Каторжники

Беглые каторжники и ссыльнопоселенцы, отмотавшие за уголовные преступления “срока былинные” на Сахалине, изначально составляли основу преступного мира “доисторического” Владивостока, внося солидную лепту в беспредел, чинимый лихим людом на дальневосточной окраине Российской империи.

Вслед за основателями поста Владивосток и первыми гражданскими жителями-купцами объявились здесь и первые ссыльнокаторжные. Это были 3 женщины, “из коих одна попала сюда за умерщвление своего новорожденного ребенка; другая черкешенка, из ревности заколовшая своего мужа, и 3-я посадская молодуха, тоже кого-то и за что-то пырнувшая”.

Кстати, первый ребенок, родившийся во Владивостоке 27 сентября 1863 года, - девочка, нареченная Надеждой, была дочерью одной из этих ссыльнопоселенок Евдокии Горелко.

В 1865 году военный транспорт “Гиляк” доставил в пост из Николаевска 156 человек из числа отпускных солдат и матросов, крестьян Софийского округа и ссыльнокаторжных поселенцев.

Вскоре после этого и стали во Владивостоке расти-множиться различные преступления. Уже в следующем году начальник порта капитан 2-го ранга Шкот сообщал губернатору Приморской области: “Во Владивостоке живет целая шайка, которая занимается воровством и сбытом краденых вещей”, отмечая в качестве примера и такой факт: “Единственная в посту была кузница, но и из нее успели украсть железо”...

В 70-х годах XIX века во Владивостоке уже насчитывалось около 300 ссыльнокаторжных при общем числе населения чуть более 3 тыс. человек. Основную массу ссыльнопоселенцев на то время составляли женщины, “состоящие служанками, ключницами, содержанками и служившие для временного сожительства с чернью в кабаках и притонах”. Тогда же было положено начало к основанию в районе Первой Речки (где ныне остановка “Некрасовская”) “Каторжанки” - Каторжной слободки.

24 июля 1879 года во Владивосток из Одессы прибыл первый пароход Добровольного флота “Нижний Новгород” с 600 ссыльнокаторжниками на борту и конечным пунктом назначения - остров Сахалин.

С этого времени город нашенский становится транзитным пунктом для пароходов, доставляющих на остров осужденных на каторгу и забирающих оттуда на обратном пути тех, кто уже отмотал свой срок. Часть из этих счастливчиков и оседала во Владивостоке, составляя основу многочисленных преступных шаек, потрошивших Владивосток и его жителей.

В 1891 году, с началом постройки Сибирской железнодорожной магистрали, криминогенная обстановка во Владивостоке и окрест его стала аховой. Весомую лепту в беспредел внесли ссыльнокаторжные, направленные на постройку железной дороги. Не дожидаясь, когда за ударный стахановский труд сократят срок каторги, как им это было обещано, уголовный элемент пустился в бега, чиня насилия, грабежи и убийства. Владивосток оказался на грани объявления осадного положения.

“Едва ли на Руси найдется еще такой город, который за последнее время был бы в таком положении, как Владивосток, - печально констатировала печать. - Почти не проходит дня, чтобы кого-нибудь не грабили, к кому-нибудь не ломились воры. Наглость воров при сознании своей неуязвимости доходит до последних пределов”.

Обстановка накалилась до такого предела, что городская дума выступила через военного губернатора с ходатайством перед правительством о немедленном удалении каторжан из Владивостока и Южно-Уссурийского края, отмечая, что “все эти насилия вызывают у населения очень большую тревогу и что эта тревога возрастает с каждым днем, особенно в связи с бессилием полиции предупредить насилие, разыскать и призвать к ответу преступников”. А пока суд да дело, народные избранники стали запасаться револьверами, каковому примеру последовали и добропорядочные обыватели, опустошив все оружейные магазины города и требуя новых поставок револьверов.

Как писал сотник лейб-гвардии атаманского полка А. Краснов в путевых очерках “По островам далекого Востока”: “...С наступлением темноты люди выходили с револьверами, окликали друг друга за 10 шагов, требовали уступать дорогу, а в противном случае стреляли...”

