Князь Кропоткин - разведчик и анархист

Сентябрь - знаковый месяц в российской дальневосточной истории. Почти на одни и те же числа выпадает 100-летие со дня подписания Портсмутского мирного договора, означавшего окончание русско-японской войны, и 60-летие с момента окончания второй мировой войны.
Как и обещал "В", в эти дни под общим названием "История открывает имена" мы начинаем публикацию серии материалов, посвященных удивительным людям, чьи судьбы и биографии навсегда вписаны в историю освоения тихоокеанского побережья России. Фамилии многих из них прочно вписаны не то что в местную или российскую - в мировую историю: такие, например, как князь Кропоткин, барон Маннергейм. Но знают их прежде всего по другим вещам. Кропоткина - как одного из виднейших теоретиков и основоположников анархизма. Маннергейма - как одного из создателей независимого финского государства, военачальника, небезуспешно противостоявшего многократно превосходящим силам Советской армии. Однако мало кто знает, что начинались их блестящие биографии здесь, как его тогда называли, в Южно-Уссурийском крае.
И объединяет их всех то общее, чем они здесь занимались век и полтора века назад - разведка и контрразведка. Занятия крайне специфические, неписаные законы которых порой подбрасывают такие сюжеты, что на их фоне байки о Штирлице или Джеймсе Бонде выглядят добрыми сказками.
Для государства, которому эти люди служат, - они герои; для страны, в которой работают, - преступники, заслуживающие порой высшей меры наказания. К ним можно по-разному относиться - любить или ненавидеть, уважать или проклинать, но нельзя не признать их стойкость, ум, верность идеалам, умение доводить порученное дело до конца.
И не вспомнить об этих людях - просто грех.
Сегодня первая публикация - о блестящем князе и главном анархисте Петре Кропоткине.

О князе Петре Алексеевиче Кропоткине широкой публике известно довольно-таки немало. Узник Петропавловской крепости, сумевший совершить дерзкий побег из тюремного лазарета, идейный вождь и вдохновитель анархизма (причем не только российского), автор многих научных трудов. Переживший более чем 40-летнюю эмиграцию, он в июне 1917-го триумфально вернулся на родину, причем встречать поезд явилось все Временное правительство во главе с Керенским. Яркой легендой вошел в историю известный факт: когда месяц спустя Керенский предложил Кропоткину войти в состав правительства, князь, верный анархистским идеям, ответил, что считает ремесло чистильщика сапог более честным и полезным, чем работа в государственной власти. Известно, что высоко ценил Кропоткина Ленин, трижды встречавшийся с ним в 1919-1920 годах.

Но мало кто знает о том, что было в "доанархической" биографии князя. А был - российский Дальний Восток.

Родился и вырос Петр Кропоткин в одной из старейших аристократических семей России. В салонах Москвы и Петербурга спорили, чей род древнее - Кропоткиных или правящего дома Романовых. В его роду были кутилы и серьезные дипломаты, картежники и офицеры-храбрецы. Учебу он начал в привилегированном учебном заведении - Пажеском корпусе. Уже в молодости князь проявил склонность к изучению иностранных языков, увлекался рисованием и математикой. Согласно программе одолел полный курс военных наук: тактики, военной истории, полевой фортификации России и зарубежных стран.

В июне 1862 года 20-летний Кропоткин окончил полный курс Пажеского корпуса. Ему предлагали войти в свиту российского монарха. Но в мечтах и мыслях князя было совсем другое.

Еще перед окончанием учебы он высказывал страстное желание, чтобы его направили в Восточную Сибирь. Для столичных жителей это была предельная глухомань. Его отец, офицеры корпуса были решительно против, сверстники - откровенно смеялись над чудачествами своего товарища.

