумал, какая тут подружка, профессор и не догадывается, что каждую неделю приезжает “наш человек” с проверкой моего морально-благонадежного облика. Шаг в сторону, и все, прощай, наука.

- Георгий Борисович, можно каким-либо одним словом охарактеризовать сегодня политику государства по отношению к науке?

- Забвение. Сегодня для науки наступили самые тяжелые времена. И речь даже не о финансировании, это уже производное. Приходится с огромной горечью констатировать: мы не востребованы. Я не фетишизирую науку, но история мирового развития полна фактов, как крупные научные открытия двигали прогресс человечества. История в огромной мере зависит от состояния научной мысли.

Я не драматизирую ситуацию, но Россия погибнет не оттого, что обнищал народ, и не оттого, что вовремя не выплачивают заработную плату, отсутствует бюджетное финансирование во многих областях. А оттого, что на задворках оказались наука, культура, здравоохранение - три производных, которые характеризуют благополучие нации.

- Еще в 96-м году сторонники движения “За национальное возрождение” в констатирующей части “Обращения к интеллигенции России” прямо назвали такую политику геноцидом, утверждая: раз существует такой государственный курс, значит, это кому-то надо.

- Такие мысли могут появиться у любого здравомыслящего человека. Но у меня как у ученого нет фактов. Чтобы где-то было записано, сказано: надо кончать с русскими, а на этой огромной территории, 1/6 части суши, сделать другое государство. Если эту теорию взять как априори, то на нее работают всем нам известные факты. Например, такой: мы теряем в год от 800 тысяч до 1 миллиона населения России. Представьте себе, каждый год исчезает город - такой, как Владивосток!

- И что, никакой, даже самой малюсенькой щелочки для оптимизма?

- Я стараюсь проявлять оптимизм. Он основан на моей твердой уверенности - у России еще есть шанс выжить. Для этого необходимо перевооружить промышленность, используя российские научные достижения. Несмотря ни на что, мы все еще богаты: умами, природными ресурсами, масштабными личностями. Возьмите, в частности, наши разработки по очистке жидких радиоактивных отходов. Американский проект - в 100 раз дороже. У американцев глаз горит: отдайте нам ваш сорбент. И вот в Большом Камне на “Звезде” уже работает установка.

- Георгий Борисович, а от вас лично что-то зависит в решении проблем дальневосточной науки?

- Прежде всего, такой науки нет. Есть наука на Дальнем Востоке как составляющая единой мировой системы науки. Не может быть ни дальневосточной физики, ни дальневосточной математики. Местечковый подход к науке не применим.

Отвечая на ваш вопрос, скажу, что сегодня от личных контактов, пожалуй, все и зависит. Мы же не выходим из министерств финансов, экономики, главного таможенного комитета, налоговых служб. Врагу бы не пожелал общаться с чиновниками этих ведомств. Часто бываем в думе, Кремле. Благо, у меня имеется “вездеход” - пропуск, другие тратят массу времени на согласования. Мало того, что тяготит груз проблем, еще и психологический барьер - как туда попасть.

Вспоминаю, как однажды Раиса Максимовна репликой помогла. Михаил Горбачев поинтересовался, чем же мы лечили некоторых членов политбюро. Я рассказываю. И объясняю, что нужен экспериментальный завод для производства лекарств и препаратов, разработанных учеными ТИБОХа. Раиса Максимовна стояла за спиной генсека: “Миша, ему надо помочь”. За 2 недели прошел этап согласования, начали строительство. В одном здании сейчас уже идет отделка, там будут лаборатории и технологическое оборудование, а другое так и застыло каркасом. Кто бы сейчас помог.

Как-то ко мне в кабинет буквально ворвались, как их теперь зовут, “крутые”: дайте гистохром (это сильный препарат при лечении ишемической болезни сердца), мы готовы тысячу долларов платить за ампулу! “Не могу, - говорю, - идут клинические испытания”. А дойдет ли дело до производства - и сам не знаю.

- Георгий Борисович, хотела бы я в свои 68 выглядеть, как вы. Скажите по секрету, наверное, какие-нибудь добавки употребляете?

- Нет, абсолютно ничего не принимаю. Вот 6 дней под наблюдением врача прошел лечебное голодание, очень хорошо для здоровья. Рекомендую. И пейте гербамарин. Самая эффективная, на мой взгляд, наша разработка.

- Если бы я попросила встречу назначить в каком-нибудь ресторане в городе, вы куда бы меня пригласили?

- Я лет 10 как в ресторанах не был. Разве что на холостяцкий ужин: бульонные кубики да свежезамороженные овощи.

- А где жена?

- Людмила сейчас работает в Москве. Хоть мы 40 лет и прожили во Владивостоке, она всю жизнь так и тянулась в родные края. Там же мои дочери с семьями. Младшая, в отличие от всей “химической” родни, биолог по образованию. Как я ни пытался влиять, выбрала биофак. Говорит, должен же хоть кто-то в семье от вас, химиков, природу защищать.

