Не жалейте весной поцелуев…

Под занавес зимы мне вновь довелось увидеться с русской эмигранткой Лариссой Андерсен («В» писал о ней уже не один раз). Для того чтобы очутиться на две недели в провинциальном французском городке Иссанжо, расположенном среди потухших вулканов и дремучих еловых лесов, где Ларисса живет уже больше 30 лет, пришлось “перемахнуть” половину земного шарика.

25 март 2005 Электронная версия газеты "Владивосток" №1724 от 25 март 2005

Из Франции – о русском Китае

Но поездка, уже далеко не первая по счету, стоила того.

По отзывам современников, и в первую очередь Александра Вертинского, Ларисса была одной из самых ярких звезд дальневосточного эмигрантского Парнаса. Правда, она выпустила (опять же с помощью А. Вертинского) одну-единственную книгу стихов. Сейчас в проекте газеты “Владивосток” “Русские без России” готовится к изданию вторая, куда помимо стихов войдут ее проза, воспоминания, избранные места из переписки с друзьями, а также редкие фотографии. Ларисса Андерсен, родившаяся накануне первой мировой войны, осталась единственной из круга поэтов китайской ветви русской эмиграции. Время никого не щадит.

«Задумчивый» снег

…Буквально через час после того, как мы добрались с маленькой железнодорожной станции домой и устроились у камина с бокалом доброго деревенского красного вина, начал падать “задумчивый” снег. Я имела неосторожность сказать: “Это вам из России подарок”. Снег шел, можно сказать, не прекращаясь, ровно 10 дней, будто в небесной “перине”, как говорит поэт, появилась прореха. Он завалил все окрест гигантскими сугробами, так что соседу пришлось мини-трактором пробивать дорожку к дому. Как призналась Ларисса, такого в этих местах она не помнит. Но мы нисколько не огорчились. Красота стояла необыкновенная! Да и времени для работы над книгой никто не “крал”. Наше уединение нарушали только медсестра и медбрат, они каждый день по очереди заглядывали к Лариссе, чтобы справиться о ее самочувствии и дать “горсть” таблеток. Да еще соседский тибетский дог – великан и добряга, который вместе с маленькой подружкой-дворнягой, несмотря на катаклизмы погоды, аккурат перед обедом прибегал полакомиться. Ларисса охотно доставала из
“рефрижедера” припасенную сахарную костомаху под неодобрительным взглядом своей домашней любимицы Цуцы и ласково теребила гостя за лохматый загривок.

Это было давным-давно…

Скоро будет весна. И Венеции юные скрипки

Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль,

И тогда станут слаще грехи, и светлей голубые ошибки,

Не жалейте весной поцелуев, когда расцветает миндаль…

Эти строки Александр Вертинский написал в Шанхае - городе, где они впервые встретились: легендарный певец и в то время известная лишь в узких кругах поэтесса и танцовщица Ларисса Андерсен. Здесь, в прокуренном ресторанчике “Ренессанс”, он впервые услышал ее стихи, которые доставили ему “совершенно исключительное наслаждение”. “Я пью их медленными глотками, как драгоценное вино, - писал он Лариссе некоторое время спустя в одном из писем. – В них бродит Ваша нежная и терпкая печаль…”. В своей статье, которая была опубликована в газете “Шанхайская заря” весной 1940 года, накануне выхода в свет томика стихов Л. Андерсен, Вертинский тоже не скупился на похвалы: “В ее стихах все просто. Строго. И скупо. Скупо той мудрой экономией слов, которая бывает у очень больших художников. Ибо слово есть блуд. Ибо слово есть ложь. Только самое главное, самое необходимое. В этом есть что-то монашеское…

“…Я иду в этой жизни, спокойно толкаясь с другими.

Устаю, опираюсь на чье-то чужое плечо.

Нахожу и теряю какое-то близкое имя…”.

Я бы мог без конца цитировать ее… Ее вещи как бы вырезаны из одного цельного куска. Из них ничего не уберешь. К ним ничего не добавишь. Во всяком случае, ее талант обещает нам еще много радости…”.

Говоря о Лариссе, Вертинский добавляет: “Я хочу отметить появление “странного” цветка, прекрасного и печального, выросшего в “прохладном свете просторного одиночества”. И еще не затоптанного жизнью”.