Но его величество случай иногда сам расставляет все по нужным ему и его любимцам местам. В это время в столице случился огромнейший пожар. В небольшой группе храбрецов, кто отчаянно сражался с пожаром, был и выпускник Пажеского корпуса Петр Кропоткин. После этого отец и некоторые влиятельные близкие, поняв, что "мальчик" все равно будет рисковать своей головой всегда и везде, согласились с его отъездом на берега Амура. К этому же решению пришел и государь император. Между монархом и молодым офицером состоялась беседа. Император, напутствуя пажа, поддерживая его мысли о преобразованиях и исследовании Тихоокеанского бассейна, сказал: "Что же, поезжай. Полезным везде можно быть".

В Иркутске его встретили неожиданные новости: недавний генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н. Н. Муравьев с некоторыми наиболее близкими сподвижниками уехал. Их заменили молодой генерал-губернатор Корсаков, губернатор Забайкальской области 35-летний генерал Б. К. Кукель, адъютант военного округа А. Л. Шаневский, чиновник губернаторства, исследователь, поэт и романтик Сибири Н. М. Ядринцев.

В условиях малочисленности образованных кадров Кропоткину поручили несколько должностей и главную из них - адъютанта штаба Восточной Сибири. Согласно сложившейся тогда традиции именно начальник штаба курировал вопросы разведки на востоке России, которая уже тогда граничила с Китаем.

Уже весной 1863 года Кропоткин принимает активное участие в организации сплава по Амуру и Уссури. Видимой задачей этого сплава была доставка всего необходимого первопоселенцам - бывшим каторжникам (как их тогда называли - "сынкам" Муравьева) и казакам. Более скрытой задачей - изучение ситуации на границе, чем и занимался Кропоткин.

Данные, собранные молодым князем, были настолько новыми, неизвестными и важными, что его направили в столицу империи. Молодой офицер сделал доклады - редкий случай! - сразу в трех министерствах: военном, внутренних и иностранных дел. Ознакомились с его разведсведениями и члены правящей династии. Они, как и большинство чиновников, высоко оценили эти материалы, особо отметив мужество и храбрость князя.

В начале 1864 года Петр Алексеевич возвращается в Иркутск с повышением по службе. Его назначают чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Весной того же года самим Кропоткиным и его начальством принимается решение, что он займется закордонным исследованием в Маньчжурии. Необходимость этого была вызвана следующими обстоятельствами. Между юго-восточным углом Забайкалья и Благовещенском расстояние по прямой линии через Маньчжурию было всего 700 верст, а по российской территории - более полутора тысяч, да и то по горам и несудоходным рекам. Первые собранные сведения показывали, что этот более короткий путь - вполне проходим. На нем имеется пробитая ранее старинная дорога, пересекающая Хинган и ведущая в маньчжурский город Мерген (на притоке Сунгари-Нонни), а оттуда до Амура и Уссури шел хороший тракт.

Ни один европеец никогда не посещал этот таинственный регион Маньчжурии. Насколько рискованное это было предприятие, свидетельствует тот факт, что русский топограф Ваганов, направившийся туда незадолго до Кропоткина, был убит. По имеющимся данным, эта территория интересовала и европейцев. Ранее, при императоре Канси, в Южную Маньчжурию были направлены два иезуита, составившие секретный отчет о проделанной работе. Пытались проникнуть на эту территорию и японцы.

Необходимо отдать должное прозорливости Кропоткина. Как показали последующие события, этот регион действительно оказался стратегически важным. Именно здесь позже пролегла основная часть Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Благоприятные условия способствовали успешному земледелию.

В связи с этими обстоятельствами перед участниками экспедиции встал вопрос: под каким прикрытием осуществить задуманное? После скрупулезного анализа ситуации возникло мнение включить в ее состав гуртовщиков - торговцев скотом, которые часто гоняли лошадей из Забайкалья на продажу в земледельческие районы Китая. Но и это не давало полной гарантии от провала. Согласно тогдашним русско-китайским договорам россияне могли торговать в Монголии и Китае, но не в Маньчжурии. Причем эти договоры китайцы толковали на свой лад, русские - на свой. Кроме того, разрешалось торговать купцам и гуртовщикам, но, естественно, не офицерам для особых поручений. Поэтому Кропоткину разработали легенду как торговцу. О самой операции знал лишь крайне ограниченный круг лиц. Генерал-губернатор вручил ему паспорт как "иркутскому второй гильдии купцу Петру Алексееву сотоварищи". Перед командировкой разведчик максимально изменил свой облик, переоделся в соответствующую "экипировку", взял различные товары.

