Лепестки грез в саду Чиэ-сан
Эту историю я услышала в Покровском парке, в один из дней осени: нежный и пронзительно грустный, как сама эта быль. На первый взгляд, в ней нет ничего необыкновенного. Разве только то, что произошла она в Японии. Хотя это в общем-то неважно.
Жили на свете муж, жена и пятеро их детей. Жили они долго и счастливо. Но вот жена тяжело заболела. Чего только не делал муж, чтобы спасти ее. Последние дни своей жизни и последние силы она посвятила прощальной молитве, обращенной к мужу. Это было необычное послание - святая филателия. Она “написала” его с помощью нескольких тысяч марок с изображением буддийской символики - муж слыл страстным коллекционером. И завещала только одно - жить! Эта молитва и сейчас хранится в доме, осиротевшем без нее, - в огромной двухметровой рамке на стене.
- С господином Минору Цукамото, начальником почтового отделения из префектуры Тояма, нас познакомило общее увлечение - почтовые марки. Было это 8 лет назад, когда он с побратимской делегацией приезжал во Владивосток, - рассказывает Лариса Бабейко. - А потом он пригласил меня с сыном в гости в Японию, как делегата на “Экспо-92 - Почтовая марка”. 10 дней мы провели в их гостеприимном, необыкновенно добром, уютном и красивом доме.
Там было чему удивиться. Два сада: горизонтальный и вертикальный, с порожистым ручейком. Клен в соломенной перевязи. Священное дерево в саду, у которого просят покоя и благополучия.
Но самое потрясающее впечатление произвела на меня жена г-на Цукамото, Чиэ-сан. В переводе с японского ее имя означает мудрая. И она ему вполне соответствовала. Впрочем, эта маленькая женщина с проворными руками могла оправдать еще с десяток имен. Она была необыкновенно предупредительна, но при этом никогда не теряла чувства собственного достоинства. Спокойная, горделивая, ласковая, заботливая. А как Чиэ-сан любила свой большой дом и семью! Она все здесь делала сама, несмотря на то, что средства позволяли нанять прислугу. Труд будто наполнял ее гордой, тихой радостью. Работу в своем доме она вела с уважением к каждой вещи, к каждому зернышку риса. Хотя справиться со всеми домашними заботами было отнюдь не просто. Я сама видела, как в один из летних дней она 5 раз меняла мужу сорочки.
Уже после смерти Чиэ-сан я узнала, что она принадлежала к очень древнему и почитаемому в Японии роду. А с мужем они познакомились почти полвека назад. Хотя могли так никогда и не встретиться. Он закончил колледж летчиков-камикадзе. Его друг был сбит осенью 45-го над Владивостоком. Свой единственный роковой вылет г-н Цукамото сделать не успел - война закончилась.
В Японии не принято прилюдно выказывать нежные чувства. Это считается неприличным. Я лишь однажды видела, как Чиэ-сан нежно прикоснулась рукой к мужниному плечу. Но достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять - они одно целое. Она посвятила ему свою жизнь, стала его частичкой, счастливой частичкой.
Во второй мой приезд в Японию, когда Чиэ-сан уже умерла, г-н Цукамото, глядя на поминальную молитву жены, сказал: “Она была жизнью моей души”. Это было как признание в любви.