- На том первом вечере поэзии, устроенном Александром Вертинским, - вспоминает Лариса Андерсен, - я прочитала свою “Осень”. Она была написана в самое трудное время – умерла мама - и получилась “жалобной”. Заканчивалось стихотворение так:

…В доме, наверно, пылает печь,

Кресло такое, что можно лечь.

Очень радушное в доме кресло,

Счастье с ногами в него залезло.

Счастье в мохнатом, теплом халате…

Там добрая мама и белая скатерть,

И чай с молоком.

Вертинский его похвалил. Думаю, «Осень» была созвучна его собственному настроению. Он так устал от дорог чужбины, и так мечтал о своем теплом уютном доме…

Стихотворение писалось в поистине холодное и голодное время. (Кстати, о чае. Вспомнилось, как в ту пору для экономии мы пили горячую воду в чашках коричневого цвета, чтобы она хотя бы внешне напоминала “Липтон”. И конечно, со смехом и шутками почти напоминала.)

По окончании программы меня представили Вертинскому. Я послушала его вежливые комплименты, выпила немного вина со всеми за компанию и ушла домой.

Вскоре, как-то зайдя утром в тот же “Ренессанс”, который находился на нашей “русской авеню Жоффр” и был популярной забегаловкой богемы, я встретила там Александра Вертинского. Он узнал меня и предложил выпить с ним чашечку кофе. К столику подошел заведующий рестораном. И вот из-за него-то я и обиделась тогда на Вертинского: он вдруг сделал капризное лицо, отбросил в сторону в чем-то виноватую ложку, а потом обнаружил еще еле заметное пятнышко на скатерти и брезгливым жестом своих выразительных рук приказал ее убрать. Я подумала: перед кем он фасонит? Если перед заведующим, то это воспитанный человек, бывший офицер царской армии и такие манеры его не очаруют. А если передо мной – то мне пятнышко не мешает, лучше бы заказал хороший сэндвич…

Теперь это кажется смешным, но в ту голодную пору моей шанхайской жизни я стала глупо застенчивой и легко обижалась, в то же время везде и во всем чувствуя себя виноватой.

Закончилось все тем, что я, как бы нехотя, выпила предложенный кофе, с важным видом выслушала новую порцию комплиментов (опять же из-за застенчивости) и “заторопилась” по делам…

Потом жизнь нас еще не раз сводила: на концертах, в театре “Лайсеум”, в ресторанах и ночных клубах. Был даже случай, когда он меня на большом многолюдном ужине в том же “Ренессансе” обругал “психопаткой с рыжим котом”, посчитав, что мой четвероногий любимец стал, если можно так выразиться, препятствием нашей так галантно задуманной Вертинским встрече. Позже, разумеется, состоялось примирение, и Вертинский прислал в Японию, куда я отправилась на гастроли с балетной труппой, телеграмму, где просил прощения за свою грубость, подписав ее: “Ваш рыжий кот”.

Вспоминается мне и прощальная встреча, которую Вертинский устроил в клубе “Аркадия” для своих друзей - литераторов, поэтов незадолго до своего отъезда с семьей в Советский Союз (он написал письмо Молотову с просьбой разрешить вернуться на родину и получил согласие). Было это в 1943 году. На столе, покрытом белой скатертью, из нежных гвоздик выложили большую букву “Л” - в честь его красавицы жены Лидии, а также в честь его друзей из нашей пишущей братии: Ливана Хаиндрава, еще кого-то, я тоже попала в этот список, каждый “пункт” которого оглашался во время очередного тоста. Позже мы вышли пройтись по уже темнеющему саду. “Конечно, я волнуюсь, как все сложится там, в России, - дружески признался мне Вертинский. – Но надеюсь, что я все же смогу найти верный тон. Хотя эта ура-патриотическая поэзия не нашего с вами, Ларисса, вида”.

У Вертинского на родине, в Москве, “все сложилось”, но ценой поистине каторжного труда: 24 концерта в месяц. И так из года в год…Он исколесил весь Советский Союз, бывал и в “южном” Владивостоке, и на самом Крайнем Севере. “За подлинное искусство надо платить годами жизни, - писал он в одном из писем жене, - труда кропотливого, упрямого и целеустремленного. Мне оно стоит 35 лет ученья, мук и сомнений! А какие особые награды я получил? Право работать как вол”.