Уникальность операции заключалась и в том, что у русских просто еще не было опыта ведения дальней разведки в пограничных районах Китая. Мог возникнуть и международный скандал. Руководство и сам Кропоткин понимали, что возможен и арест, а тогда "доставка в клетке на спине верблюда для допроса в Пекин и:".

Вскоре разведотряд беспрепятственно перешел границу. Гуртовщики гнали на продажу табун в 40 лошадей и имели две повозки, одна из которых принадлежала князю. В ней он вез свой товар: сукно, позументы, плис и т.п. Под ними он прятал свои записи, буссоль и другие необходимые инструменты. Члены отряда были тщательно отобраны: казаки говорили по-монгольски, а тунгусы - по-маньчжурски.

Стоит подчеркнуть и такой принципиальный момент: в целях сокрытия истинной цели экспедиции русские не взяли даже оружия. Они были безоружны! На князе был такой же простой синий халат, как и на всех остальных. Между тем при любой удобной ситуации он делал съемки местности при помощи буссоли, вычерчивал маршруты, составлял карты и описание к ним.

Казаки, шедшие с Кропоткиным, "слышали от стариков рассказы про Великую реку, по берегам которой растет в диком виде виноград и тянутся на сотни верст степи". Можно предположить, что этой рекой была Уссури, ведь южнее и юго-западнее ее и были степи. На берегах Амура виноград растет крайне редко, а на Уссури - повсеместно. "Казаки слышали про далекий путь до нее, про затруднения первых засельщиков:".

Пройдя горы, болота, перевалы, отряд спустился в одну из таких южных долин. Природа сильно отличалась от забайкальской. Казаки с восторгом смотрели на неизвестную им растительность. Еще более они были поражены и восхищены, когда увидели воды бесконечно огромной реки. Поэтому, когда один из маньчжурских чиновников попытался не пустить отряд дальше, отрядный старшина, используя хитрость, увел группу и сумел оторваться от китайцев. Двигаясь дальше, казаки и Кропоткин с большой выгодой продали всех лошадей и товар. Завершилась же экспедиция выходом на берега Уссури. Так закончился второй разведпоход Петра Алексеевича.

Не успев его закончить, он принимает участие в следующем. В начале осени того же 1864 года особенно остро встал вопрос об отсутствии сведений о Восточной Маньчжурии, примыкающей к Уссурийскому краю России.

Тогдашний генерал-губернатор Корсаков, понимая слабость России на берегах Тихого океана, проявлял политическую осторожность и неторопливость. Молодые же офицеры добивались его разрешения провести разведку и в этом регионе. Им казалось обидным, что у порога Российской империи лежит громадный край, но он так же мало изучен, как и какая-нибудь африканская пустыня.

Успех предыдущей экспедиции, безусловно, сыграл свою роль. Был дан приказ оперативно провести подготовку и сбор отряда. В него вошли Кропоткин, два топографа, астроном Усольцев, консул Конради. В этот раз предлогом для разведки была доставка дружеского письма губернатору Гиринской провинции. Для этого Корсаков дал указание послать пароход вверх по Сунгари. Письмо было доверено консулу Конради.

Пароход с символическим названием "Уссури", на котором находилась группа Кропоткина, тащил на буксире баржу с углем. На ней было 25 "грузчиков" - переодетых солдат, которые тщательно спрятали под топливом свою амуницию и оружие. Экспедиция по Сунгари оказалась сложной. Почти на всем течении река была мелководна. Пароход килем буквально царапал дно. В то же время медленный ход позволял сделать точнейшую карту. Первоначально китайские поселения вдоль реки были редки. Потом потянулись песчаные дюны. И только в верхней части Сунгари берега были густо заселены.

