Еще раз о суверенной российской демократии

Необходимость в идеологии, которая бы выражала приоритетные ценности новой, некоммунистической России, назрела давно, в конце 90-х прошлого столетия.

Мы ушли от советской системы, но в отличие от других стран Восточной Европы  не могли вернуться к тому, что было до коммунистического эксперимента.  Полякам и чехам было проще. Они вернулись к демократическим ценностям, на основе  которых жили до начала второй мировой войны. И круг их национальной истории замкнулся. А нам, в сущности, не было, что реставрировать ни в идеологии, ни в политике.  От формулы царской России "Православие,  самодержавие, народность" отказалось еще временное правительство. А учредительное собрание в свободной  России, которое разогнала команда матроса Железняка, не оставило нам  ни правового, ни идеологического  наследства. Правда, у белой гвардии Деникина  и  Врангеля  была своя идеологема: они боролись за "великую, единую и неделимую Россию".  Но демократы 90-х не могли реставрировать ни великую, ни  неделимую Россию. Они занимались совсем другим делом,  они  громили "империю", они выталкивали  из бывшей социалистической России тех, кто не хотел последовать  примеру  прибалтов.  Национальную идею они так и не нашли. И не потому, что наверху в принципе нельзя найти идею, обращенную  к массам и понятную  им.  Всегда,  у всех народов и национальные идеи, и даже национальные  мифы создавали наверху, т.е. усилиями элиты, интеллигенции. Все известные русские национальные идеи - и  идея  Москвы  как  третьего Рима,  и попытка философа  Владимира Соловьева найти миссию России в создании  подлинного христианства,  в объединении всех христианских церквей - создавались наверху. Либералы  не могли найти национальную идею, ибо тогда в окружении Ельцина не было  людей, которые бы чувствовали  и понимали  суть движения русской истории.

Команда Владимира Путина достигла гораздо большего.  Она нашла  словосочетание "суверенная  демократия", которое не только соединяет  все ценности, которые необходимы для прорыва новой России, но и соединяет европейское понимание свободы с российскими политическими  традициями. Речь идет о ключевом понятии "суверенность",  которое  стало стержнем новой идеологической формулы. Выделение во главу угла идеи суверенитета,  независимости  новой России как раз и помогло решить все эти задачи.

Во-первых, из всех европейских ценностей идея суверенитета, прежде всего как идея  суверенитета национального государства,  наиболее близко  соприкасается  с традиционными политическими ценностями России. В сущности, в основе русского самосознания,  в основе русскости как раз и лежит идея прочной государственной  независимости, неприятия внешнего управления ни в сфере политики, ни  в сфере духа. Наше российское  самодержавие означало не столько непререкаемую власть царя, помазанника божьего, сколько духовное, культурное самодержавие России.

Во-вторых, идея суверенитета плодотворна еще и тем, что  она предполагает органичное соединение и в Европе, и в России патриотизма и государственничества одновременно.  Наши либералы, считающие себя западниками, не знают, что и идея суверенитета нации, и идея патриотизма,  и идея государственничества  имеют  европейское происхождение и предполагают друг друга. Само стремление человека к  независимости  своего государства, связанное с понятием "суверенитет", предполагает  развитое национальное самосознание, внутреннее ощущение своей особости, обособленности от других и одновременно особое эмоциональное расположение к своей стране, желание ей процветания и блага. Последнее чувство у всех народов Европы называлось патриотизмом.

Кстати, и у европейцев суверенитет изначально подразумевает свободу и демократию, т.е. право творить свою жизнь независимо, по своему разумению. Идеология суверенной демократии не ведет нас к обособлению от Европы, а, напротив, вводит Россию  в контекст общего для нас политического развития.  На это Путин обращал особое внимание во всех своих последних интервью.

Мне думается, что у нас, в  посткоммунистической России, ценность внутренней суверенности возрастала вслед  за ростом усталости от откровенного  вмешательства США в нашу внутреннюю политику.

В советское время мы не ощущали ценности государственного суверенитета, ибо наша национальная независимость была гарантирована нашим  советским строем, уникальностью нашей страны, противостоящей всему Западу. Тогда мы задыхались  от  отсутствия  политических свобод, от цензуры, "железного занавеса", от преследований за убеждения. И тогда  нам  казалось,  что если мы получим долгожданную свободу, то и все остальное приложится  само  собой. Но не получилось.

Политические реалии 90-х вынесли на поверхность общественной  жизни те истины, о которых мы в период перестройки и не думали. Оказалось, что в условиях значительной утраты суверенитета, когда кадровую политику и даже идеологический  климат в стране определял так называемый Вашингтонский обком партии, возникли новые  ограничения свободы. В советское время не было свободы  для "несогласных", для критиков марксизмаленинизма  и советского строя. Но в 90-е уже не оказалось свободы для патриотически  мыслящей  интеллигенции, для тех, кто пытался  сохранить российскую культуру и российское национальное самосознание, кто пытался ввести реформы в контекст российских измерений жизни.

Смысл эпохи, которая началась с  приходом Путина к власти летом 1999 года, как раз и состоял в восстановлении независимости и суверенности для тех, которые хотели и хотят  использовать полученную свободу во благо России, во благо того российского большинства, которое предано своей Отчизне, не мыслит своей жизни вне ее.  Не случайно начавшееся в 2000 году оправдание российского  государственничества  предполагало одновременно и оправдание патриотизма.

Благодаря утратам и поражениям 90-х, мы наконец-то стали умнее и увидели новые грани свободы. Оказалось, что для того, чтобы пользоваться благами свободы, чтоб самим определять пути развития своей страны, чтобы сохранить свои национальные  и культурные традиции, сохранить самих себя, нам, гражданам России, необходимо  очень  сильное государство.  Оказалось,  что ВПК, ядерные силы сдерживания не только не являются тормозом на пути демократии,  как до сих пор полагают  наши либералы, а, напротив, становятся ее единственным гарантом.

Конечно, идеология суверенной демократии не только фиксирует те перемены, которые произошли в  нашей стране после прихода  к власти Путина, но и выдвигает  задачи, которые мы до сих пор так и не решили. Не может быть суверенной демократии, как недавно  сказал  Владислав Сурков,  пока наша, так называемая  оффшорная аристократия живет в России вахтенным методом, оставляя  все  ценное для себя - детей, деньги и даже свою душу - за рубежом. Задача превращения оффшорной аристократии в национальную буржуазию еще не  решена. Не может быть суверенной демократии, пока  у населения, у  большинства, не появится чувства ответственности за судьбу своей страны, чувства ответственности за престиж своего народа, за свой моральный  облик.

Автор: Александр ЦИПКО, политолог