Дошло до того, что власти назначали награды за пойманных беглых каторжников. Причем заметим, что за пристреленного платили больше, чем за “повязанного” живого.

По ночам на городских улицах стали нести дежурство специальные военные патрули. А командование флотского экипажа и Владивостокского военного порта было вынуждено кроме наружных часовых выставить внутренние посты в штабных зданиях своих ведомств.

В конце концов были захвачены наиболее отъявленные головорезы - главари банд Гунько, Дроздовский и Орлов, которых по приговору военно-полевого суда судили и повесили.

Осенью того же года было совершено самое “дорогостоящее” за всю историю Владивостока преступление: путем подкопа из казначейства было похищено свыше 300 тысяч рублей - астрономическая сумма по тем временам! Злоумышленника удалось поймать лишь в следующем году. Им оказался некто Поляков, ссыльнопоселенец...

Только в 1894 году наконец было принято решение неблагонадежных каторжников возвращать на Сахалин, что несколько разрядило криминогенную обстановку.

Новый преступный разгул ссыльнокаторжных во Владивостоке и Южно-Уссурийском крае пришелся на 1898 год, в ходе начавшихся судебно-тюремных реформ.

Стоит заметить, что и на острове “Буяне” обстановка тогда сложилась критическая: “На Сахалине, представляющем из себя большую тюрьму, злобой дня обыкновенно является или преступление, или наказание, - писал 100 лет назад современник. - ...Грабежи и убийства стали у нас в текущем году обыденным явлением и привлекают внимание публики уже не самим фактом своего существования, а различными деталями, вроде особой жестокости или успеха. Имущая, более зажиточная часть населения с трепетом и нескрываемой злобой рассматривает эти детали, а голытьба и праздношатающиеся игроки, артисты, как их здесь называют, с удовольствием смакуют подробности удачных разбойных похождений, с завистью поглядывая, как бы не промахнуться, т. е. не упустить удобного случая пристать к оперирующей шайке.

Режут и убивают взрослых и детей, крадут что только могут, и все это исчезает бесследно, точно так и надо...”

Отпущенные на волю ссыльнокаторжные, бандитские шайки из беглых каторжников, покуролесив на Сахалине, потянулись на материк “с целью продолжить свои занятия в более культурном и богатом крае”.

И тотчас местная владивостокская газетная хроника происшествий запестрела умножившимися преступлениями, носящими зачастую зверский характер. Вот несколько примеров.

* * *

В Матросской слободке найдена мертвой вдова запасного матроса Павла Белова вместе с ребенком - девочкой 5 лет. Девочку нашли лежащей в объятиях матери. В убийстве подозреваются двое ссыльнокаторжных, которые заходили к вдове проситься на постой.

* * *

Во время спектакля в зале купца Галецкого в карман одного из инженеров залез карманник, но был схвачен и доставлен в полицию. Вор оказался “сахалинцем”, недавно прибывшим в числе 200 человек ссыльнокаторжных для приискания занятия на материке. После сделанного ему внушения он приговорен к возвращению обратно на Сахалин с просьбой не выпускать его более на материк.

* * *

В пятницу между 8 и 10 вечера на местный костел произведено вооруженное нападение, причем 2 сторожа убиты. Только благодаря тому, что настоятель Шпиганович находился в гостях, он остался жив. Вся квартира настоятеля разгромлена. Ризница тоже. Возвратясь домой около 10 вечера и наткнувшись на трупы сторожей, Шпиганович поднял на ноги полицию. Кроме того, немедленно были командированы от крепостного полка отряды, один из которых в кустах на Первой Речке нашел двух злоумышленников, при которых обнаружены похищенные вещи и церковная утварь. Через некоторое время в одной из пивных слободок арестованы еще два человека - все ссыльнопоселенцы. Следствие энергично производится судьей Вальденом.

* * *

Владивосток, привыкший к разбоям и убийствам, на сей раз вздрогнул: совершено жуткое святотатство - убийство людей в Божьем храме! Расследование случившегося взял под личный контроль исполняющий дела военного губернатора Я. Павленко, “возбудивший ходатайство о предании военно-полевому суду святотатцев костела”, что и было сделано. К всеобщему удовлетворению добропорядочной публики преступники были казнены.

