Николай Инюшкин ушел за ледоколами
Для таких случаев есть обязательные формулы: «В это невозможно поверить…», «Впереди были большие планы…». Формулы не подходят. Николаю Федоровичу вскоре должно было исполниться 90, и по большому счету все уже, конечно, было позади; в первую очередь – большая, красивая жизнь, насыщенная столь яркими событиями, что впору позавидовать.
Для таких случаев есть обязательные формулы: «В это невозможно поверить…», «Впереди были большие планы…». Формулы не подходят. Николаю Федоровичу вскоре должно было исполниться 90, и по большому счету все уже, конечно, было позади; в первую очередь – большая, красивая жизнь, насыщенная столь яркими событиями, что впору позавидовать.
В Дальневосточном рыбопромышленном техникуме – в самом начале 30-х годов прошлого века - он учился чуть младше Щетининой и всю жизнь оставался с ней на «ты», что в этом городе мало кто мог себе позволить. С 1933-го – штурман торгового флота, а с 1940-го началась та работа, которой Инюшкин посвятил всю свою жизнь. Летом того года вторым помощником капитана на паровом трехтрубном ледоколе Николай Федорович пошел в Арктику.
...…Арктика...… Как-то так получилось, что сегодня это понятие выпало из общественного сознания. В предвоенные годы здесь было средоточие героизма, этим словом бредили миллионы. Прогремевшие на весь мир полярники с СП-1, легендарный рейс «Челюскина» и зимовка его экипажа, спасшие челюскинцев летчики, которые стали первыми Героями Советского Союза. В такую Арктику пришел Инюшкин. Но не в поисках чего-то героического. Пришел, чтобы понять ее и себя, чтобы отдать ей 40 лет повседневного тяжелейшего труда.
Те, кто еще при жизни стал легендой, для него были коллегами – обычными людьми из плоти и крови: знаменитый Иван Папанин, легендарный Владимир Воронин - капитан того самого «Челюскина», Михаил Сомов – создатель первой советской антарктической станции, Михаил Готский – автор первого в мире учебника «Тактика ледового плавания», Юрий Хлебников, хлебнувший лиха в сталинских лагерях, а ныне звучащий именем с борта ледокола. Его учителя, друзья, соратники...…
Всю жизнь на ледоколах. Во время войны – в ледокольном обеспечении знаменитых конвоев PQ из Англии и Исландии на Мурманск и Архангельск. Тогда он получил свой первый орден. После войны уже не героическое, а вполне реальное хозяйственное освоение Северного морского пути. Впрочем, менее героическим оно от этого не стало. Штрих: в 50-х ежегодно по окончании навигации советское правительство и ЦК партии собирали в Кремле на совещание (с последующим банкетом) всех ледокольных капитанов. Впрочем, сколько их было-то, всех? Несколько десятков. Ведь даже в пору наивысшего расцвета, в 80-х, когда шло серийное строительство мощных атомных ледоколов, ледокольных капитанов в стране было значительно меньше, чем космонавтов.
Это были, есть и будут штучные кадры.
И среди них Николай Федорович... Инюшкин относился к элите высшей пробы. Это про него в Арктике, особенно в ее самом трудном для мореплавания, Восточном секторе гуляла такая поговорка: «Где всем хана – ему игрушки. Таков ледовый кэп Инюшкин».
Он участвовал в создании первой советской антарктической станции, в Арктике высаживал на лед дрейфующие станции «Северный полюс», руководил сложнейшими проводками караванов. Так, в начале 50-х, когда на Корейском полуострове заполыхала война, было принято решение перебросить с Северного флота на Тихий океан большое соединение надводных кораблей и подводных лодок. Подобного опыта не было в принципе. Инюшкин шел на флагманском ледоколе. Прошли все.
У Николая Федоровича была масса наград. К особо ценным, мне кажется, он относил звания «Почетный полярник», «Почетный работник морского флота» и «Отличник Аэрофлота». Последнее-то, казалось бы, откуда? Да оттуда, что на самолетах и вертолетах ледовой разведки Инюшкин столько часов «провисел» над «куполом», что, похоже, вполне мог сдавать на летчицкий класс.
...Я познакомился с Николаем Федоровичем в начале 80-х. Его трехкратное преимущество в возрасте никогда не позволит мне сказать, что мы дружили. Да и вызывал он уже в те годы не просто уважение, а какое-то благоговение. Держался между тем всегда предельно просто и благожелательно, с охотой делился знаниями, рассказывал массу удивительных историй, а при случае легко мог ввернуть к месту и соленое морское словцо, да причем так точно, что фразы его становились среди моряков поговорками.
Тогда же, в начале 80-х, я улетел в первую командировку в Арктику. Опыта, знаний, знакомств – ноль. Я спекулировал; в Эгвекиноте или в Анадыре, в Провидения или Певеке, заходя в любое «присутственное» место, говорил: «Мне рекомендовал к вам обратиться Николай Федорович Инюшкин…...». Нет такой проблемы, которая бы после этих слов не решалась.
Простите, Николай Федорович…
Он был влюблен в полярку и ледоколы. В 60-х к штурвалам встали его ученики. В 80-х – ученики его учеников. А теперь получилось так, что Арктика, по большому счету, никому не нужна. И ледоколы никому не нужны. Да и осталось их на бассейне – раз-два и обчелся.
И он умер.
Ушел за своими ледоколами…
Автор: Андрей ОСТРОВСКИЙ, «Владивосток»