Пельмени с гребешком... «от Вертинского»

Сегодня в Белокаменной есть место, где можно услышать голос “Печального Пьеро” - благодаря новым достижениям аудиотехники после реставрации старых пластинок с записями Александра Вертинского удалось добиться почти идеального их звучания, - это ресторан “Вертинский”. Он появился в самом центре столицы, между храмом Христа-Спасителя и памятником Энгельсу - на Остоженке летом прошлого года. А открыл это модное нынче заведение внук великого певца Степан Михалков с компаньоном. Меня мои московские родственники пригласили сюда отобедать.

Скажу сразу, китайская кухня, на которой специализируется ресторан, все же изрядно отличается от того, что довелось пробовать в Харбине, Шанхае и даже в нашем владивостокском “Императоре”. Хотя блюда предлагаются вполне экзотические, к примеру, спаржа с мясом краба, яичным белком и икрой летучей рыбы, пельмени с гребешком. Лично мне очень пришлись по вкусу куриная грудка с лимонным соусом, спринг-роллы овощные. Цены, соответственно, тоже экзотические, исключительно в евро (спасибо родственникам).

А вот что касается интерьеров – это действительно впечатляет! Здесь удачно соединились европейская классика, восточные мотивы, декаданс и над всем этим – Вертинский. Он встречает сразу у входа, как положено хозяину, – глядит с увеличенных старых фотографий: внимательно и чуть печально, на стене – странички из семейного альбома. Воздух напоен слегка горьковатым ароматом курений.

О Серебряном веке напоминают огромная люстра с шелковым балдахином под стеклянным куполом и черный рояль – по вечерам здесь проходят “живые” выступления известных вокалистов, композиторов – талантливых импровизаторов. Самой оживленной, как правило, бывает пятница.

У входа, сразу направо, располагается небольшой магазинчик, где можно купить высшие сорта китайского чая и все положенные к чаепитию аксессуары, а также редкие вина и конфеты так называемой ручной лепки: марципан в шоколаде, мускадет с пралине из орехов. Здесь же можно приобрести недавно переизданную (в подарочном варианте) книгу воспоминаний Александра Вертинского “Дорогой длинною…” - за 1,5 тысячи рублей. Книги Лидии Вертинской “Синяя птица любви”, которую она выпустила в свет в прошлом году к 115-летию со дня рождения мужа, почему-то нет. А жаль, это настоящий роман в письмах. Упоминается там, и не единожды, имя Лариссы Андерсен. “Помните, я Вам читал, - пишет Александр Вертинский в одном из писем Лидии, еще невесте, - Ларисса Андерсен говорит:

“Счастье? Тише.

К счастью надо красться,

Зубы сжав и притушив огни,

Потому что знает, знает счастье,

Что всегда гоняются за ним”.

Кто сегодня может поверить в счастье? Но… счастье всегда в погоне за ним, поэтому будем бежать, пока не упадем...”.

В другом письме он вовсю ругает Лариссу за то, что “…она “неумеренно стыдлива” и боится, как бы ее не обвинили в большом самомнении…”. Речь идет о сборнике стихов Л. Андерсен, которому она предпочла дать “малокровное”, с точки зрения Вертинского, название “По земным лугам” вместо предложенного им “острого и горького” – “Печальное вино”. Но… он сам когда-то назвал ее «грустным ангелом, зажигающим лампадки у темных икон». Такова ее натура, которую даже годы не смогли изменить…

В готовящейся к изданию новой книге Ларисса Андерсен дала название «Печальное вино» одному из своих поздних поэтических циклов. Его открывает стихотворение, посвященное памяти Александра Вертинского:

Это было давным-давно,

Мы сидели, пили вино,

Не шумели, не пели, нет -

Угасал предвечерний свет.

И такая цвела весна,

Что пьянила и без вина.

Темнота подошла тайком,

Голубея лунным цветком,

И укрыла краем крыла,

А печаль все росла, росла,

Оставляя на много лет

Догорающий тихий след.