Нет, он не Пенкин, он - другой!

20 июнь 2006 Электронная версия газеты "Владивосток" №1966 от 20 июнь 2006

Дмитрий Мягков... Увидев его впервые в передаче “Рандеву”, я уже не могла выкинуть из головы этого приятного молодого человека с совершенно необыкновенным, очень высоким голосом. Было в нем некое обаяние таланта, беззащитного и абсолютно непробивного, как и положено истинному таланту. Но и налет зарождающихся амбиций уже тоже чувствовался. Все это делало Мягкова ужасно интересным. Я с замиранием сердца ждала его сольного концерта, реклама которого, едва появившись, сразу же пропала. Концерт, как и следовало ожидать, не состоялся. Говорят, что люди, взявшиеся за его организацию, хотели авансом получить немалую сумму. Но профессионалы от концертного бизнеса рисковать не стали. Какой бы Мягков ни был талантливый, “раскрутки” ему пока не хватает. Противное слово, но от него никуда не денешься.

Я позвонила Мягкову месяц назад. Сначала со мной пообщался сладким голосом автоответчик, но потом мне повезло, и я “напала” на самого Дмитрия. “Я совершенно разбит. Только что с поезда, вернулся из Хабаровска, где записываю компакт-диск”, - сказал он устало. “Компакт-диск? Ура! Давайте об этом напишем!” - не унималась я. “Нет, еще рано, это просто рабочий материал”. Мы договорились созвониться позднее. Вторая наша беседа была удачнее. Мягков согласился со мной встретиться и пригласил в субботу в ресторан “Илона”, где он работает. “Обычно я не общаюсь с журналистами, которые не были на моих выступлениях, но так уж и быть...”

Ресторан “Илона” оказался соседом ночного клуба “Наутилус”, камерным, всего на восемь столиков заведением. Мягков встретил меня в элегантном черном пиджаке с воротником-стойкой, пил черный кофе чашку за чашкой, на вопросы отвечал иногда слишком правильными словами, иногда задумывался, словно что-то искал внутри себя, и в эти моменты становился необыкновенно красив.

- Ты давно работаешь в “Илоне”?

- 0коло полугода. Я вернулся сюда после перерыва. Для меня это шаг назад, но шаг вынужденный. В жизни я человек очень скромный, но мне нужны деньги для создания своей программы, на покупку аппаратуры.

- Когда ты впервые почувствовал, что бог наградил тебя талантом?

- Наверное, только после встречи с педагогом Галиной Самошиной. Вы знаете, я очень сомневался и сомневаюсь в своих способностях. Мне не хватает человека, который бы говорил: “Да, то, что ты делаешь, это хорошо!” Наверное, из-за этой самокритичности я до сих пор никуда не пролез. Я и сейчас краснею, когда слушаю свои записи. Бывает, что я год назад еще что-то записал, и мне показалось тогда, что это плохо, неинтересно. Проходит время, я возвращаюсь к этим записям и вдруг понимаю, что это ничего, в этом что-то есть. Да, я талантлив, сегодня я могу так сказать. Бог действительно вложил в меня нечто. Но талант это еще и работа... Я стараюсь много работать.

- Ты можешь похвастать каким-то музыкальным образованием?

- Нет, музыкальную школу я не окончил. Из института искусств мне пришлось уйти из-за профнепригодности. За полгода я сменил там трех педагогов, они не знали, что со мной делать. В музыкальном училище недолго занимался. Но я считаю, что музыкальное образование все-таки нужно, жалею, что так ничего и не окончил. Работа закрутила. Приходится все компенсировать самообразованием.

- На что нацеливает тебя твой педагог?

- Она говорит, что надо петь с оркестром и обязательно классику. Классика - она вечна, она убеждает. Удивительно, но ко мне часто подходят молодые люди и признаются, что им очень нравится классика в моем исполнении. В Хабаровске я как раз записал несколько классических произведений, которые могли бы лечь в основу моего компакт-диска. Но сейчас работа над компактом прекращена. Ее спонсировал один хабаровский бизнесмен, и он пока зарезервировал эти записи для себя. Конечно, я хотел бы изыскать возможность самому распоряжаться своими записями, но студийное время очень дорогое, мне это пока не по карману.

- Почему для первого компакта ты выбрал именно классику? Ведь логичнее было бы записать современные вещи, чтобы они быстрее “раскручивались”...

- А я не собираюсь включаться в сегодняшнюю музыку. Мне не хотелось бы стать участником какого-то недолговечного коммерческого проекта. Не хотел бы участи певцов-однодневок. Я пока в тишине...

- Но мечты о больших залах и телеэкранах тебя преследуют?

- Да, мечты есть. Но чтобы собирать большие залы, нужны большие деньги...

- У тебя есть проблема с репертуаром?

- Да, большая проблема. Среди местных авторов я для себя ничего не нахожу. Я очень требователен к текстам. Перечитываю Шекспира, но понимаю, что петь его - это пройденный этап. Бродский, к сожалению, не поется. Много женских стихов пою. Моя душа трепещет, когда я слушаю Барбару Стрейзанд, Эллу Фицджеральд. Меня волнует голос Пугачевой. Обожаю джазовые вещи. Есть у меня и одна собственная песня на стихи моего друга. Те, кто ее слышал, говорят, что хорошо. Наверное, я писал бы больше, если бы были стихи. Сейчас, к сожалению, я не пою романсы, у меня нет аккомпаниатора, а найти его непросто. Должно быть такое взаимопонимание!

