20 лет спустя

Завтра исполнится 20 лет со дня чернобыльской трагедии, ставшей поворотным пунктом в новейшей истории человечества. Теперь она делится на два линейных отрезка: до Чернобыля и после Чернобыля.
От Приморья до Припяти – больше десяти тысяч километров. А теперь мы еще и госграницей разделены. Но, как говорится, не спрашивай, по ком звонит колокол. Потому что завтра мы будем едины со всем миром, который в 20-й раз вспомнит взрыв на четвертом энергоблоке и в тысячный раз задумается о границах между опасными и безопасными технологиями.
Есть и у нас, в Приморье, люди, которые с особым чувством встречают завтрашнюю дату.
В 1986-м их назвали ликвидаторами.
Это звание осталось у них на всю жизнь.

Цена побед
В числе тех, кто был командирован в зону, оказался и Игорь Огородников, ныне ведущий специалист управления по делам ГО и ЧС Владивостока. В то время он служил в Киевском военном округе, и по распоряжению командования его, офицера автомобильного батальона специального  назначения, направили в Чернобыль в августе 1986 года.
- Две наши роты разместили в палатках рядом с селом Оранным, в той самой 30-километровой зоне, - рассказал Игорь Александрович. – Наш батальон занимался подвозом бетонных плит, из которых и сооружался саркофаг для четвертого энергоблока. На самой крыше я не работал, но у здания бывал.
Помимо этого приходилось выполнять и другие поручения: дезактивацию зараженных участков – поливали дороги специальным составом, чтобы опасная пыль не разлеталась в разные стороны; вывозили зараженный грунт...
Все то, что я там увидел, никак не укладывалось в мое представление о войне. По крайней мере, во время боевых действий знаешь, что где-то рядом находится противник. А тут был мертвый город, и непривычно было видеть в нем жилые дома, рядом с которыми продолжало висеть белье, а в песочницах так и оставались лежать детские игрушки.

Каждый раз, когда я подъезжал к станции, у меня начинали слегка пощипывать губы и покалывать поясница. Любой чернобылец знает, что это такое. После отъезда из зоны начались проблемы со здоровьем. Во время обследования специалисты Харьковского института радиологии не поверили официальным данным, в которых значилась доза облучения в три рентгена.
После возвращения в часть первое время было даже тяжело ходить на службу - болела голова, а однажды упал в обморок. Я стал чаще болеть, и за этим чуть не последовало комиссование.
Игорь Огородников уехал из зоны в конце октября, когда саркофаг был практически готов и в честь этого события на его крыше водрузили флаг. За свою работу он удостоился нескольких наград: получил почетную грамоту и медаль, а в 2000 году ему вручили орден Мужества.  
Однако сегодня инвалиду третьей группы живется непросто; приходится отстаивать даже установленные законом льготы. 
За бетонной стеной
Житель Владивостока инженер-гидротехник Иван Косарев попал в Чернобыль по направлению Дальневосточного управления гидроспецстроя.
- В Чернобыль я прибыл 27 июля, - вспоминает Иван Михайлович. – Наше управление занималось строительством тепловых, атомных и гидростанций, в том числе и последующих очередей Чернобыльской АЭС. Но после взрыва были сформированы специальные подразделения по ликвидации его последствий. Работа производилась вахтовым методом. Тогда никто не думал о последствиях, и работали быстро, слаженно и добросовестно.
Все знают о возведении саркофага над энергоблоком реактора, но вместе с ним сооружалась специальная конструкция, которую условно можно было назвать стеной. Она уходила глубоко в землю на 34 метра, тянулась на 2,2 километра и была необходима для того, чтобы защитить бассейны Припяти и Днепра от проникновения опасных грунтовых вод со стороны станции. Я был назначен начальником производственной группы.   
Нас поселили в самом Чернобыле, в здании детского сада. Это в 18 километрах от АЭС, и все время пребывания я находился в так называемой 30-километровой зоне.
Из средств защиты нам выдали респираторы и самые обычные белые хлопчатобумажные костюмы. Контроль уровня полученной радиации осуществлялся специальным прибором, который висел на груди и назывался таблеткой-накопителем. Разумеется, о количестве полученных рент-ген можно было узнать только при отъезде, когда покидали зону.
Работа была очень напряженной. Трудились без выходных, весь световой день. По территории передвигались постоянно, потому что приходилось решать производственные вопросы. 6 сентября наша вахта закончилась, и нас отправили домой. Вот тогда и начались проблемы. Сейчас все мы состоим на медицинском учете. Здоровьем уже никто не может похвастать. Раньше у чернобыльцев были неплохие льготы, а сейчас остались самые минимальные. В этом году даже на курорт отправляемся за свой счет… 
В зоне риска
Ринат Хайрулин работал геодезистом на возведении той же стены. У него до сих пор сохранился пропуск в зону.
– Нас встретили в Киеве, а потом 2 июля привезли в Чернобыль на смену другим специалистам. 
Я размечал, как будет проходить будущая заградительная стена. Надо отметить, что все вопросы решались оперативно.
В то время очень многое от нас скрывали. В том числе и дату катастрофы. По сей день помню, как мы зашли в одну из чернобыльских школ и увидели на классной доске надпись мелом: «30 апреля. Классная работа…».
В опасной зоне животных было немного. У нас жил котенок, на котором практически не было шерсти. А в поле выросла полынь выше человеческого роста.
Тогда мы меньше всего думали о последствиях, а размышляли так: если не я, то кто? Это уже потом я узнал, что в США ликвидаторы получают по 1000 долларов за один полученный рентген…
…В семье я стараюсь не вспоминать о той работе. А когда собираемся с друзьями, то говорим больше о жизни. И даже информацию о том, что сегодня в зону возят туристов, воспринимаю нормально. Это означает, что район живет. 
Живы, и слава Богу
Анатолий Лаврентьев дважды побывал в Чернобыле: первый раз он отправился в спецкомандировку в самый разгар летних отпусков, а потом в ноябре.   
- Я работал в зоне энергетиком. Уже потом, в Приморье, один из докторов после осмотра моих десен спросил: «Где хватил радиации?». А нам приходилось не раз бывать у самой станции или проезжать мимо «Рыжего леса» (хвойные деревья выгорели и приобрели столь необычный цвет). А осенью созрел богатый урожай. Я поразился, какие огромные яблоки и груши уродились в зоне!
В 1986 году Лаврентьев, как и многие другие, выполнял возложенные на него обязанности. Минуло столько лет, а квартира, которая должна быть предоставлена участникам ликвидации последствий трагедии, до сих пор только на бумаге.
26 апреля он и его друзья отметят как обычно: закажут в церкви службу в память о товарищах.
- Стараемся не грустить. Живы, и слава Богу. Хотя, конечно, есть, о чем вспомнить и о чем поразмышлять…
P. S. За работу в Чернобыле летом 1986 года Виталий Аньков был награжден орденом Мужества.

Автор: Татьяна ГРИГОРЬЕВА, «Владивосток»,Виталий АНЬКОВ (фото),специально для «В»