...На исходе сентября 1897 года во Владивосток из Одессы пришел печально знакомый местному обывателю пароход Добровольного флота “Ярославль”. Его опознали издали - единственная труба этого судна была окрашена в желтый цвет, знать, по-прежнему по каторжной части трудится. 9 пассажиров, прибывших с оказией по делам казенным и частным, покинули борт “Ярославля”, этой плавучей тюрьмы, где остались в клетках их “попутчики” до Владивостока - 791 ссыльнокаторжный, - следовавшие на остров Сахалин. И не ведали эти счастливчики-пассажиры, что их жизнь в этом плавании висела на волоске и осуществи задуманное каторжники, они вместе с командой “Ярославля” давно бы кормили рыбку на морском дне...

А случилось на переходе следующее. В одном из изолированных отделений, состоявшем из 250 осужденных, возник заговор, цель которого заключалась в захвате парохода. Команду предполагалось вырезать под корень, оставив на время в живых лишь капитана, чтобы он довел “Ярославль” до Японии, где каторжники намеревались высадиться и разбежаться. Однако четверо арестантов не поддержали сей замысел. Один из них, высказавший свой отказ вслух, тут же был забит насмерть. Его затаившимся товарищам удалось незаметно нацарапать записку о готовящемся злодеянии и подбросить ее матросам. Тем временем “группе захвата” из арестантов уже удалось пробраться в одно из грузовых отделений парохода. На их беду обнаружились ящики с одеколоном, который они и стали жадно принимать “на грудь” перед “делом”. Тут-то их, одурманенных и пахучих, и “повязали” оповещенные моряки и конвой, загнав штыками обратно в клетку и выставив усиленный караул, дабы каторжники не посмели больше баловать. Так была предотвращена попытка захвата парохода “Ярославль”.

Несмотря на то, что сей факт надеялись замолчать, дабы не будоражить людей, информация о чрезвычайном происшествии все-таки просочилась на волю, вызвав различные толки среди населения, которое с еще большей тревогой стало встречать пароход с желтой трубой...

Что же за “контингент” находился в трюмах “Ярославля” в тот рейс? Разный люд: и по возрасту, и по социальному положению, и по совершенному злодеянию...

Заглянем, читатель, в трюмы плавучей тюрьмы, пока она стоит у пристани старого Владивостока и не отчалила курсом на Сахалин, познакомимся с помощью “доисторического” репортера с некоторыми из тех, кто там сидит, полюбопытствуем, за что осуждены на каторгу. Итак...

Яков К., юноша 19 лет. Зарубил топором свою мать, сиделку городской больницы. Причину ужасной расправы сначала объяснял тем, что мать запрещала ему жениться на любимой девушке и даже угрожала его выслать из Харькова в деревню. Но уже на судебном заседании стал утверждать, что напрасно оговорил себя в убийстве матери, ее, мол, могли убить на стороне после попойки и труп подбросить...

Приговорен к 10 годам каторжных работ.

Антон Б., сын священника с Кавказа, 20 лет. Отравил всю свою семью, состоявшую из матери, двух братьев и четырех сестер. Мотивом жуткого преступления послужило страстное желание завладеть оставшимся после отца наследством в 2-3 тысячи рублей. Подозрение сначала пало на одну бедную, проживавшую в их доме родственницу, молодую девушку. В то время, как несчастная томилась в тюрьме, уверяя всех в своей невиновности, Антон, несмотря на опеку, расточал самым беспощадным образом свое наследство. Спустя чуть более 2 месяцев от него почти ничего не осталось. И только тогда Антон пошел и заявил о совершенном им преступлении.

Приговорен к 10 годам каторги.

Всеобщее внимание привлекает своим громадным ростом и свирепым видом Яков Р. Большие огненные глаза дико выглядывают из-под нависших сросшихся

Приговорен к бессрочной каторге.