Китайцы к неожиданным гостям относились чрезвычайно подозрительно. Прибыв в Гирин, "дипломаты" и "грузчики" отметили, что большинство китайцев вооружены, но устаревшими образцами оружия. Официальные власти своим поведением дали понять, что не особенно заинтересованы в контактах, носящих дружеский характер. Но постепенно отношения между местным населением и русскими стали улучшаться. Наблюдая за происходящим вокруг, Кропоткин сделал вывод: простые люди очень не любят надменные маньчжурские власти.

Во время посещения деревень русские разведчики сделали и еще ряд ценных наблюдений. В нижнем течении Сунгари (неподалеку от границы с Россией) жили в основном ссыльные из центрального и южного Китая, и именно они русских принимали очень дружелюбно. Каких-либо кадровых ("знаменных") частей вооруженных сил Маньчжурии и погранохраны обнаружено не было. В деревнях находились только "божко" (полицейские).

После экспедиции все ответственные лица представили свои отчеты. В данной ситуации после успешной разведки руководство не стало соблюдать особой секретности. И через год почти все полученные сведения издали в "Записках" местного Географического общества.

Сведения, собранные Кропоткиным, особенно описание ситуации на берегах Уссури, были высоко оценены, молодой офицер получил следующий чин.

Неоднократно Петр Алексеевич подчеркивал, что ситуация на востоке России интересует и иностранцев. Так, в своих походах он фиксировал нахождение в зоне его внимания американцев - геолога Р. Пумпэлли, публициста Д. Кеннана (прекрасно говорившего по-русски), германского антрополога А. Бастиана, представителей польской шляхты и других.

Годы, проведенные в пограничном губернаторстве, "научили меня многому, чему я вряд ли мог научиться в другом месте", отмечал позже Кропоткин. Природой данные способности разведчика, помноженные на высокую образованность, тщательную подготовку, приобретенный практический опыт, знание жизни "верхов" и "низов", а главное - острая наблюдательность постепенно подводили его к мыслям, далеким от светских салонов.

Из своих экспедиций и путешествий П. А. Кропоткин стремился извлечь максимальную пользу для развития Восточно-Сибирского края. Он делал тщательное исследование хозяйственного положения местного казачества, ежегодно страдавшего от недорода, разрабатывал необходимые меры по оказанию ему помощи. Но отданное на откуп безразличным чиновникам практическое осуществление этих мер полностью дискредитировало задуманный план. "И так дело шло всюду, начиная от Зимнего дворца до Уссурийского края и Камчатки", - писал позже Кропоткин. Все это заставило его навсегда расстаться с иллюзией, что с помощью административной машины можно сделать что-то полезное для народа.

Годы пребывания в Сибири не только закалили Кропоткина физически и морально, но и сыграли важную роль в формировании его мировоззрения. "... В Сибири, - писал он, - я утратил всякую веру в государственную дисциплину: я был подготовлен к тому, чтобы сделаться анархистом".

После принятия решения о выходе в отставку, вызванного не только давней мечтой получить университетское образование, но и известным разочарованием в офицерской службе, особенно после жестокого подавления в 1866 году восстания ссыльных поляков в Сибири, Кропоткин в 1867 году оставил службу и возвратился в Петербург.

И здесь уже начинается та часть его биографии, что известна более или менее широко.

Но побег из тюремного лазарета, отличное знание правил и законов конспирации и тот факт, что, появившись в 1876 году в Западной Европе, Кропоткин долгое время удачно скрывался от полиции ряда стран, ярко свидетельствуют: опыт "амурского разведчика" он пронес через всю свою жизнь.

Автор: Сергей КРЮКОВ, председатель правления краевого отделения фонда "Правопорядок-Центр", Олег ЩЕРБАКОВ, кандидат исторических наук, специально для "В"