- Когда ты себя лучше чувствуешь на сцене - когда поешь классику или когда эстрадные песни?

- Это покажется странным, но когда я пою эстрадную музыку, я чувствую конфликт с публикой. Это очень сложно объяснить... Но когда пою классику, то получаю истинное наслаждение от контакта со зрителями. Я хотел бы жить в более высоких вибрациях, и классика позволяет мне это делать.

- А как с земной любовью? Она тебя вдохновляет или изматывает? Ты лучше поешь, когда влюблен или когда уже все закончилось?

- У меня в жизни еще не было таких огромных романтических увлечений, которые потрясли бы меня до глубины души. Хотя я часто увлекаюсь людьми, и меня это поддерживает. Но когда все заканчивается и начинаются страдания, тогда лучше поется. Русские ведь вообще любят “страдануть”... Знаете, меня может вдохновлять не только любовь, но и синее небо, море, прекрасный день. Я выхожу на улицу и думаю: “Боже, как хорошо!”

- Ты терял когда-нибудь голос?

- Да, бывало от перенапряжения, от работы по 5-6 часов. Однажды голос пропал на месяц. Это ведь очень хрупкий аппарат...

- Как ты бережешь голос? Ешь ли мороженое?

- Ох, к сожалению, мороженое я не ем практически никогда, хотя очень его люблю, очень... Может быть, позволяю себе съесть раз в год, когда тепло. Мало ем сладкого, не знаю, что такое семечки.

- Если, не дай бог, ты вдруг не сможешь больше петь, куда пойдешь работать?

- Куда угодно. Ну разве что не в сутенеры и не буду оказывать сексуслуги семейным парам. А любой нормальной работы не боюсь - я через это уже прошел.

- А здесь, в ресторане, ты получаешь двусмысленные предложения от своих слушателей? Как вообще ты себя чувствуешь после работы на ресторанную аудиторию?

- Честно скажу, что плохо сплю после выступления. Здесь постоянно приходится балансировать на грани... Я стараюсь держаться очень отстраненно. Бывает, что приглашают за столик, говорят, что очень нравится, как я пою. В таких случаях я благодарю, но дальше знакомства не продолжаю. А вообще я очень жалею, что многие люди, которые хотели бы послушать мои выступления, не имеют возможности это сделать, для них прийти в ресторан - это слишком дорого. Поэтому я с удовольствием пел бы где-то просто на концертах. К сожалению, они бывают нечасто.

- Твои родители тоже хорошо поют? Кстати, где они живут?

- Я сам родом из Владивостока, и родители мои здесь. Они не занимаются музыкой, но по маминой линии все имеют прекрасные голоса.

- Какой у тебя диапазон? Про Сергея Пенкина говорят, что у него четыре октавы...

- А разве это так уж важно? Я ведь не буду на концертах показывать весь свой диапазон, там нужно всего две с половиной октавы. Куда важнее то, что внутри, в душе. Я хотел бы не поражать своим голосом, а радовать зрителя, в чем-то его убеждать. А что касается Пенкина, то сравнивать меня с ним могут только люди, знающие обо мне понаслышке. Мы с Пенкиным совершенно разные и как певцы, и как индивидуальности. Я с ним общался во Владивостоке. Он очень приятный человек, но, кроме себя самого, ему никто не интересен. Зачем ему конкуренция?

- Сколько тебе лет?

- 27. Для серьезного певца это не возраст.

Конечно, не возраст, согласилась я. И с удовольствием осталась послушать Димино выступление в “Илоне” - интересно ведь, как начинают “серьезные певцы”. Первая же вещь повергла меня в замешательство - после гимнового звучания песни Даяны Росс “Парадайз” мне хотелось аплодировать. Желательно стоя. Но дабы быть адекватной ресторанной обстановке, я осталась сидеть, жадно глотнув ароматного красного вина. Вокруг никто не жевал. Пощадив ошарашенных слушателей, Дима перешел на репертуар полегче - на песни Варум, Долиной. Много было Пугачевой, которая прозвучала даже лучше, чем живая, - высокие ноты у Мягкова получались явно сочнее. Конечно, странно было слышать песни в женском роде из уст мужчины.

- Дима, ты хорошо себя чувствуешь, когда поешь от лица женщины? - спросила я у Мягкова в перерыве.

- Я прекрасно себя чувствую, ведь я не просто пою, а проживаю женские судьбы.

Сказал это Дмитрий совершенно искренне. Я опять ему поверила, но поймала себя на ощущении, что мне как зрителю неловко на него смотреть, когда он поет женские строки.

- Так и не смотрите, закройте глаза, - посоветовал Дмитрий.

Вы можете представить себе публику в ресторане, которая вместо того, чтобы расправляться с отбивной, закрывает глаза и жадно впитывает звуки Шуберта? Кстати, Шуберт в этот вечер тоже был, и после него “Илона” все-таки взорвалась аплодисментами. А уже в разгар вечера, попривыкнув к звучанию необычного голоса и нетипичной манере исполнения, народ пустился в пляс - удивительно, как Мягкову удалось создать такую дружескую атмосферу в зале, хотя у него самого глаза продолжали оставаться напряженными. Может, красное вино всем в голову ударило? Вот и меня пригласил танцевать двухметровый красавец блондин. “Вы пришли послушать Мягкова? - спросил он. - Сюда все за этим ходят. Но, согласитесь, здесь ему не место - ему нужен big holl!”