Арестант И., лет 40, с громадными черными усами и такою же бородою. Некогда он был офицером, затем оставил военную службу, поселился на юге и занялся адвокатской практикой. И. был женат, но жил от жены отдельно, выдавая себя за холостяка, и вскоре женился вторично на богатой девушке - одной из своих клиенток. Однажды на одном из курортов И. столкнулся со своей первой женой, которая, узнав о похождениях своего супруга, раскрыла сопернице на него глаза... Результатом этого было бурное объяснение И. с его второй женой... По странному стечению обстоятельств она после этого на второй день исчезла... И лишь спустя около 3 месяцев обнаружилось, что женщина была зверски убита мужем, который разрезал ее труп на несколько частей и закопал в разных местах во дворе. И. боялся, что молодая женщина могла заявить властям о его двоеженстве, и ему придется отправиться в Сибирь...

Теперь бывший офицер и адвокат следует на Сахалин на бессрочную каторгу.

В этой же партии держатся особняком шестеро молодых парней из Самарской губернии. На каторгу осуждены за то, что варварски умертвили старуху, слывшую в их селе колдуньей: несчастную заживо сожгли на костре.

Еще один офицер, осужденный на бессрочную каторгу.

Служил он до преступления в одном из западных городов и жил там с семейством: женой и 4 малолетними детьми. К ним приехала погостить сестра жены. Между ней и главой семьи мало-помалу возникли интимные отношения. И однажды офицер, разыграв сцену отъезда на охоту, ночью вернулся домой никем не замеченный, проник в спальню, где спали жена и дети, тщательно закрыл задвижку в трубе, в то время как в печи еще был жар, и, плотно закрыв дверь, скрылся также незамеченным. Семья погибла...

Таковы жизненные драмы некоторых представителей партии каторжан с парохода “Ярославль”, следовавших через Владивосток 100 лет назад для заселения острова “Буяна”.

Появление беглых каторжников с Сахалина отмечалось не только во Владивостоке. Некоторым из них удавалось совершить рывок и за границу. Так, к примеру, осенью 1897 года пароход “Байкал” доставил во Владивосток 5 беглецов, трое из которых были задержаны в Японии и двое в Корее. Однако уже во время стоянки парохода у пристани города нашенского “они как-то умудрились отвинтить болты от люка угольной ямы, где содержались, и бежали. Трое скрылись, а двоих удалось поймать на палубе судна. Бежавшие пока не разысканы и, вероятно, причинят немало беспокойства”, - констатировала газета.

Отметилась у нас и знаменитая в уголовном мире Российской империи Сонька по прозвищу Золотая Ручка. После сахалинской каторги она некоторое время гостила во Владивостоке, после чего убыла в качестве ссыльнопоселенки на Иман, где проживала некоторое время “окруженная свитой из нескольких человек, бывших ссыльнокаторжников”.

Очередная волна бесчинств беглых и отпущенных на волю ссыльнокаторжных во Владивостоке и Никольск-Уссурийске породила специальное постановление генерал-губернатора Приморской области “О мерах, направленных на борьбу с преступным элементом”. Вновь вводилось патрулирование улиц военными, объявлялись награды “за живых или мертвых” беглых каторжников и вообще преступников и т. д., и т. п.

Тогда же, как писала газета “Владивосток”, “ввиду отпуска с Сахалина неблагонадежных ссыльнопоселенцев, во многом не знающих никакого мастерства, учиняющих убийства и грабежи, главным начальником края сделано распоряжение, чтобы люди отпускались с Сахалина под личную ответственность начальников округов; чтобы отпускались только знающие мастерство с указанием его в билетах, а на обратной стороне прописывались сведения из статейного списка; чтобы возвращаемые с материка ни в коем случае не отпускались вновь с Сахалина; чтобы в билетах точно указывалось место, куда направлены ссыльнопоселенцы, дабы отпущенные были на учете и за ними можно было следить”.

Кроме того, владивостокская полиция впервые в своей практике стала с ссыльнокаторжных “снимать фотографические карточки “про всякий случай”.

Век XIX клонился к закату. Преступный элемент, основу которого составляли ссыльнокаторжные, продолжал оставаться проклятием города нашенского.