- Мне почему-то казалось, что ученые мужи всегда в спутницах имеют нечто среднее между нянькой и домработницей. И за мужем - как нитка за иголкой. Людмила - не из этой категории жен?

- Людмила вообще ни под какую категорию не подходит, она человек особый. Целеустремленная женщина. Упрямый характер. Но я и люблю людей с характером. Она доктор наук, профессор, ее имя хорошо известно в научных кругах. И мне это импонирует. Но она себе поставила срок - и все, ушла из лаборатории, как ее ни уговаривали.

Познакомились мы, когда вместе работали в одной московской лаборатории, она была старшим лаборантом. Понятливая, но такая, все норовила сделать по-своему. У меня до сих пор шрам на руке - память об одном ее эксперименте. За мной во Владивосток она поехала без долгих уговоров. На ней был весь дом, семья.

- Георгий Борисович, а где вы принимаете зарубежных гостей?

- На “Академике Опарине”. Это специализированное научно-исследовательское судно. Есть что показать - 14 лабораторий, виварий и микробиологическая лаборатория с ламинарным боксом! И персонал там, я уж не говорю о научных сотрудниках, первоклассный. Стол накроют такой, как не в каждом ресторане смогут.

- Сколько лет этому плавучему институту?

- 12 лет. 18 научно-исследовательских экспедиций в районы Тихого, Индийского и Атлантического океанов. Во многих из них участвовали ученые из США, Австралии, Японии, Вьетнама, Кореи. Оно предназначено для проведения химических и биохимических исследований макро- и микроорганизмов. Интересно мы его в Финляндии принимали. Время в нашей стране было антиалкогольное, сколько я получил предупреждений: во время приемки ни капли спиртного! А президент верфи в Рауме в торжественный момент и говорит: пока флаг советский не подняли, территория финская, и ты, Георгий Борисович, не несешь никакой ответственности. Хлопает в ладоши и командует: внести шампанское и коньяк!

- Вот тут кстати алкогольный вопрос: что вы пьете в застолье?

- Пью только при необходимости. И только водку, совсем немного, рюмку-другую. За рубежом - джин с тоником.

- Георгий Борисович, отправимся в прошлое. Расскажите несколько эпизодов из вашей жизни.

- 47-й год. Отец после тяжелой контузии, семья деньгами помогать не могла. Да я и не один такой был в то время. И вот однажды Вася Акимов, он постарше нас, старшина, как гаркнул на всю комнату (а нас там 9 человек проживали): “В одну шеренгу становись!” И говорит: “Стыдно на вас смотреть, тощие, голодные. Все, начинаем новую жизнь, 2/3 стипендии на стол, рядом будет тетрадь расходов. Двое дежурных. Утром и вечером кормить всех до отвала. Неважно чем”. И стало полегче. Сидишь на лекции, живот уже подводит, но мысль греет: вечером - ужин!

Летние геологические экспедиции. Сессию я всегда старался сдать досрочно, была цель, и на 4 месяца - в тайгу. В качестве коллектора обошел Дальний Восток, был за полярным кругом. Полученные деньги тратил на обновки - лыжная куртка, штаны, ботинки.

Больше всего вспоминаются не удачи, а сложности. Дважды я был по 6 месяцев в море, в научных экспедициях. Пересекаем экватор, непременно устраиваем праздник Нептуна с крещением новичков. И вот однажды попали мы как раз в тот момент, когда 8-балльный шторм, волны 6-8 метров. А бушевал шторм неделю. Физически невозможно было провести праздник. Потом нам очень не везло...

- Говорят, что кроме страсти к охоте у вас есть и другая - автолюбительская. Как давно у вас права?

- Я вам расскажу такой случай. На московской дороге превышаю скорость. Останавливает меня молодой лейтенант ГАИ. Сразу ему говорю: “Сам знаю, виноват, превысил скорость”. Подаю права. Он рассматривает и удивленно: “Так у вас такой стаж - с 71-го года”. “Это вторые права, первые я получил еще в 62-м году”. Он отпускает меня со словами: “Надо же, я тогда еще и не родился!”

- Сегодня вызывает удивление не тот факт, что ученые покидают Россию, а что они остаются здесь работать. А вы не исключаете такой возможности для себя - работы за рубежом?

- Я не уеду никогда. И никогда никому не прощу предательства науке. Недавно ходатайствовали за одного бывшего ученого, который уходил в предпринимательство, мол, давайте возьмем назад, очень просится. Не могу, раз предал, пусть ищет другой путь.

И очень ценю тех, кто остался сегодня. Вот передо мной практически невыполнимая задача: надо сократить в институте 50 человек, рыночная экономика режет по сердцу. А мне каждый человек дорог.